Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 26



Охотничьи культуры западных равнин периода до 1600 года мало известны, но должны быть схожи с охотничьими и собирательскими культурами к западу и северу от равнин. Различия могут заключаться в том, что использовались собаки в качестве транспортных средств и небольшие волокуш, охотники ютились в маленьких типи из шкуры бизона, и бизон служил их основным источником питания. Эти культуры были малоразвиты, а их элементы слишком рассеяны, чтобы говорить о каком-то едином культурном центре. Это и есть старая до-лошадная культура равнинных дикарей, которую, по мнению Вислера, развила и активизировала (intensified) лошадь. Однако ничего более отличительного он сообщить не мог.

После 1600 года старый аборигенный центр юго-востока видоизменился за счёт добавления к его традиционным качествам испанской культуры. Результатом этого оказалось гораздо более сильное влияние нового культурного центра на прилегающие равнинные пространства, чем влияние прежнего культурного центра индейцев Пуэбло. Привлечение лошади кочевыми охотниками (в данном случае имеются в виду восточные Апачи) имело совершенно неожиданные последствия – на равнинах возник высокоактивный культурный центр, где прежде не существовало и намёка на это. И любопытно здесь то, что на фоне бурного роста этой культуры практически отсутствовали какие-либо изобретения или же они были крайне редкими, однако в изобилии присутствовали всевозможные заимствования, переделывания, комбинирования уже ранее существовавших элементов. И всё же это была новая культура, и распространилась она по всем равнинам. Это был тот самый культурный центр, который развил военное снаряжение, навыки, тактические приёмы, на базе которых более поздний период выработал характерную церемониальную, организационную и декоративную надстройку так называемой “типичной” равнинной культурой.

Это исследование проследило развитие пост-лошадной и до-огнестрельной военной модели названного юго-западного равнинного культурного центра и его распространение по всем равнинам.

Во многих отношениях эта новая культура была подражающей, но оригинальность и самобытность её очевидны. Например, лошадь была заимствована и верховое снаряжение испанских всадников почти полностью воспроизведено, как правильно заметил Вислер. Но садились на лошадь всегда с правой стороны, так как индейцы не переняли у испанцев саблю. Лезвие сабли нашло иное применение – его привязывали в качестве наконечника копья. Мы также указали, что кожаные доспехи пост-лошадной и до-огнестрельной модели являются своеобразным сплавом испанской и индейской броневой традиций.

Бесспорно, что в тех случаях, когда лошади не было, а вместо неё использовалась собака (как в случае с волокушами), индейцы без колебаний переложили на лошадь эту функцию, увидев в ней идеальную замену собаке. Однако применение более крупного животного для перевозки волокуш позволило увеличить не только саму безколёсую повозку, но и типи, так как одни и те же шесты применялись для того и для другого.

Индейский всадник-лучник со всей его непревзойдённой воинской техникой не был скопирован у испанцев, так как испанские солдаты использовали лучников только для пешего боя. Всадник-лучник явился результатом интеграции собственного боевого искусства и пришлых элементов. Более того, верховой лучник сделался участником групповых действий, он не только воевал, но и занимался охотой на бизонов. Совершенно естественно, что новые техники социальной организации развивались и нашли своё применение в больших бизоньих охотах.

Любопытным является то, что в тех условиях появление лошади не положило конец земледелию, но наоборот продвинуло его вперёд. Так как пост-лошадная и до-огнестрельная модель была сначала принадлежностью одного народа, отдельные группы которого жили в мире друг с другом (так обстояло дело с равнинными Апачами), это давало им огромные преимущества над другими племенами, а следовательно, и безопасность.

