Страница 8 из 14
Потом художница снова оборвала себя, снова пила. Наконец купила уголь для рисования – и ни одной валентинки – и ушла, ни слова не сказав о том, кто были люди, которым она подписывала открытки, и что было в послании от Ну-и-парня, так её поразившем. Алиса даже вышла из-за прилавка проверить пол, но на нём не осталось ни клочка бумаги от порванного конверта, ни кусочка картона от открытки.
В общем, история приняла дурной оборот, и Алиса очень расстроилась за акварельную девушку и за недотёпу, который даже не смог нормально извиниться. Хуже всего было думать, что на том история с акварельной девушкой и закончилась. Алиса отчего-то была уверена, что художница больше ни разу не покажется в «Фонарике»… Оставалось только увидеть, каков будет конец истории со стороны Ну-и-парня. За неделю, прошедшую до того, как он появился в магазинчике, Алиса успела придумать таких концов штук десять. Один был даже с самоубийством в японском духе – Алиса сама испугалась и мысленно закрасила такую концовку ручкой, плотно-плотно, начерно. Говоря короче, Алиса так себя накрутила, что, появись Ну-и-парень позже хотя бы на день, она бы ринулась ему навстречу с альбомом для рисования поувесистее и устроила бы безобразную трёпку. Но ровно через неделю её душевных сил хватило в ответ на его «Добрый день!» кивнуть и сказать: «Здравствуйте». Хотя, конечно, она не смогла не сопроводить приветствие своим фирменным выразительным взглядом. Сами подумайте, кто бы здесь удержался?
Но, как мы уже говорили, Ну-и-парень был невосприимчив к намёкам. Алисе он улыбнулся как ни в чём не бывало и даже протянул коротко обрезанную чайную розу и плитку шоколада. Алиса не протянула за ними руки, и тогда парень просто положил их на прилавок.
– Скажите, пожалуйста, та девушка, маленькая блондинка, уже приходила к вам? – спросил он.
– Да уж… Приходила, – сказала Алиса и вздёрнула подбородок, оставив надежду, что одного только взгляда будет достаточно, чтобы пронять бесчувственного юношу.
– Как замечательно! Вы ведь не забыли передать ей конверт? Правда же?
– Да уж… Не забыла!
– И она… не написала ответа?
– Она сказала, что это очень унизительно.
Парень оторопел.
– Что же там было унизительного?
– Не имею ни малейшего понятия, – отрезала Алиса, – это ведь вы открытку подписывали, а не я. Но только я успокаивала девушку полчаса. Она очень, очень расстроилась. А это, чтобы вы знали, настолько хорошая девушка… Что тут уже третий день люди приходят, волнуются, куда она пропала и не заболела ли. Вот!
Алиса помахала перед носом Ну-и-парня открыткой, подписанной одним из взволнованных посетителей. Таких открыток в уголке за бортиком прилавка у неё лежало около десяти штук. Все они предназначались акварельной девушке. И все надписи на них начинались с обращений вроде: «Милый друг». За прошедшие со Дня святого Валентина полнедели в магазинчик зашли по очереди несколько пожилых дам и мужчин, одна девочка-подросток и молодой человек с сильным ожогом лица. Каждый из них пытался расспрашивать о каком-то постоянном посетителе и рассказывал, как поддерживали, как грели душу открытки неизвестного, который каждый год находил новые тёплые слова… Каждый купил и надписал открытку и оставил её Алисе со словами – вдруг неизвестный найдётся. Об этом обо всём, не вытерпев, и рассказала в красках посетителю Алиса.
А тот очень внимательно слушал, даже перегнулся через бортик и поглядел на стопку открыток справа от кассы. И, когда Алиса выдохлась, сказал только:
– Понятно. Кушайте шоколадку, это было от чистого сердца, а не из жалости, могу вас уверить.
Развернулся и ушёл. И слава богу, потому что ещё немного, и Алиса бы рассказала, как все эти люди поняли, где им искать неизвестного друга. Дело в том, что акварельная девушка каждый раз покупала те открытки, которые Алисин шеф заказывал полиграфистам по её рисункам. Такие открытки во всём городе продавались только в «Фонарике», о чём, конечно, было с гордостью на открытках указано – вместе с адресом магазинчика и фамилией художницы. «В. Пакаринина». Не самая частая фамилия. Если бы только Алиса сказала, что открытки нарисованы акварельной девушкой, вычислить её адрес было бы, пожалуй, нетрудно.
