Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 156



Пределы Московского государства раздвинулись. Между ним и иностранными державами уже не было русских княжеств, являвшихся своеобразным буфером. Поэтому внешняя политика Ивана III существенно усложнилась. А успешное присоединение литовских земель, населенных православными, способствовало формированию идеи об объединении под скипетром Москвы всех русских земель, в том числе западных, входивших когда-то в Киевскую Русь. На сетования великого литовского князя о переходе ряда княжеств от Литвы к Москве Иван III говорил: «А мне разве не жаль своей вотчины, Русской земли, которая за Литвой, — Киева, Смоленска и других городов?»

До середины XV в. можно было говорить о двух центрах консолидации, собирания русских земель. На северо-востоке — вокруг Москвы, на юго-западе — вокруг Литвы. Ведь великое княжество Литовское было государством литовцев и русских, причем последних в нем было больше. Именно при Иване III вопрос был окончательно решен в пользу Москвы.

Часть населенных русскими земель Иван присоединил сам, а что касается остававшихся под Литвой и Польшей, московский государь объявлял Европе о своих притязаниях на них. Эти притязания Россия будет пытаться реализовать на протяжении ряда столетий, обрекая себя на изнурительную борьбу.

Новое положение Московского государства было закреплено и в соответствующих символах. Великий князь именовался теперь «Московским и Всея Руси», что весьма раздражало Литву и Польшу, в составе которых находились большие территории, заселенные русскими людьми. В отдельных грамотах Иван уже называет себя царем, самодержцем. При Иване III в качестве герба был утвержден двуглавый орел.

Историческая традиция соотносит двуглавого орла с женитьбой Ивана на племяннице последнего византийского императора Софье Палеолог, унаследовавшей этот символ. Иван III, таким образом, стал считать себя преемником византийских императоров «и по политическому могуществу, и по православному христианству, наконец, и по брачному родству…»

При Иване III складывается идея об особой исторической миссии Москвы, о Третьем Риме. Когда при сватаньи его дочери за своего племянника германский император предложил Ивану королевский титул, тот отказался от этой сомнительной чести. Он передал императору: «А что ты нам говорил о королевстве, то мы божией милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от бога, как наши прародители, так и мы. Молим бога, чтобы нам и детям нашим дал до века так быть, как мы теперь государи на своей земле, а наставления как прежде ни от кого не хотели, так и теперь не хотим».

В этих словах звучит притязание на божественное происхождение великокняжеской (царской) власти и ощущение у Ивана превосходства своего статуса по сравнению с титулом европейского короля.

И хотя только при сыне Ивана III некоторые княжества окончательно вошли в состав Русского централизованного государства (Псков, Рязань), его становление завершилось при нем.

В ограниченном виде некоторые права удельных князей еще сохранялись и при преемниках Ивана III, хотя и все уменьшаясь. Реформирование регламента взаимоотношений великого князя с удельными происходило непрерывно. Например, до Ивана все наследники умершего великого князя получали во владение часть Москвы и имели от этого соответствующую долю дохода. Иван определил, чтобы все доходы в Москве от торговли и иные поступали только великому князю, а он обязан был выделять своим братьям по 100 рублей. Удельные князья лишились права вершить суд в Москве и Подмосковье — оно становилось прерогативой только великого князя. Чеканка монеты также стала монополией Москвы. При возникновении сомнительных ситуаций по наследованию в уделах, они изымались, забирались в государственную казну. Разумеется, утверждалось полное послушание удельных князей великому князю. В случае неповиновения следовало жестокое наказание. Так, был заключен в тюрьму удельный князь Андрей Углицкий, который не выделил по указанию Ивана III войско его союзнику, крымскому хану Менгли-Гирею. Недовольство удельных князей такой централизацией власти имело место быть, равно как и крамола с их стороны и бегство в Литву.

