Царское гадание

— Что же, это маленький детский роман? Да? — улыбнулся государь.

— Нет, романа не было никакого. Я даже влюблена не была в Гришу!

— А его Гришей зовут, этого моего юного соперника?

— Да вовсе не соперник он твой!.. Кто в мире может соперничать с тобою?

— Так откуда же у тебя такое участие к его судьбе?

— Ах, Боже мой, это так просто!.. Мы дали друг другу слово обвенчаться тотчас, как устроится наша судьба, и в тот момент, когда меня случайно выпустили в чужой роли, которая помогла мне выдвинуться, мы оба собирались подать прошение о разрешении вступить в брак.

— Ого, дело до брака дошло? Это уже не шутка!.. И ты не хочешь признать его моим соперником?

— Конечно, не хочу. В то время я и понятия не имела о том что такое настоящая любовь, настоящая страсть, та страсть, с которой ты меня познакомил. — И Асенкова, вся раскрасневшись, спрятала головку на груди государя.

— Ну, хорошо, хорошо, мой маленький цветочек, хорошо, моя «не тронь меня!» Не куксись и не прячь своих светлых глазок! Все будет сделано согласно твоему желанию. Твой фаворит получит и жалованье, и несколько ролей, которые ему разрешено будет провалить, и ты можешь быть совершенно спокойна о его дальнейшей служебной карьере! Столько моих личных денег ежедневно расходуется даром, — прибавил император, вставая, — что несколько лишних рублей, конечно, не лягут на мой бюджет разорением. Ну, до свидания, моя красавица! — сказал государь, в последний раз крепко и страстно обнимая Варю. — До скорого желанного свидания! Эта квартира останется нашим счастливым гнездышком, и здесь мы с тобой будем видеться и проводить счастливые часы! Ты согласна? Да?

— Разве можно об этом спрашивать? — тихо ответила Асенкова, прижимаясь к нему в прощальном поцелуе. — Разве можно предлагать мне такие вопросы? Но без нас эта квартира никому принадлежать не будет? Никто не станет жить в ней в наше отсутствие? — спросила она дрогнувшим от волнения голосом.

— Конечно нет! Ключ от нее будет у надежного, глубоко преданного нам обоим человека.

— У твоего камердинера? Да? Он, говорят, пользуется твоим особым доверием?

— Говорят? Кто же мог говорить тебе об этом? — спросил государь.

— Не помню, кто именно. Все говорили у нас в училище.

— А обо мне много и часто говорили у вас там? — с улыбкой осведомился государь.

— О да, и часто, и много, и всегда восторженно! В тебя многие-многие из наших были влюблены! Только их имен ты у меня не спрашивай, я тебе не назову их, так как слишком ревнива для этого.

— И не говори, моя куколка! — рассмеялся государь. — Я и сам их знать не желаю. С меня довольно одной твоей любви и того драгоценного доказательства этой любви, которое ты мне дала!

И, нежно закутав молодую артистку в новый роскошный салоп, государь бережно довел ее до крыльца и сам посадил ее в карету.

VIII

Из мира таинственного

Два дня спустя после «второго новоселья» новой фаворитки государь, мрачный и угрюмый, вошел перед вечером в квартиру, занимаемую старой цыганкой, так поразившей его в первый визит к ней.

В эту ночь императору приснился странный сон, а утром, проснувшись, он нашел на своем письменном столе маленький запечатанный конверт, в который была вложена записка следующего содержания:

«Я жду тебя, государь, у себя перед вечером, в том часу, который тебе будет удобен. Мне нужно передать тебе просьбу, которую письменно сообщить не могу. Не старайся узнать, каким образом доставлено будет тебе это письмо. Не узнаешь ты ничего, а всякое горе, причиненное твоими бесполезными розысками, всякая вызванная этими розысками слеза гнетущей тяжестью лягут на знакомую тебе детскую головку».

Первым движением императора по прочтении этой записки было предпринять самые тщательные, самые усердные розыски по поводу доставления в его личный кабинет и на его личный письменный стол таинственной записки. Но, поразмыслив, он удовольствовался тем, что допросил своего личного камердинера.

