Царское гадание

Звуки музыки заставили ее на минуту задуматься. Они напомнили ей вчерашний вечер и песни цыган. Она попробовала по слуху наиграть один из плясовых мотивов, слышанных ею накануне, и, когда это удалось ей и под ее пальцами воскресли жгучие, широкие аккорды вольной песни, внезапно почувствовала, как что-то горячее, до боли приятное охватило все ее существо и ее потянуло куда-то вдаль, на волю, на какую-то призрачную, недосягаемую высоту. Ей почему-то до безумия захотелось опять увидеть государя, сказать ему что-то, сознаться в чем-то.

Но в то же время молодая девушка вспомнила, как у Них в школе говорили о безумной любви государя к императрице, как на ухо друг другу дети передавали о том, что Николай Павлович влюбился в красавицу фрейлину Нелидову, и ей внезапно стало мучительно, до боли завидно. Ее всю сожгло завистью к счастью этих двух женщин, она сама себе показалась до крайности жалкой и ничтожной.

Мать застала ее в слезах и остановилась перед нею в немом глубоком удивлении.

— Варя, да что с тобой? Перекрестись! О чем ты? Тебе ли плакать и сокрушаться? Чего тебе недостает?

— Счастья мне недостает, мама, счастья, родная моя, хорошая… того счастья, от которого дух захватывает, которое как огнем сжигает всего человека.

Мать молча отступила и набожно перекрестила низко склоненную головку Вари. Она не совсем понимала своим ограниченным разумом неразвитой женщины, что именно случилось с ее девочкой, но инстинктом матери угадывала, что у нее в душе поднялась могучая буря. И ей сделалось страшно за молодое существо, ей близкое и дорогое. Она полжизни своей отдала бы за то, чтобы отодвинуть от дочери ту невидимую, совсем непонятную бурю, присутствие которой, однако, смутно понималось ею.

— Христос над тобой, мое дитятко! — нежно прижимая к себе красивую головку дочери, произнесла Агафья Тихоновна. — Христос над тобой! Все будет по-хорошему, все придет в свое время, как Господь укажет в Своем святом соизволении! Велики милости Его над нами, бедными, сиротливыми, не оставит Он нас до конца!

Молодая девушка подняла голову и в упор взглянула на мать.

— Мама, ты веришь в счастье? — спросила она. — Ты была когда-нибудь совсем-совсем счастлива, так счастлива, как в раю люди счастливы бывают?

Старушка покачала головой.

— Нет, дитятко! Такого полного счастья я не испытала, не судил мне Бог. А верить в счастье я верю, так же как в доходчивость материнской молитвы до неба. Я знаю, что дойдет моя молитва до милосердного Бога и что пошлет Он тебе счастье. А будешь ты счастлива, мне ничего другого и не надо; я твоим счастьем проживу.

VI

Солнце и наяда

Новая роль удалась молодой артистке еще лучше первой. Она выступала на сценических подмостках уже с большей уверенностью, говорила смелее, пела громче и выразительнее. Асенкова чувствовала в себе какой-то необычайный душевный подъем, и чем смелее она была, тем сильнее и быстрее рос ее успех.

Новая пьеса поставлена была быстро, с нескольких репетиций, и все время у Асенковой было занято. Она вся ушла в свою роль и, по шутливому замечанию государя, заглянувшего за кулисы и вызвавшего ее из уборной, даже о нем совершенно забыла.

— Нет, ваше величество, о вас я не забыла! — ответила молодая девушка с такой бойкостью, какой сама удивилась.

— Вот как! — заметил государь, улыбнувшись. — Стало быть, мне было уделено местечко даже рядом с новой ролью?

— Впереди роли, ваше величество! — ответила маленькая кокетка, которой гусарский ментик придавал особую, несвойственную ей по характеру смелость.

— Спасибо, если так, — ответил император, низко кланяясь молоденькой актрисе и всю ее охватывая одним восторженным, горячим взглядом. — В следующий раз я самого строгого и сердитого цензора и критика в театр с собой привезу, — продолжал он, обращаясь разом и к Асенковой, и к стоявшему тут же Гедеонову.

Последний вопросительно взглянул на государя.