При условиях военной безопасности кочевая жизнь с наличием бизоньей охоты не казалась более выгодной в сравнении с жизнью земледельческой. Они сочетались в зависимости от годовых циклов и позволяли максимально использовать ресурсы равнин. Но при отсутствии военной безопасности оседлая земледельческая жизнь становилась крайне уязвимой и либо уничтожалась совсем, либо превращалась в обузу или “ахиллесову пяту” племени. Так Апачи процветали при своей военной безопасности лишь до тех пор, пока имели явное превосходство в источнике этой безопасности – в своей военной модели. Это тянулось до того момента, пока пост-лошадная и до-огнестрельная модель не была скопирована Команчами и не усилена Блуждающей Нацией. Теперь Апачи почувствовали слабину в наличии земледельческой стороны своей жизни. В конце 19-го века восточные равнинные племена, такие как Поуни, не имея никаких особых военных преимуществ, обнаружили, что их земледелие является помехой для них.



Третья четверть 18-го века ознаменовалась появлением второго культурного центра на равнинах. Он охватил район вокруг Чёрных Холмов и протянулся оттуда к земляным деревням на верхнем течении Миссури. В результате различных переселений, в этом регионе пересеклись три разных влияния. Первое из них и наиболее основательное – влияние центра юго-западных равнин, который послужил базой для конной кочевой жизни. Второе пришло из оседлой жизни земледельческих и садоводческих племён, обитавших на верхнем Миссури, хотя эта ветвь возникла в более ранние периоды в юго-восточном и северо-восточном центрах земледельческой культуры. Третье направление – западное ответвление северо-восточных лесов, которое представляли в основном племена Сю.

Взаимодействие трёх этих направлений привело к новому культурному толчку, который держался на основных принципах юго-западного культурного центра и расцвёл той самой супернадстройкой, которую Вислер назвал “наиболее характерной” для равнинных индейцев второй половины 19-го века. Конечно, вполне может быть, что Пляска Солнца и типичные воинские общества развились в полной мере именно здесь. После этого культурный центр северных равнин стремительно распространил своё влияние на все степи. К середине 19-го столетия этот центр проник на запад и на юг от Чёрных Холмов в следствие миграции наиболее динамичных племён-носителей данной культуры – Кайовы, Шайены, Арапахи, Вороны.

Изменение и распространение специфических военных навыков происходило в пределах общей картины изменения равнинной культуры. Когда только началось знакомство дикарей с огнестрельным оружием и лошадьми на разных концах равнин, зародились две различные военные модели: до-лошадная и пост-огнестрельная – пост-лошадная и до-огнестрельная.

Пост-лошадная и до-огнестрельная появилась на юго-западных равнинах. Воин сражался верхом на коне, пользуясь коротким луком, копьём и боевым топором. Он закрывался кожаными доспехами и щитом, пользовался уздечкой, стременами, высоким седлом. Его конь тоже оберегался доспехами. Индейцы этого периода применяли тактику масштабных сражений между двумя выстроенными друг против друга линиями.

Пост-огнестрельная и до-лошадная модель появилась на северных равнинах. Но восточная часть этой зоны отличалась от западной и навыками походила на зону восточных лесов. Воин был пешим и часто пользовался ружьём. Он мог также иметь при себе топор или нож. Индейцы могли при необходимости собираться либо крупными отрядами, либо небольшими группами. Но они не строились рядами.

В западной секции северных равнин пост-ружейная и до-лошадная модель сложилась несколько иначе. На ранней стадии она была сильно отрезана от торговли и получала мало огнестрельного оружия из лесов. Позже, когда ружья стали проникать в степи, произошло слияние между до-огнестрельной пост-лошадной моделью и моделью пост-огнестрельной и до-лошадной. На северо-западных равнинах, в связи с этим, образовалось две модели с полным использованием ружья и лошади: кавалерийские битвы, характерные для пост-лошадной, но до-огнестрельной эпохи, и пешие сражения в линиях. Вторая из них развилась, вероятно, благодаря слиянию двух разных тенденций: 1. применение ружья в пешем бою из пост-огнестрельной и до-лошадной эпохи; 2. противостояние воинов строгими шеренгами, что могло прямо или косвенно прийди из до-лошадной и до-огнестрельной модели северо-западных равнин.