Побеги любви

Она подвинула себе мягкую кушетку, улыбаясь про себя, потому что она куда симпатичнее, чем твердые скамейки в нишах у окон в покоях Уоррика. Правда, там было два окна, тогда как у нее здесь одно, и у него вставлено дорогое стекло, а ее стекло выбили в недавней осаде. У нее теперь повешена тонкая ткань, сквозь которую почти ничего не видно, но зато она полощется под порывами апрельского ветра и до нее доносятся звуки с дороги, которая ведет к крепостным воротам. Она сейчас пуста, эта дорога, кроме нескольких торговцев со своим багажом, никого больше нет. Пустовато.

Это не первый раз, когда разбилось стекло. Она сама разбила стекло, когда ей было девять лет, случайно, но его не могли потом вставить два года. Окно выходило на примыкавшую к ее башне пристройку, которая на один этаж ниже. В верхнем этаже пристройки располагалась часовня, и крыша часовни видна из ее окна, стена пристройки находилась прямо под ним.

Как-то раз Ровена выпрыгнула из окна, приземлившись прямо на узкий выступ, идущий вдоль зубцов крепостной стены, и затем ей пришлось слезть еще на три фута вниз, на крышу часовни. Она сделала это, чтобы напугать другую девочку.

Она действительно напугала ее, и та побежала прямиком к Анне, вопя, что Ровена разбилась, упав из окна на ступени лестницы. Если бы это случилось на самом деле, то Ровена действительно бы разбилась. Потом ее посадили под замок на… Она сейчас уже не могла припомнить на какое время.

Ровена улыбнулась этим воспоминаниям. Ее собственная дочь никогда не сделает такой глупости, нет, потому что Ровена велит установить железные прутья на окне. Но теперь Ровена могла понять гнев своей матери в тот раз. Она могла бы разбиться. Один неверный шаг, и она могла бы тогда упасть.

– Мечтаем, миледи.

Ровена замерла в смертельном испуге. Этого не может быть. Но когда она повернулась, то увидела его в проеме двери – Гилберт закрыл дверь и подошел к ней.

– Как ты проник через ворота?

– Очень просто, – расхохотался он. – Сегодня торговый день, когда множество людей идут в город. Так что я торговец. Провести войско в город трудно, но мне одному…

– Ты все еще имеешь войско?

– Нет, однако… пречистая дева Мария, – воскликнул он, глядя на ее округлившийся живот. – Так это сработало.

Выражение его лица опять изменилось, теперь оно стало рассчетливым, ей казалось, она слышит, как алчные мысли прокручиваются у него в голове.

– Ты не объявишь его ребенком Лионса. Я буду отрицать – и Уоррик де Чевил знает это лучше.

– Верно, – сердито проворчал он. – Он имел тебя!

– Ты отдал меня ему! – вскрикнула она. – Или ты забыл, что это твоя идея, твоя жадность.

– Успокойся! – прошипел он, нервно оглядываясь на дверь. – Значение имеет не то, чей ребенок, а то, как я могу этим воспользоваться.

Она глядела на него, широко раскрыв глаза.

– Ты все еще думаешь требовать себе Киркбург? Как ты можешь?

– Я вынужден. У меня ничего не осталось. Сейчас этот гад осадил мою последнюю крепость. Я не могу идти туда. Мне некуда идти, Ровена.

До нее дошло, что он рассчитывал на ее понимание и сочувствие. Интересно, может, он слегка свихнулся в результате беспрерывной охоты Уоррика за ним. Или это – результат отчаяния?

Она с подозрением нахмурила брови.

– Зачем ты пришел, Гилберт?

– Жениться на тебе.

– Ты – сумасшедший.

– Нет, у тебя опять все твои владения, и все в твоей власти, – сказал он, объясняя причины. – Это выгодно: жениться на тебе, потому что как твой муж…

– Я поклялась в верности Уоррику, – соврала она. – Он не позволит тебе захватить меня.

– Он не сможет остановить меня. Пусть попытается.

– Гилберт, почему бы тебе не оставить эту затею? Ты все потерял. Почему ты не хочешь уехать из страны, пока можешь? Подумай, ко двору Людовика или Генриха. Начни сначала.

– Я не все потерял, теперь у меня есть ты.

– Но ты не имеешь меня, – спокойно сказала она. – Если я не выхожу замуж за Уоррика, которого люблю, то тем более не выйду за тебя, который мне противен. Я лучше выпрыгну в окно. Тебе доказать?

