Впереди — Днепр!

— На Курском выступе, — спокойнее, но все так же твердо продолжал Модель, — русские создали мощнейшую и сложнейшую систему инженерных сооружений и заграждений. Непосредственно по переднему краю проходят три, местами — четыре, а кое-где даже пять сплошных траншей. За ними в некотором удалении идет второй пояс из двух-трех траншей, затем — третий пояс… И все это заполнено войсками, связано огневыми позициями, минными полями, проволочными заборами. Чтобы сказать, что мы оборону русских прорвали, — возвысив голос, Модель вновь всмотрелся в Гитлера, — нам нужно продвинуться по меньшей мере на двадцать пять километров. А это значит: на всем этом пространстве придется вести не обычное наступление, а прогрызать, проламывать, штурмовать сплошные укрепления. Для этого нужны силы! То, что у нас есть, — недостаточно для прорыва такой обороны. Нас не спасет даже превосходство в танках, которое мы сейчас создали. Русские перебросили на Курский выступ большое количество новых противотанковых орудий — восьмидесятипятимиллиметровых пушек. Эти пушки с мощным снарядом. Они способны пробить даже лобовую броню «тигра», не говоря уж о других наших танках, — отрывисто махнул рукой Модель и смолк.

— Следовательно, нужно усилить наши ударные группировки, — опять удивительно спокойно, без обычной резкости сказал Гитлер. — Я удвою количество танков в ваших ударных группировках, — теперь уже с обычной властностью выкрикнул Гитлер, — я переброшу к вам значительное количество «тигров», «пантер», штурмовых орудий. Я передам вам грозную силу — сверхмогучий батальон непобедимых «фердинандов». Если я сделаю это к 10 июня, вы сможете сломить оборону русских? — устремил он огненный взгляд на Моделя.

— Для прорыва такой обороны, что перед моими войсками, — стойко выдержав взгляд Гитлера, все так же спокойно, с достоинством заговорил Модель, — мне нужно шесть дней. В более короткий срок такую оборону прорвать невозможно.

— Позвольте, — видимо потеряв самообладание, дрогнувшим голосом сказал Клюге, — позвольте сказать. Это абсурд! — визгливо выкрикнул он, увидев утвердительный кивок Гитлера. — Данные Моделя о том, что глубина оборонительных позиций русских достигает двадцати километров, преувеличены.

— Это подлинный, неоспоримый факт, — даже не взглянув в сторону Клюге, отрубил Модель.

— Не факт, а преувеличение, — разгораясь, уже совсем грубо прокричал Клюге. — Аэрофотоснимки показывают: то, что вы называете траншеями, позициями, не что иное, как развалины старых окопов, оставшиеся от прежних боев.

— Эти развалины могут стать могилами десятков тысяч наших солдат, — сквозь зубы, презрительно морщась, процедил Модель. — По всему видно, что противник рассчитывает на наше наступление. Поэтому, чтобы добиться успеха, нужно следовать другой тактике, а еще лучше вообще отказаться от наступления, — трагическим шепотом закончил он и сел.

Эти слова и, особенно, тон голоса Моделя были так неожиданны и так смелы, что все генералы замерли, с трепетным ожиданием глядя на Гитлера. Только один Модель был по-прежнему спокоен и старательно приглаживал свои черные волосы.

В первые мгновения всем показалось, что Гитлер по обыкновению взорвется, накричит на Моделя и сомнет его, раздавит, обратит в невидимый прах. Но Гитлер молчал, и ни один мускул не дрогнул на его жестком лице. Только длинные, костлявые пальцы правой руки нетерпеливо крутили пуговицу френча, едва заметно вздрагивая.

— Подготовка нашего наступления затянулась. Русские же успели создать оборону. Окружить их крупные силы сейчас не просто. Наших войск недостаточно. Танки, танки, больше нужно танков. И время для этого. Отложить операцию. Усилить группировки, — скороговоркой, едва слышно бормотал он и вдруг, окинув взглядом мутных непроницаемых глаз Клюге и Манштейна, резко спросил:

— Ваше мнение?

— Я считаю доводы генерала Моделя предвзятыми, — спокойнее, но с заметной злостью на Моделя, заговорил Клюге. — Если мы отсрочим операцию, мы упустим выигрышный момент, мы упустим инициативу.