— Со мной приедет великий князь Михаил Павлович. Он сердит на нас обоих за гусарские ментики этой проказницы, Волконскому от него уже досталось, теперь же он и до тебя доберется. А на тебя посмотреть и императрица приедет! — сказал государь, обращаясь к Асенковой. — Я ей обе пьесы покажу, потому что не знаю, в которой из них ты лучше.

Молодая девушка почтительно присела перед императором. Она уже привыкла часто видеть его, и его появление вызывало в ней одно только чувство радости, без малейшего ощущения страха.

— Ну, как ты устроилась на новом месте? — спросил император, милостиво улыбаясь хорошенькой артистке.

— Прекрасно, ваше величество! — бойко ответила она.

— И всем довольна?

— Еще как довольна! — восторженно ответила Асенкова.

— А новоселья не справляла?

— Нет, ваше величество, не справляла.

— Чего же вы, стрекозы, смотрите? — обратился император к окружавшим их молодым актрисам. — Чего же вы к ней на новоселье не собираетесь? Разве можно так «заедать» новоселье? Так ведь это называется? — с улыбкой обратился он к ним.

Артистки засмеялись, прячась одна за другую.

— Нет, нет, новоселье непременно должно быть справлено! Я скажу Гедеонову, чтобы он жалованье авансом выдал на этот предмет и понемногу рассрочил платеж. Нельзя не праздновать новоселья! — продолжал император, а затем, пройдя за Асенковой до двери ее уборной, он, нагнувшись к молодой девушке, тихо шепнул: — А потом мы второе новоселье справим. То уж я сам организую.

Как бы то ни было, но приказ государя надо было исполнить, и, получив от Гедеонова вперед в счет жалованья сто рублей, Асенкова пригласила к себе всех своих подруг не только по выпуску, но и по службе.

Число приглашенных превысило то, что когда-нибудь в жизни могло собраться в скромной квартире старушки Асенковой, и та прямо потеряла голову от хлопот и старания устроить все как можно дешевле. Однако эти заботы оказались преждевременными. За два дня до назначенного новоселья к Асенковой опять совершенно неожиданно приехал Гедеонов и объявил ей, что, по приказанию государя, все нужное для угощения приглашенных будет доставлено в день торжества и что покупать ничего ровно не придется.

Агафья Тихоновна, уже наметившая в лавках и на рынке и большого мясистого гуся, и хорошую часть телятины, и относительно пирогов позаботившаяся, почти огорчилась такой необычайной заботой о соблюдении интересов ее и дочери.

— Помилуйте, ваше превосходительство! Как же это так возможно? И деньги на это Варей взяты вперед, да и у меня уж почти все намечено и готово! Нет, уж дозвольте нам самим это дело устроить!

— Я вам ни в чем не помеха, — пожал плечами директор. — Я вам волю государя передаю.

— Ну, а как же насчет денег-то теперь у Варюши будет? — не унималась старушка. — Ведь за месяц жалованье-то вперед взято.

— На что-нибудь другое его употребить придется, — смеясь, возразил Гедеонов. — Это, я думаю, вовсе не так трудно. Деньги, наверное, найдется куда девать?

— Найтись-то как не найдется, батюшка, ваше превосходительство, — покачала головой старушка. — Вот у Варюшки еще салопа теплого нет!

— Салоп будет, он уже заказан, — ответил Гедеонов.

Старушка окончательно растерялась.

— Если при эдаком жалованье, так уж к чему же? — заговорила она. — Варюша может и на свои заказать, на таком жалованье состоя.

Однако заметив на лице директора недовольное выражение, она сразу умолкла.

Новоселье готовилось пышное и блестящее. Приглашен был молодой актерский персонал, как мужской, так и женский. Осталось только пригласить Нечаева.

К этому вопросу Асенкова подходила как-то осторожно. Она в последние дни видела Гришу только на репетициях и перебрасывалась с ним лишь незначительными фразами. Ее новую квартиру он еще не видел. Варя как-то заикнулась ему об этом, но он сделал вид, что не слышал; она обиделась и не стала настаивать. Теперь, когда вопрос о его приглашении становился в упор, Асенкова обратилась к помощи и посредству матери.