Страница 3 из 38
— Так, — неохотно сознался афран. Наверняка в обществе высших каст, где он до этого вращался, даже говорить от этом считалось неприличным. Любопытно было бы узнать, за что он осужден… Но это считалось неприличным уже здесь.
— Что ж… По сравнению с каторгой пехота — не такой уж плохой выбор.
— Я не выбирал.
— Но сейчас у тебя есть такая возможность.
Мовай смотрел непонимающе. Какая еще возможность? Разве путь его уже не предопределен раз и навсегда?
— Уж коли ты угодил в пехоту по этой категории, — объяснил хонниец, — то выбор у тебя есть. Правда, небогатый — например, пойти в обслугу…
— Или? — не выдержал Мовай.
— Или в мое отделение.
— У вас свое отделение? — с непосредственностью молодости поинтересовался юноша.
— А как же! Самое отдельное из всех… — Антор иронически усмехнулся. Отделение, которого нет… Вернее, которое состоит из него одного.
Не утруждая себя дальнейшими объяснениями, он развалился на койке, всецело сосредоточившись на переваривании пищи. Разговор окончен. Дальнейшее уже не его дело… Но он чувствовал, что не совсем честен перед собой. Две страшноватые буквы — ТР, так и не были произнесены вслух…
— Насколько я понял, — задумчиво сказал Мовай, — выбор у меня действительно невелик…
— Угу, — подтвердил Антор, глядя в потолок. Прозябать в обслуге или погибнуть — вот и весь выбор. Вероятность третьего исхода настолько мала, что ее можно не учитывать. Но именно из-за этой призрачной надежды отвергнутые обществом все еще шли в телепатическую разведку. Ведь судом определяется срок — пять лет. Это ровно в пять раз превышает срок стандартного контракта…
Слова «штрафник» и «Т-разведчик» давно уже стали синонимами — по какому-то странному совпадению именно те, кто выламывался из общего строя верноподданнической дисциплины, наиболее подходили для этой работы. Конечно, без всякого принуждения…
Транслятор вдруг ожил — издав вначале какое-то сиплое клохтание, он затем произнес голосом капитана Прэгга: «Внимание всем… Доброе утро, подонки! Через десять минут встречаемся на главной грузовой палубе. Вещи с собой. Все!»
Затрещав, транслятор выключился, и в каюте воцарилась неуютная тишина. Первым ее нарушил Антор:
— Если решишь присоединиться — найдешь местечко в строю рядом со мной. Пока! — и, рывком поднявшись, вышел из каюты.
Глава 3
…Обширная, плохо освещенная грузовая палуба была пустынна, и голос капитана разносился по ней, не встречая препятствий. Слова отскакивали в темноту и обрушивались оттуда гремящим водопадом:
— Вы — засранцы, и только! Вы быдло, пушечное мясо — надеюсь, я понятно выразился? — Прэгг на миг остановился, повернувшись к куцему строю, и смерил его взглядом. Затем продолжил свою прогулку, припечатывая каждую фразу тяжелым ботинком.
— В школе вас кой-чему научили. И кое-кто, наверное, уже возомнил себя солдатом Федерации. Но до настоящих солдат вам еще далеко, очень далеко… — капитан притворно-сочувственно покачал головой. Речь его текла по раз и навсегда проложенной колее — смесь чугуннолобой солдафонской и самого беззастенчивого шаманства. Вот и сейчас — неожиданно повернувшись, он завопил голосом спортивного комментатора в кульминационный момент:
— Вы, скоты!!! Половина из вас не проживет и месяца — и мне плевать на них, понятно!!! Выживут лучшие — те, кто лучше всего сумеют убивать! Убивать, убивать!!! — лицо его побагровело, мгновенный ток этого напряжения пробежал по строю, — Всех этих вонючих выродков — беотов, марлов, сиргов! Всех этих лигийских нелюдей!
Передохнув, он закончил торжественно и непререкаемо:
— Галактика должна принадлежать настоящим людям. А я сделаю из вас настоящих людей, или вышибу из вас дух! — проорал он остервенелым тоном, искусно нагнетая нужную атмосферу. Известно, новобранец должен быть мокрым от страха — не перед врагом, а перед собственным командиром. Страх можно победить еще большим страхом — на первых порах. В дальнейшем должен помочь опыт.
