Страница 4 из 13
– Выбери другую специализацию. Ну, там, окулист, терапевт…
– Чем плохо – хирург? – не понимала Глаша.
– Ты выбрала самое ответственное дело, не дающее ни малейшего права на ошибку. Да с твоим-то подходом к делу ты просто сгоришь на работе! Мне жалко тебя, – беспокоилась за подругу Анастасия.
– Нет, я выбрала правильно. Это – моя специализация, – заупрямилась Глаша.
И у нее действительно получилось – она стала самым молодым оперирующим хирургом, которому доверяли сложные операции. У нее было мало осложнений и совсем маленькое «кладбище», которое есть у каждого хирурга.
А вот с личной жизнью у Глафиры не сложилось вовсе. Поклонников у нее не было никогда. Внешне-то девушка была весьма привлекательна, но слыла странной и нелюдимой, и это никак не придавало Глаше привлекательности в сексуальном плане. И потом, избранная профессия, очень серьезная, отнимала практически все силы. Да и общительней она не стала. Работа – дом, дом – работа, вот так складывалась ее жизнь.
Мужчины, окружавшие ее в клинике, относились к Глафире как к коллеге, не видя в ней женщину, и даже побаивались ее. Дома же она была одна. Других подруг, кроме Насти, не появилось. Ее судьба не была щедрой на подобные подарки.
Настя жила в Москве, Глаша – в областном городе, но они встречались раз в месяц, приезжая друг к другу в гости. А когда широкое распространение получили компьютеры и Интернет, Насте пришлось снова преподать подруге уроки – на сей раз овладения компьютером, чтобы можно было переписываться по электронной почте, рассказывая, как прошел день. Для Глафиры это обучение стало еще одним серьезным испытанием – она жутко терялась перед «серым ящиком», как молодой хирург называла компьютер. Настя же возмущалась:
– Да что здесь сложного? Надо же, человек делает сложнейшие операции и не может нажать на пару кнопок! Вот уж действительно ничего не меняется!
Но, хотя и с горем пополам, Глаша все же научилась пользоваться и Интернетом, и они стали общаться еще и по Сети. Настя чувствовала свою ответственность за судьбу подруги, поскольку знала ее характер, а потому провернула одно дельце. В очередной раз, когда Глафира приехала к ней в гости в Москву, в квартире очень кстати оказался некий Дима, двоюродный брат одного из ухажеров Насти. Мужчина был свободен и не прочь познакомиться с порядочной и симпатичной женщиной. Дима очень старался, вел себя обходительно и учтиво. Глаша, которой ухаживания были в новинку, растерялась и очень быстро согласилась выйти за него замуж. Сказался еще, конечно, напор общественности в лице Насти: мол, давно пора! Глафира потом уже поняла, что вовсе не от любви, не от сердца, а как бы в попытке использовать единственный представившийся шанс стать такой же, как все.
Брак, конечно, не удался. И это еще мягко говоря. Дима оказался жутким гулякой. Причем привычек своих не оставил и изменял Глаше налево и направо. На ней же женился, как он выразился, из-за того, что подобных динозавров никогда не встречал. Все женщины казались ему доступными, а тут такая скромность и в столь неприличном возрасте – в двадцать шесть лет. Глаша не сразу обо всем догадалась, тем более что частенько пропадала на ночных дежурствах в больнице. Глаза ее открылись лишь года через три и как-то сразу, чему способствовали обнаружение чужих трусиков под супружеским ложем, наглый взгляд супруга в ответ на вопрос, откуда они взялись, и случайно подслушанный разговор двух мужчин-коллег в ординаторской.
– Так жалко Глафиру! Такая достойная женщина, человечище с большой буквы, замечательный хирург! Я и представить рядом с ней ни одного мужика не могу, никто недостоин, все мелковаты как-то. И возле нее пригрелся такой подонок! Он же просто топчет ее! Почему она ничего не видит? – возмущался хирург Валерий Николаевич.
– А так всегда и бывает. Порядочным, приличным людям достаются такие вот типчики. Он же изменяет ей налево и направо! Даже тут, в больнице, пока встречал жену, уже всех медсестер переметил. Стыд какой… Но Глафире не буду говорить, не хочется расстраивать человека, – отвечал анестезиолог Максим Юрьевич.
