Страница 7 из 46
Таким порядком они миновали кордон на сотом метре. Четверо часовых узнали своих, поприветствовали группу. Никто не промолвил ни слова, а значит, и говорить было не о чем – ничего экстраординарного за время дежурства не произошло.
Десять, двадцать, тридцать минут единственными звуками оставались их мерные шаги.
Шли молча. Начнешь в этом месте разговаривать – пиши пропало. Иной еле слышный шум, если его вовремя не уловишь, может потом таким обернуться… Дальше-то, за Соколом и за Аэропортом, все вроде спокойное, обитаемое. Динамо вообще промышленный центр – на все Метро кожаные куртки шьют. На Белорусской только вот сменился режим, и творится сейчас черт-те что… Но людей, вроде, пока и там не вешают. Пройти бы, в общем, первый туннель…
Нормально. Отлегло.
Миновали Сокол и снова замелькали чугунные тюбинги: серый, черный, серый, черный…
Тень, свет, тень.
Как в черно-белом кино. И вдруг кроваво-красным пятном…
Анатолий первым заметил надпись, сделанную поперек свода туннеля темно-красной краской. Фраза «Кто здесь не верит в Зверя?!» в точности повторяла изгиб потолка, и сделавший ее шутник готов был разбиться в блин, чтобы не слишком отклониться от идеальной параболы. Анатолий этих стараний не оценил и с тревогой посмотрел на ребят, но те если и заметили надпись, то не придали ей большого значения. Зверей в Метро хватало, причем бо́льшая часть их ходила на двух ногах.
Луч фонарика выхватывал из мрака полукруглый свод, стены с торчавшими из них ржавыми кронштейнами, на которых покоились вены и артерии Метро – кабели в толстой изоляции, трубы самых разных диаметров. Они сходились, расходились, сплетались, ныряли по отдельности в бетонный пол и вновь соединялись, чтобы разделиться на более тонкие провода и заползти в развороченные силовые щиты с бесполезными и никому уже не нужными рубильниками.
Много лет все эти бесчисленные коммуникации бездействовали, но означало ли это, что кровь Метро перестала течь по его сосудам и затаившийся под землей громадный зверь умер, а теперь медленно разлагается? На первый взгляд все так и выглядело, но если не довольствоваться беглым осмотром, а присмотреться внимательнее, то картина становилось совсем другой. Зверь не умер, но, как и вся прочая живность, он мутировал. Катастрофа заставила эволюцию свернуть и продолжить движение по иному пути. Кабели и трубы, бывшие жилы Метро, сгнили и атрофировались.
Теперь носителями жизненной энергии Метро стали его обитатели – люди и новые существа, неизученные формы жизни. А артериями стали сами туннели. По ним текла новая кровь Метро. Значительно медленнее, чем раньше, и не так ритмично, как в лучшие годы, но все же текла. Сгущалась на жилых станциях, постепенно иссыхала там, где никто не жил. Жизненные циклы Метро замедлились, но оно продолжало жить и развиваться…
В нем теперь разворачивалось соревнование: человек против новых созданий. Причем никаких гарантий того, что именно человек победит в этой гонке, не было. Первый приз в этом соревновании достанется сильнейшему, но не обязательно бывшему венцу творения.
От размышлений Анатолия отвлек тихий разговор. Так было всегда. Вхождение в туннель было своеобразным ритуалом: все хранили молчание и были сосредоточены. Однако не проходило и часа, как молчание становилось невыносимым, бдительность притуплялась. Потому-то и невозможно молчать, что слишком страшно, эта глухая темнота прямо-таки тянет тебя за язык. Тогда-то и начинались откровенные беседы-рассказы. Обстановка была располагающей: тихонько болтали о всяческой дьявольщине; о жутких происшествиях с участием всевозможных привидений, сотканных из туннельного мрака чудовищ и конечно же мутантов.