А акварельная девушка, конечно, больше не показывалась. Ну, как… Ещё несколько дней.
Когда художница наконец пришла в магазинчик, то скорее влетела, чем вошла; девушка так бежала, что у неё даже капюшон с головы слетел, и стало видно, что волосы у неё короткие и очень-очень светлые, ещё светлее, чем казалось. Глаза сверкали – как оказалось, от ярости. На Алисино приветствие акварельная девушка ответила самым настоящим воплем:
– Как вам не стыдно! Это же противозаконно! Где ваша совесть?! Как вы вообще посмели рассказывать мой адрес посторонним?!
Алиса, конечно, обиделась. Ведь, как мы знаем, она очень легко могла рассказать Ну-и-парню (а тут он, сразу стало ясно, был замешан), какое на самом деле акварельная девушка имеет отношение к магазину и где можно посмотреть её фамилию. Но не стала! А уж тем более адрес выдавать!.. Но девушка не успокаивалась.
– А кто, кроме вас, мог мой адрес дать? Где, кроме как из договора с магазином, вообще можно было узнать мои имя и адрес?! Никто, кроме вас, моего имени здесь не знает!
– Я вашего имени не знаю, – спокойно ответила Алиса. – И договора на открытки не видела, он хранится дома у директора. Я не знаю, где ваш посторонний мог добыть имя и адрес…
– Я знаю! – раздался вдруг голос от двери.
Конечно же, это был Ну-и-парень. По волшебному совпадению именно в этот момент он вошёл в магазинчик.
– Я проследил за вами. Прямо сейчас – от дома. А раньше – сумев… случайно… снова увидеть вас на улице и до подъезда. Не кричите, пожалуйста, на ни в чём не повинную продавщицу. Я гораздо больше достоин вашего гнева. Вы знаете, что, когда вы сердитесь, у вас в глазах появляются голубые искры? Это очень красиво.
Акварельная девушка куснула нижнюю губу.
– Вот как? А моё имя вы как проследили? Там, на асфальте, прямо под моим окном, моё имя написано ВОТ ТАКИМИ БУКВАМИ! И, чтобы вы знали, после «будь моей» надо ставить запятую, потому что «Валентина» – это обращение! И именно «Валентина», а не «Валентиной». Безграмотно, пошло… И как, как, как вы узнали моё имя?! Это точно были вы, я вас из окна видела, когда вы там с краской стояли.
Ну-и-парень вынул из кармана куртки баллончик и потрясённо посмотрел на него.
– О боже! Я вообще не думал, что можно прочесть мою надпись так! Я просто подумал… Я же не знал, что вас зовут Валентиной. Честно! Я, когда писал… Это же обычай такой, на День святого Валентина. Если девушка нравится, ей говорят: «Будь моей валентиной». Ну, и наоборот. Будь моим валентином, если парню… Слушайте, я сегодня же закрашу! А для вас нарисую цветы. Только, пожалуйста… будьте моей валентиной?
Акварельная девушка молчала. Она явно растерялась и опустила голову, глядя в пол.
– Я вам совсем не нравлюсь? Совсем-совсем? Если не нравлюсь, я не буду докучать, честное слово. Вы мне только скажите. Но только твёрдо. Наотмашь. Не жалейте, если что. Ну?
– Без понятия. – Голос художницы снова стал спокойным и сухим, почти таким же, как всегда. – Я же горбунья. Я всегда смотрю вниз. Я не вижу вашего лица, я не могу его рассмотреть. Так-то.
Кто бы мог подумать, но Ну-и-парень словно обрадовался: аж просиял.
– Это не проблема, честное слово… Главное, правильно встать! И всё будет замечательно.
Алиса, конечно, решила, что сейчас он поднимет девушке подбородок – ну, как в кино.
А Ну-и-парень спрятал баллончик в карман и встал на одно колено. И взгляды их с художницей Валентиной встретились. И оба они стояли, и улыбались, и молчали, и непонятно, как это вышло, но держались за руки, а Алиса глядела на них и очень-очень жалела, что совсем не умеет рисовать и не может нарисовать этих двоих. Потому что получилась бы, наверное, самая нежная картина на свете.