Страница 7 из 24
– Кто тут?
Повернулся – стоит в двух шагах мужик, сам с бородой, а из-под балахона голые тощие ноги. Поп, не иначе! Принесло его!
Витек направил луч фонарика прямо тому в рожу – ну, точно поп, старик. А может, кто из обслуги?
Старик как забазлает:
– Сгинь, – орет, – нечистая сила!
Витя не сплоховал и на себя посветил фонариком. Тот как увидел черную одежду да куски шнурка, что на берете торчали, совсем ошизел. Крестится, орет не пойми что. А не уходит, стоит, как столб. Пришлось применить прием, дал раза ребром ладони по шее, тот – с копыт. А Витя – на улицу, через кладбище – бегом. По дороге остановился завязать рюкзак, слышит – в деревне собаки залаяли. Побежал. А лай все ближе. Потом вдруг колокол ударил. Никак старый лох мало получил, очухался? Или кто еще зашел, увидел попика на полу, поднял хай… Витек пустился со всех ног, плюхнулся в какую-то лужу, промочил кроссовки, да не до них. Колокол так и грохочет, собаки лают. Кто-то еще орет, но далеко. Неужели придурки самого черта не испугались, вот темнота!
Только где уж им догнать Витька! Вот уже и родной участок. Запыхавшись, открыл Машину. Не успел закрыться изнутри – откуда ни возьмись шавка какая-то. И главное, молчком подобралась, сучара! Хвать за ногу. Витя ее отшвырнул, захлопнул дверь, нажал на что надо. Ф-фуу! Поехали.
С тех пор Витек всех собак ненавидел, самым любимым его произведением был на всю жизнь рассказ про Муму. Хороший рассказ, все правильно, топить их, сук!
На даче он отоспался, до того устал, что даже не переоделся, только скинул мокрые кроссовки и носки стащил. А костюм подсох, пока Витя бежал. Проснулся в одиннадцатом часу, родители, небось, уже беспокоятся – ну, сколько можно катать девушку? Позвонил Маринке к Лехе этому самому, а она и рада, что поздно, – последнюю страницу дочитывают. Книга – блеск! Жалко, нельзя копию снять, такую бы иметь – все правда. Ну-ну…
Витек сказал, что через час будет. Переоделся в нормальный костюм, заехал, довез до дома. Решили доложить родителям, будто катались до восхода солнца, а потом придумали забрать Савелия, чтобы и он увидел эту красоту. Отвезли в Лахту, к заливу. То-то он был счастлив, бедняга.
– Главное, погода-то какая, небо чистое, голубое! Какую человеку радость доставили. Божеское дело, – это Витина мамаша умилялась. Видела бы, что за погода была там… Витек только хмыкнул, уплетая оладьи, что мать напекла ему к завтраку. Спросил: "И давно ты о Боге стала думать? Вроде, вы с отцом всегда атеистами были". Мать задумалась, потом ответила, что, наверное, Бога все же нет, а хорошо бы, чтоб был. Помирать не так страшно. Если, конечно, грехов больших нет. "А какие у меня грехи?"
Грехи… Витек отшвырнул тарелку и вышел из-за стола. Обозлили его эти сопли-вопли.
А Маринкины родители никаких с ней разговоров не вели – Гурвич давно ушел в свою комиссионку, а мамаша еще не вставала, она всегда до двенадцати спит, а потом еще кофе пьет в постели – говорят, завтракать в постели за границей модно.
Сбыть иконы оказалось довольно просто, помогли друзья Марины. Собрали в котельной у патлатого Лехи целую комиссию, даже искусствоведа привели, настоящего, из Русского музея.
Витек расставил и разложил иконы. Смотрели, обращая внимание даже на обратную сторону. Что-то между собой бормотали – "доски", "рублевская школа", качали головами. А искусствовед, когда дошло до той иконы, что лежала посреди церкви на тряпке и которую Витек назвал для себя Мадонной, аж позеленел:
– Господи… Да это ж…
И быстро-быстро заговорил о какой необыкновенно ценной Богоматери чудотворной, которую ищут уже больше века, – не то уничтожили большевики, когда жгли храмы, не то похищена грабителями, одним словом, этой иконе цены нет, ее бы в музей, там – с руками… И запнулся. Помолчал. Потом сказал, что у музеев сейчас и денег таких не найдется. А жалко – до слез!.. Но, если честно, и предлагать ее музею опасно – могут начать копать, что да откуда. Так что с душевной болью он все же советует отнести икону перекупщику (и назвал, какому), тот продаст коллекционеру, лучше всего – за рубеж. Почему лучше? А потому, что там она рано или поздно попадет на какой-нибудь аукцион, тогда наши, глядишь, и выкупят. Если опять же, поднатужатся со средствами.