В Метро нынче уже все, наверное, чуть-чуть мутанты. Радиация потихоньку просачивается с поверхности и травит, корежит людей. Недавно вот встретил Толя мутанта настоящего… Мальчугана лет десяти, попавшего на Войковскую вместе с матерью. Никого пожирать мальчик не собирался. От обычных людей он отличался только лишенной волос головой, по-стариковски глубокими морщинами на лице и лишним, шестым пальцем на левой руке. Во всем остальном парень выглядел и вел себя, как обычный ребенок. Наверняка он бы с бо́льшим удовольствием сошелся с войковскими сорванцами, пошалил с ними вместе, но те не спешили принимать пришельца в свои ряды и только упорно лезли рассматривать его уродливую руку. Мальчик жался, прятал ладонь за спиной, а Толя смотрел за жестокой детворой и думал, что в искусстве сотворения чудовищ природе никогда не угнаться за людьми.
Анатолий взглянул на Никиту и повеселел; стрелка на дозиметре его настроения подскочила сразу на несколько делений. От образов лощеного офицера и брезгливого мужичка в гражданском не осталось и следа. Туннель сделал свое дело, стер с облика Никиты все лишнее и напускное, обнажив его мелкую сущность. Выражение лица перебежчика было таким, словно он собирался вот-вот расплакаться. В маленьких глазках поселился страх. Никита беспрестанно оглядывался, всматривался во мрак и прижимался к Анатолию плечом. Ботинки с чужой ноги успели натереть Никите пятки: теперь вдобавок к остальным бедам он начал сильно прихрамывать. Как же он на Войковскую-то один добрался? И опять Анатолию показалось, что Никита страдает с преувеличенным старанием.
Если бы на его месте был кто-то другой, Анатолий обязательно сделал бы короткий привал, но к гостю с Дзержинской он не испытывал жалости. Безумные ученые со своими сатанинскими опытами (или, наоборот, ученые с очень холодным и расчетливым умом) были послушными орудиями в руках таких вот неприметных толстячков. Чтобы экспериментировать над живыми людьми, всегда нужна политическая воля.
А может, Анатолий заблуждается на счет этого тюфячка? Никита, несмотря на внешность слабака, на повадки хитреца и на погоны палача, в боевых условиях мог оказаться отличным парнем. Толю заело чувство справедливости, будь оно неладно. Он открыл рот, собравшись хоть как-нибудь подбодрить перебежчика, но его отвлек шепот Кольки.
– Безголовые мутанты? Не верю я в эту чушь, – говорил он кому-то невидимому в темноте. – И раньше не верил, а после того, как мне одна книжечка в библиотеке на Водном попалась, точно знаю, никаких безголовых мутантов не существует. Книжка та называлась «Хексенхаммер». В переводе – «Молот ведьм». Средневековое руководство по борьбе с ведьмами и колдунами. Ерунда, в общем-то. Но кое-что интересное я там вычитал. Какая-то там ведьма на допросе призналась, что в колдовских обрядах ей помогали черный кот и безголовый ребенок по имени Уксусный Том. Слова про этого безголового ребенка ей вместе с ногтями выдирали, или на дыбе из нее вытягивали. В здравом уме человек такого придумать не может. Думаю, у нас либо кто еще «Хексенхаммер» прочел и распустил по Метро байку о безголовых мутантах, либо под пытками сморозил.
Кольке никто не ответил. Он кашлянул и тоже затих. Навалилась тишина.
Прошли кордоны Аэропорта – сытого, довольного, прихрюкивающего вместе со всеми своими свиньями. С Аэропортом и с Динамо у Батьки были личные договоренности: он их не грабит, а те, если надо, пропускают его бойцов на операции. Так и сейчас: шепнули правильное слово командиру дозора, тот понимающе кивнул, и часовые расступились. Пытались как-то тут нарушить уговор, и тогда вместо челноков с товарами на Аэропорт хлынули гуляйпольские тачанки. Утряслось…
Отряд снова ушел в туннель. Миновал четвертый ходок по правой стороне. Получалось, что половина пути осталась позади. Толя оглянулся, проверяя, чтобы никто не отстал. Необходимости кого-то подгонять не было. Диверсанты двигались цепью, в полуметре друг за другом.
Еще полчаса прошло в тихих перешептываниях. Анатолий считал шаги, отслеживал сплетения кабелей. Где-то сейчас будет пятое ответвление… Сейчас… За этим изгибом туннеля.
Никита, приободрившийся было на станции, теперь совсем раскис от боли в ногах и жалобно постанывал. Анатолий хотел его приструнить, но вдруг замер. Впереди отчетливо послышалось странное шуршание и похрустывание. Вот оно…