– Не говори глупостей! – огрызнулся он, рассерженный ее угрозой и упоминанием о любви к его врагу. Но в следующий момент он принял во внимание ее угрозу, так как она подвинулась совсем вплотную к окну.

– Если… если ты не хочешь со мной спать, то и я не буду, но я женюсь на тебе, Ровена. У меня нет выбора теперь…

– Нет, у тебя есть выбор, – сказал Уоррик, стоящий в дверях. – Вынимай меч, и я покажу тебе свой.

Ровена была так потрясена его появлением, что не успела пошевелиться, как Гилберт придвинулся к ней и приставил кинжал к ее горлу.

– Брось меч, Фулкхест, или она умрет, – приказал Гилберт, с трудом сдерживая торжество в голосе.

– Уоррик, не слушай, – вскричала Ровена. – Он не убьет меня.

Но Уоррик не слушал ее. Он действительно бросил меч. Так просто отдать свою жизнь? Почему, если только не?…

– Иди сюда, – приказал Гилберт.

Ровена смотрела, не веря своим глазам, как Уоррик без промедления шагнул вперед. Он сейчас подойдет и даст Гилберту убить себя. Нет, этого не будет, пока она здесь.

Гилберт стоял у входа в нишу рядом с ней, но не вплотную. Его кинжал не касался ее горла, а глаза Гилберта были прикованы к Уоррику.

Ровена пихнула его коленом сзади, толкая его в объятия Уоррика, а сама тут же вспрыгнула на окно и вниз.

Она услышала, как оба они выкрикивают ее имя, когда ноги ее коснулись башенного карниза. Боже правый, это было так легко в детстве… О прыжке отсюда на крышу часовни вниз на три фута не могло быть и речи. Она осторожно уселась на край стены, чтобы легче спуститься вниз, когда Гилберт выглянул в окно и увидел ее.

– Черт возьми, Ровена, ты напугала меня до полусмерти, – проревел он.

Только «до полу»? Боже правый, когда же ей наконец повезет?

Но он уже не выглядывал в окно. Сверху донесся звон мечей. Итак, они оба, наконец, добились, чего хотели, схватившись в смертельной схватке?

Неважно, что она сидит на краю зубчатой стены высотой сто футов, рискуя свалиться во двор, ну, может, здесь даже меньше – семьдесят пять, поскольку пристройка ниже башни.

Схватка настигла ее внезапно, она вскрикнула, затем ахнула, потому что потеряла равновесие. Сердце екнуло, и она рухнула вниз, на крышу часовни. Здесь началась вторая схватка. Она сдерживалась и старалась ровно дышать. Потом ее охватила нервная дрожь. Нет, не сейчас. Ее дочь не может хотеть появиться на свет сейчас.

Она оглянулась на свое окно, когда достигла прочного каменного парапета, который широко окружал деревянную крышу часовни. Ей хотелось бы теперь подняться наверх, чтобы посмотреть, что творится в ее комнате, но она сомневалась, что сможет забраться обратно без посторонней помощи. Спрыгнуть вниз с трех футов высоты – это одно, а взобраться обратно на узкий каменный карниз – совсем другое. Она могла бы сделать такое, но не была уверена, что это безопасно.

Однако здесь, в крыше часовни, есть широкий люк, недалеко от ее ног. Через него лучники вылезали на крышу во время осады.

Люк вел вниз на двадцать футов в часовню, но нужна была лестница, чтобы им воспользоваться.

Никакой лестницы здесь, сверху, быть не могло, она знала, однако открыла крышку люка – заглянуть вниз. Отец Паул, кажется, уже ушел, но она на всякий случай позвала его по имени. Ответа не было, тогда она просто прокричала в часовенную пустоту:

– Помогите!

Слуга вбежал в часовню, но это оказался всего лишь мальчик, и все, что он предпринял, – вытаращился на нее с изумлением. И прежде чем она успела крикнуть ему, чтобы он принес лестницу.

Гилберт спустился из окна на карниз и прыгнул на крышу с криком «подвинься!».

Но Ровена не сдвинулась ни на дюйм, она застыла как истукан от страха, решив, что появление Гилберта означает, что Уоррик убит.

Он столкнул ее с места, когда приземлился на парапет. Не слишком сильно, на несколько футов. Он был измотан сражением с Уорриком. Одна нога у него подвернулась, когда он вставал, и он упал прямо на крышу, угодив коленом в открытый люк. Он потерял равновесие и чуть не грохнулся в провал люка, удерживаясь только потому, что выступающий край люка врезался ему в живот и задержал падение. Он потерял сознание от удара, меч выпал из его руки и покатился по крыше.