После "конференции" дернули портвейна – первый тост у них был Витьку не совсем понятный: "за успех нашего безнадежного дела". Свои дела он безнадежными вовсе не считал. Тут один художник, длинный и тоже лохматый, не хуже Лехи, сказал, что лично ему ничуть не жалко, что икона не достанется государству. Мало они церквей поразграбили да порушили? А скольких священников расстреляли? Пусть лучше простой человек (это Виктор) поимеет выгоду, чем для них стараться. Искусствовед заспорил было, что в музее икону увидят миллионы простых людей. А не начальники, им на иконы плевать. Но его живо вырубили, сказав, что начальству искусство нужно не затем, чтобы им наслаждаться, а для его, начальства, престижа. Марина тоже была за то, чтобы продать в частные руки.
Когда все разошлись, получив обещание, что после сделки Витек им поставит ящик коньяку, и они с Мариной шли вдвоем по улице, Витя спросил осторожно:
– А они… твои… Не заложат?
– Ты что!? – так и взвилась Маринка. – У нас доносчиков нет. Ребята проверенные, иначе и я бы давно сидела. За книжки.
Витек не очень поверил – среди такой оравы один стукач да найдется, и на Маринкином месте он не был бы так уверен в собственной безопасности. Но промолчал – чего ее пугать да обижать. Она за своих дружбанов глотку готова порвать, хоть вообще-то спокойная.
И права оказалась Марина – обошлось. Иконы по одной-две отнес Витек знакомым перекупщикам, а ту, главную, – тому, кого искусствовед посоветовал. Тот на других не похож – культурный такой старичок, с профессорской бородкой. Товар обглядел, только что на язык не попробовал. Попросил оставить на два дня – он еще кое с кем посоветуется. Ценность, конечно, огромная, но… Средства изыщем. Уходя, Витек хотел было попросить у старичка расписку на товар, но не успел и рта раскрыть, как тот сам сообразил и сказал, что он бы с удовольствием, да не стоит оставлять никаких документов. "У нас все – на доверии". И недоверчивый вообще-то Витя ему поверил.
Деньги за всю партию Витек получил большие и положил на несколько сберкнижек. Старичок заплатил долларами. И сказал, что это, конечно, очень опасно – за хранение валюты сроки дают. Зато надежнее. С рублем что угодно может случиться, а доллар – он и в Африке доллар. Хранить валюту лучше не дома, так что, дескать, подумайте.
Половину зеленых Витя спрятал все-таки дома, среди книг по товароведению, а вторую часть отвез на дачу, слетал в прошлый век, к молодой елочке, и добавил свое богатство в Маринкин тайник. Выходя из гаража, опять с удовольствием посмотрел на старуху ель, уж ее-то столетние корни не сдадут, никаким гебистам не добраться!
Витек стал теперь богатым человеком. Ящик коньяку художникам он, конечно, проставил, но на это ушли – смешно подумать! – гроши по сравнению с тем, чем он теперь владел. А денежки, между прочим, мертвым грузом лежать не должны, особенно наши, которые кое-кто уже начал называть деревянными – в отличие от зеленых. То, что деньги надо пускать в дело, это он еще от отца усвоил. Главное, никаких инструкций старший Громушкин сыну не давал, а точно в атмосфере домашней это было разлито. Или – гены? Черт знает, не в том суть, обдумывать такие бесполезные вещи Витя не любил. Он думал о том, как распорядиться тем, что приобрел. И додумался до одного плана. Только осуществить его было не просто – это вам не чертом по церквям лазить! Да и вообще бегать от собак ему очень не понравилось. Нет, все должно быть законно, надо только шариками-роликами в башке хорошенько пошевелить.
Слышал Витек от своих приятелей-коммерсантов, что сейчас в большом ходу старинные книги, коллекционеры-библиофилы удавиться готовы за них. А где берут? Да у всяких выживших из ума, к тому же ставших, выйдя не пенсию, нищими, профессоров, вроде соседа, с чьим сыном дружит сестра. Те, оказавшись на мели, продают старые книжки недорого. А можно, если старик одинокий или, еще лучше, его вдова, которой книги эти нужны, как зонтик рыбке, подольститься, войти в доверие, помочь, если надо, – подкинуть, там, продуктов, лекарство достать дефицитное, да мало ли что. Так вот, в этом случае можно добиться, что тебе отпишут все имущество – и книги, и мебель антикварную, и посуду. А это все идет за хорошие денежки, Гурвич как раз недавно говорил, что в своем магазине продает, в основном, антиквариат. И очень, очень неплохо идет.