Хотя все действия Ивана в этом направлении лишь с натяжкой можно назвать реформами. По существу все писалось с чистого листа, выстраивались принципы внутренней организации и управления складывающегося централизованного государства.



Для столь могучего государства, каким стала Московская Русь, уже не являлось проблемой окончательно освободиться от какой бы то ни было зависимости от Золотой Орды. Впрочем, после Куликовской битвы она и так ослабевала, пока вообще не стала символической. Предпринявший два неудачных похода на Русь (1472 и 1480 гг.) золотоордынский хан Ахмат был убит ногайцами, и после этого всякая зависимость от Золотой Орды закончилась.

Иван стремился защищать интересы Московского государства по возможности дипломатическими средствами, и, лишь когда они оказывались исчерпанными, решался на военные действия.

Казанское ханство при нем фактически признало вассальную зависимость от Москвы. Претенденты на ханский трон ехали в русскую столицу искать протекции и находили ее. Как некогда русские князья добивались великого княжения с помощью татар. Все поменялось.

Ивану удавалось поддерживать относительный мир с воинственными крымскими ханами. Эта политика оказалась очень дальновидной, помогла Москве в войне с золотоордынскими ханами. Через крымчаков были установлены хорошие отношения с могущественной Турцией. Велся активный диалог с римским папой, германской империей, Персией. Поддерживались дипломатические контакты с Венгрией, Молдавией, Швецией. Особенно оживленными были отношения с Литвой и Польшей — то военные, то мирные. Иван вынудил Ливонский орден платить дань Московскому государству за город Юрьев. Члены великокняжеской семьи заключали династические браки с представителями европейских монархий.

Усиление Московского государства шло параллельно с ослаблением польско-литовского. Помимо причины, о которой уже говорилось (стремление княжеств, заселенных православными людьми, присоединиться к Москве), налицо были разные подходы к распоряжению приобретенными землями. Вот как об этом пишет С.М. Соловьев: «Иоанн приобретал Новгород, Тверь, Вятку, Пермь, часть Рязани, подчинял себе Казань; Казимир также приобретал орденские земли для Польши и целые королевства для сыновей своих — Богемию, Венгрию; но Иоанн отдал все свои приобретения одному сыну, который через это получил средства к новым приобретениям, тогда как занятия престолов Польши, Литвы, Богемии и Венгрии внуками Ягайла покрыло только мгновенным величием династию князей литовских, не принеся никакой пользы родной стране их, историческое движение которой прекратилось со времени соединения ее с Польшею».

Можно говорить о чрезмерной централизации, абсолютизации власти московского великого князя, даже о его деспотизме, но факт остается фактом — по мере утверждения самодержавия Русское государство расширялось и крепло, а Польско-Литовское слабело и уменьшалось, в том числе и благодаря наличию такого демократического института, как сейм, без которого король не мог принять никакого серьезного решения.

Расширение Великого Московского княжества до границ многих государств, активная внешняя политика Ивана III, женитьба его на византийской принцессе и приезд вместе с ней большого числа греков и римлян способствовали приобщению Москвы к европейской культуре, искусству, просвещению. Московское государство выходило из изоляции.

Оказалось, что великокняжеский двор совершенно не соответствовал ни могуществу государства, ни той роли, которую оно начало играть на европейской сцене. Да и вообще, долгое время будучи центром удельного княжества, мало связанного с внешним миром, Москва не соответствовала уровню европейских столиц, равно как великокняжеский двор королевским дворам. И то и другое стало подтягиваться до требуемого уровня.

Главная церковь в Кремле — Успенский собор — стал разрушаться. Иван выписал из Венеции знаменитого архитектора Аристотеля Фьораванти. За четыре года он на месте старого построил новый Успенский собор (1479 г.), по выражению Карамзина, «знаменитый памятник греко-итальянской архитектуры XV века, чудесный для современников, достойный хвалы и самых новейших знатоков искусства, своим твердым основанием, расположением, соразмерностию, величием».