…Накачка проходила успешно. Гулко разносящийся под металлическими сводами голос капитана вкупе с его зловещим обликом делали свое дело — священная традиция космической пехоты соблюдалась неукоснительно. Антор стоял на правом фланге короткого строя в умеренно-расслабленной позе, издалека смахивающей на стойку «смирно», и дремал с открытыми глазами, как это умеют делать лишь настоящие ветераны. Гремящая риторика его никак не задевала. Все это он уже слышал не раз, в разных вариантах и в разном исполнении, но суть-то одна, а она его не слишком вдохновляла.
Локтем он чувствовал крупную дрожь, сотрясавшую соседа. Скосив глаза, он мог увидеть усеявшие смуглое лицо бисеринки пота и вздувшиеся желваки на скулах — Мовай Нга стискивал зубы, чтобы те не стучали.
Капитан, наконец, закончил речь, и, переведя дух, с довольной улыбкой на жестком лице оглядывал дело рук своих. Пройдя вдоль шеренги окоченевших в испуге новобранцев, он поймал взгляд хоннийца:
— Еще один «Вечный»? — кивнул он на его соседа.
— Так точно! — серьезно ответил Антор. Лицо его оставалось бесстрастным. Прэгг повернулся к новобранцу и несколько мгновений сверлил его тяжелым взглядом. Спросил резко, как выстрелил:
— Имя?
— Мовай Нга, 407! — без запинки отозвался тот. Голос звучал глуховато, но, в общем, достаточно четко. Капитан довольно перекосился — сколько раз случалось, что после подобного обращения давились собственным языком.
— За что осужден?
— Четырнадцатый пункт Общего Кодекса — невыполнение приказа.
Капитан удивленно вскинул бровь:
— Ты не выполнил приказ? Почему?
— Н-не смог… — выдавил из себя Мовай, опуская голову. Лицо капитана вновь приняло жесткое выражение:
— Ты правильно выбрал, где служить, Мовай 407, — сухо сказал он, и, повернувшись на сигнал причальной сирены, бросил Антору через плечо:
— После прохождения тестов представить на утверждение. Все!
«Все…» — мысленно повторил Антор. Сирена надрывалась, вызывая досаду своей ненужностью — все кончалось… и все начиналось опять, в который уже раз.
…Палуба обрывалась во тьму — люди невольно жались друг к другу на краю бездонного провала, хотя разум говорил, что их отделяет от него скорлупа прозрачной брони. «Вот он», — произнес кто-то вполголоса. Легкое движение, и все вновь замерли, устремив взгляды в одном направлении. Из глубин космоса к ним двигалось что-то несуразно-кособокое, как подпаленный на огне паук, только белого, слепяще-белого цвета… Молчание стыло болотным туманом, пробирая дрожью до самых костей — десятки глаз напряженно всматривались в приближающееся чудовище, которое отныне будет их домом… их единственной надеждой выжить. Но надежда жить основывалась на смерти. Этот громадный белый корабль — продукт многих поколений человеческой мысли, направленной на уничтожение, и изящно изогнутые конструкции заключали в себе смерть в самых разнообразных видах, формах и упаковках. Среди этой смерти кое-как размещалось сто сорок человек экипажа и три тысячи десантников — все вместе называлось «Гром», десантный крейсер II галактического класса.
— Первая десятка, к выходу! — громыхнувший динамик вывел людей из оцепенения, они ожили, зашевелились, заговорили — но как-то замедленно, словно нехотя. Говорить громко или смеяться казалось кощунством, словно происходящее было какой-то церемонией со скрытым от непосвященных смыслом…
Миг стыковки произошел в торжественно-ритмичном лязге, мрачно вызвонившем по всем закоулкам транспортника. В наступившей тишине голос прозвучал ватно и невыразительно:
— Пора… — Антор погасшим взглядом скользнул по своему спутнику и направился к рубиновой звездочке выхода. Оторвавшись от зрелища причалившего крейсера, Мовай послушно качнулся следом — гравитация здесь не регулировалась, и люди на своих магнитных подошвах напоминали воздушные шары на привязи.
…Шагая сквозь изморозь переходного тамбура, Антор чувствовал, как с каждым шагом в нем замирает жизнь. Все возвращается на круги своя. Вот его круг — жизнь как во сне до следующего отпуска. Нет, скорее как в непрерывно тянущемся кошмаре, от которого невозможно избавиться — разве только вместе с жизнью… Но из всех он выжил один. И живет — отравленных страхом, с расшатанными нервами, с приступами неизвестной болезни… Секрет? Он прост — чуткость Т-разведчика невероятно обостряет все тот же инстинкт самосохранения, так заботивший специалистов. «Это страх… да. И ты — сплошной комок отчаяния, вздрагивающий от малейшего прикосновения. И всю-то нашу службу, будь она проклята, надо бы назвать просто — службой страха…»