Тогда-то и поплыло изображение больничного коридора перед глазами Глаши. Она в этот день не смогла прооперировать ребенка и вечером устроила Дмитрию «разбор полетов». Поначалу супруг отпирался, изворачивался как уж, а потом, припертый к стенке репликой Глаши, что она ему скальпелем отрежет все его хозяйство, как только он заснет, рассказал всю правду. Потом долго и нудно просил прощения, но безрезультатно. Тогда Дима собрал вещи и ушел, сказав на прощанье:
– Хорошая ты баба, Глаша, но дура! Не знаешь, что мужику надо!
– Потому что мужика рядом не было, – ответила она и захлопнула за ним дверь.
Она так резко разорвала отношения, потому что поняла: если этого не сделать, покоя ей не будет. Мысли о новых возможных изменах мужа заставят ее нервничать и все время его проверять, а значит, ей будет трудно работать. А работа для Глафиры была делом святым. В душе она переживала развод очень тяжело, как очередной собственный крах, как доказательство своей несостоятельности.
– Я плохая женщина… некрасивая… – говорила Глаша подруге.
– При чем тут красота? Это он бабник! И от Мерилин Монро мужики уходили! – пыталась успокоить ее Настя.
Но Глафире, и так полной комплексов, был нанесен непоправимый удар. Глаза у нее совершенно потухли, плечи опустились, и мужчины как вид полностью перестали ее интересовать.
– Я каланча… – стала она копаться в себе.
– Ты просто высокая.
– Я худая, даже костлявая…
– Ты стройная, – не теряла терпения подруга.
– Я совсем некрасивая…
– Ты очень красивая! – заверила ее Настя.
– У меня маленькая грудь…
– Это не главное, уж поверь мне.
– Я никому не нравлюсь…
– Да ты не смотришь ни на кого! Как ты это можешь проверить?
– Я плохая женщина…
– С чего ты взяла? Со слов одного козла? Ты жизни-то не знаешь! Нечего себя хоронить заживо! Ты – молодая, полная сил женщина, так и не познавшая женского и материнского счастья. Мне обидно за тебя! И во всем виновата я! – корила себя Настя.
– Да ты-то при чем?
– Я же тебя просто кинула в лапы этому ловеласу! Подлец был очень обходителен… Но я, честное слово, его не знала, понятия не имела, что он такой гуляка! Но ко мне он не приставал, хотел к порядочной, серьезной женщине пристроиться… Шифровался, гад! Если б я что-то такое подозревала, то бы вас не познакомила! – клялась Настя.
– Не вини себя ни в чем. Если бы не ты, я вообще ни разу не вышла бы замуж. Так хоть сходила, узнала, что это такое.
– Да ничего, ничего ты не узнала!
Однако Настя понимала, что переубедить Глашу невозможно в силу ее тяжелого характера, можно даже сказать, упрямого. И больше она подругу ни с кем не знакомила, решив: ни один мужчина, во всяком случае из ее круга, ей не подойдет. «Тебе нужен святой, а с такими я не общаюсь», – грустно шутила Настя. А сама Глаша ожесточилась по отношению к мужчинам, замечая только их недостатки и держа всех на большом расстоянии от себя.
– Я вижу хороших мужчин, ты не думай, я же не слепая. Но это всегда сильно волнующиеся за попавших в больницу детей отцы, которые приезжают ко мне со своими женами, – говорила она Насте в моменты откровенного разговора. – То есть они женаты, у всех дети… Свободны только те, кто никому не нужен. И мне в том числе.
А дальше в карьере Глаши произошел значимый скачок. Ее разыскал бывший однокурсник, который после окончания института не стал врачом, а пошел в бизнес, связанный с медициной. Он стал крупным дистрибьютором, специализирующимся в продвижении очень качественного немецкого оборудования для операционных. Звали его Геннадий Столяров, и явился он к Глаше прямо в ординаторскую рано утром.
– Тут-тук-тук…
Глафира Геннадьевна подняла глаза от своего скромного стола, то есть от очередной истории болезни, и увидела букет цветов небывалых размеров на ногах в светлых брюках. Затем цветы отодвинулись в сторону, и появилось круглое, довольное, по-мальчишески веселое лицо.