Гитлер нетерпеливым кивком головы остановил его и обернулся к Манштейну.

— Я тоже считаю отсрочку наступления нецелесообразной, — заговорил Манштейн, чувствуя все нараставшую тяжесть от неотрывного взгляда Гитлера. — За то время, пока мы получим пополнение танками, противник тоже пополнится. Русская промышленность ежемесячно выпускает не менее 1500 танков. И все они могут оказаться под Курском. Кроме того, советские войска еще не полностью оправились от зимних потерь. Они сейчас спешно пополняются. Каждый день отсрочки наступления наращивает силу противника. И с каждым днем его оборона становится все прочнее и прочнее.

— Численное превосходство русских в танках, если они его добьются, — не ожидая, пока смолкнет Манштейн, сказал Гитлер, — мы вдвойне, втройне компенсируем техническим превосходством наших «тигров», «пантер», «фердинандов». Мы усилим броню средних танков. Это наше преимущество, и я его полностью использую. Для обеспечения надежного успеха необходима отсрочка начала наступления. Впрочем, — помолчав, громко и резко закончил он, — я еще подумаю. Вы свободны, господа. Приступайте к своим обязанностям.

11 мая 1943 года Гитлер отдал приказ об отсрочке операции «Цитадель» до середины июня.

Глава двадцать седьмая

Весна…

Степан Иванович Васильцов лежал на ворохе мягких молодых листьев и слушал гулкий перестук капель по тугому брезенту палатки. Рядом, широко разбросав руки и приподняв острый небритый подбородок, беспробудно спал Перегудов. Второй час лежал он навзничь, в неудобном положении, но даже не шелохнулся, только всхрапывал изредка да что-то бормотал во сне. Последнюю неделю Перегудов почти не отдыхал. Он бегал от одной группы партизан к другой, возвращался в лагерь и опять спешил на звуки вскипевшей перестрелки. Вчера каратели чуть было не прорвались, но, к счастью, хлынул ливень и всего за какой-то час ручей вспух, заливая луговину, и фашистские пехотинцы остались на той стороне.

Ядреный, по-весеннему теплый дождь лил всю ночь. На месте поймы ручья, извилистой полосой отделявшей партизан от фашистских отрядов, образовалась широченная река.

— Нашли! — бурей влетев в палатку, прокричал Артем Кленов.

— Тише, — показал Васильцов на Перегудова, но сам, не в силах сдержать волнения, воскликнул: — Вернулись! Нашли!

— Так точно, Степан Иванович, — сияя мокрым возбужденным лицом, прошептал Кленов. — И штаб бригады там, и командир, и два наших партизанских отряда. Недалеко тут, километров пятнадцать. Фрицев накрошили — жуть! Целый пехотный полк вчистую раскромсали, полицейский батальон и две охранных роты. Трофеи захватили — полным-полно! Одних танков шесть штук. Целенькие!.. Ребята наши уже моторы крутят.

— Как с продовольствием?

— Привез! Мешки на лошадей навьючить пришлось, на повозках не пробьешься. Грязюка — чуть не по горло. Ну, в общем, сухарей четыре мешка, два мешка крупы, сахару чувал. Немецкое все, трофейное!

— А боеприпасы?

— Степан Иванович, — укоризненно покачал головой Кленов, — да это я в первую очередь, боеприпасы-то. И патроны, и гранаты — хватит теперь фрицев угостить. Вот только, — нахмурясь, замялся Артем, — соли нет ни капельки. Наши там тоже без соли сидят. Ну, это вы нам поручите, — мгновенно повеселев, заверил он Васильцова. — Боеприпасы теперь есть, проберемся в тыл к фрицам и всего добудем. Да, вот еще что, — спохватился Кленов, — двух радистов командир бригады с рацией прислал и вот пакет командиру.

— Какой пакет? — хрипло пробасил Перегудов.

— Вам, товарищ командир, — ринулся к нему взбудораженный Артем, — от командира нашей партизанской бригады. И от всех, кто там, приветы, приветы… Ну, в общем, всем, всем приветы.

Хмуря заспанное лицо, Перегудов молча взял пакет, неторопливо вскрыл его и, достав бумагу, долго, словно ничего не понимая, читал.

— Все! — вскакивая, вдруг закричал он во весь голос. — Все рухнуло у фрицев! Вырвались наши партизанские отряды! Вырвались!