Тот не знал положительно ничего и был изумлен не менее самого императора.

— Но все-таки не можешь же ты не знать, входил кто-нибудь в мой кабинет, пока я спал? — строго произнес государь, пристально глядя в лицо пораженного и испуганного камердинера.

— Никто не входил, ваше величество! Да никто и не мог входить. Ведь ключ все время был у вас.

— Да, ключ был действительно у меня под подушкой, — пожал плечами государь. — Но в таком случае, стало быть, существует другой ключ, подделанный к замку моего кабинета?

— Этого не может быть, ваше величество! Никто не осмелился бы подбирать ключи к вашему кабинету. Да и когда это можно было сделать? В ваше отсутствие я нахожусь безотлучно в ваших апартаментах! Никто не решится делать слепок с замка вашего кабинета.

— Но ведь ты сам видишь, что кто-то проник туда без твоего ведома.

— Я не могу ни понять, ни объяснить себе подобное явление.

— Постарайся разузнать, но делай это тихо, чтобы не было заметно. Об этом надо или совершенно промолчать, или же придать этому розыску вполне определенный и беспощадный характер. Сделай же все возможное! Я очень надеюсь на тебя.

К цыганке государь отправился на этот раз один.

Старая сивилла ждала его. Никакого приема в этот вечер не было. Цыганка велела всем наотрез отказывать.

— Я жду тебя, государь! — сказала она, едва только император переступил порог ее комнаты.

Услыхав слово «ты», император понял, что гадалка будет говорить с ним о серьезных предметах, так как, говоря о житейских текущих пустяках, она называла императора полным его титулом.

— Я, кажется, не опоздал? — ответил государь, входя.

— Нет, не опоздал. И благо тебе, потому что то, что я должна сказать тебе, спешно и откладывать беседу с тобой я не могла.

— Я слушаю тебя.

— Садись! — серьезно, почти повелительно проговорила старая цыганка. — Садись и слушай меня внимательно! Прежде всего скажи мне: ты ничего особенного сегодня во сне не видал? Тебе не снился далекий, великий старец?

Государь чуть не вскрикнул от удивления.

— Ты знаешь? — проговорил он.

— Я все знаю, государь! Для меня нет ничего сокрытого! Я ценою жизни заплатила за свое роковое знание, и неизвестного для меня нет ничего.

— В таком случае ты знаешь и то, кого я видел во сне сегодня, и что именно говорил мне привидевшийся мне далекий старец?

— Я все знаю, государь, — повторила гадалка. — Великий старец и мне приснился, как приснился тебе, и я слышала его вещий голос, как ты его слышал!

— И что же он сказал тебе?

— Все то же, что сообщил тебе, государь! Он сказал мне, что тебя ждет добровольная кончина на престоле твоих предков, а твоего державного сына, твоего первенца, ждет мученическая кончина на том же престоле. Ему предстоит великое мировое деяние: он призван освободить рабов от пленения. Над ним блеснет сияние предвечного света, но изуверы не поймут его, как не поняли они Спасителя мира. И его, царя земного, предадут смерти, как до него предали смерти Бессмертного Царя Небесного! Все это, государь, сказал мне сегодня далекий старец в чудном сне. Все это он сказал и тебе во сне тяжелом и мучительном. Но не за тем я призвала тебя к себе сегодня, а для того, чтобы ты своей властью назначил мне день, когда я могу исполнить возложенное на меня великое поручение, исполнить волю пославшего меня великого старца.

Государь слушал ее внимательно, почти с благоговением.

— Ты торопишься? — спросил он.

— Да, особенно мешкать я не желала бы, — ответила цыганка.

— Но почему? Разве ты хочешь покинуть Петербург?

— О моем личном желании тут речи быть не может, как и вообще никогда не может быть речи о желании нас, грешных, сопоставленных с предвечным, великим предназначением! Я уйду тогда, когда придет мой час. И этот час особенно не замедлит.

— И далеко ты уйдешь от нас? — спросил государь, как бы охваченный невольным сожалением при мысли об уходе странной гадалки.