Страница 2 из 4
Меж тем кое-чему я научился: не скажу, что водить экипаж с четверкой, но управляться с четырьмя — точно. Мне бы теперь взяться для начала править четверкой тяжеловозов с грузом в несколько тонн. А не легкими лошадьми, все время бегущими, и не с легким экипажем, который вот-вот их обгонит, и когда что-то происходит, не успеваешь оглянуться. Моя слабость — полнейшая безграмотность. Скажем, не хватает тренировки пальцам, я ошибаюсь, правя вожжами и полагаясь на глаза. Это приводит к опасному оптическому обману; часто там, где дорожная колея уже расстояния между колесами и глубже, я, стараясь выправить наклонившуюся двуколку, дергал вожжи, но не соразмерив расстояние, лишь усугублял положение — мы садились на брюхо, а лошади запутывали упряжь.
Глаза мешали пальцам своевременно натягивать вожжи, та я даже стал закрывать их в эти минуты, давая возможность пальцам действовать самим. Теперь их движения не зависят от глаз и происходят чисто автоматически. Я даже не обращаю внимание на то, что они делают. Все, что я вижу, — это удовлетворительный результат.
Так или иначе, но в первый день мы намеревались поездить по землям солнечной долины Сономы, проехать к старинному одноименному городку, основанному генералом Валлехо как форпост для охраны северных границ против язычников, так в те времена называли индейцев. Тут творилась история. Здесь была воздвигнута испанская миссия; здесь поднимался и русский флаг с изображением медведя, сюда, во времена, когда еще не нашли золота, приезжали на отдых Кит Карсон, Фремонт и все прочие наши авантюристы.
Мы перевалили через невысокие округлые холмы, проехали мимо молочных ферм и птичьих ранчо, где каждый цыпленок первозданно чист, и по склону спустились в долину Петалумы. Именно сюда, в 1776 году из Сан-Пабло к ручью Петалума дошел капитан Кирос в поисках выхода к побережью, к заливу Бодега. А позже, с Аляски, добрались русские охотники, таща свои легкие лодки через Форт-Росс, чтобы промышлять морскую выдру в окрестностях залива Святого Франциска, в испанских угодьях. Здесь же генерал Валлехо построил потом форт, который все еще стоит, являя собой прекрасный образец дошедшей до нас испанской глинобитной архитектуры. И здесь же, у старого форта, если вести хронологию до наших дней, проследовали и наши лошади, чтобы оставить персональный след в истории своими посильными успехами и достижениями. Наш несравненный Кинг захромал, да так серьезно, что никакой знаток на свете не смог бы определить первопричину его хромоты — гнездилась ли она в копыте, в стрелке, в ноге, в плече или же в голове. Дева наскочила на гвоздь и тоже припадала на ногу. Мильда, посчитав что день на исходе и влекомая маниакальным обжорством, принялась клонить в сторону. Связанные веревкой постромки едва ее сдерживали. Что же касается Разбойницы, то она осталась верна себе и даже превзошла прежние достижения в щипках, укусах и прочих художествах.
В Петалуме, пока Кинга возвращали на ранчо и приводили Принца, мы отдыхали. Отныне Принцу надлежало бы утвердиться в качестве истинного коренника, но его поставили ведущим, а Разбойница заняла прежнее место. Однако есть такая аксиома: хороший коренник — плохой лидер. Я лично не согласен с нею: из хорошего коренника обязательно получается самый плохой лидер, из мне известных... пока. Я в этом убедился. С Принцем в лидерах мне пришлось править несколько сотен миль. Ни хуже, ни лучше, чем в первый день, он в лидерах не стал, а худшая его работа была даже хуже, чем вы способны вообразить. Нет, он просто невозможен, настоящий плут. Он будет теребить за руку, выклянчивая сахар, и в самые строгие минуты — обожать вас, наступая вам на пальцы от переполняющего его дружелюбия.
Но в пути Принца не узнать. Стоит ему допустить какую-нибудь ошибку, он все сваливает на Мильду и кусает ее за холку. Это стало такой возмутительной традицией, что стоит мне сердито во весь голос крикнуть «Принц!», как Мильда сейчас же делает рывок в сторону и вперед или приседает на поперечину. И немедленно все расстраивается. Вот представьте: на быстром ходу вы объезжаете гору по крутому склону. С наружной стороны поворота сплошная скала, а с внутренней — пропасть. Впереди узкий, неогражденный мост. Доехав до поворота, вы направляете лидеров к стене, давая возможность развернуть оглоблю. Прекрасно. Лидеры опасливо прижимаются к стене. Но приходит момент, когда им следует рвануть вперед. Да-да, именно рвануть, иначе они врежутся в стену и не попадут на мост. А позади коренники и повозка, и вы для свободы маневра отпустили тормоз. Нужен дружный рывок, и Мильда пытается рвануть, прилагая все силы, а Принц, пугливо захрапев, еле тащится позади. У него свой маневр, он рассчитал все до доли секунды. Дева, обгоняя, натурально его кусает. В неудобном положении оказывается и Разбойница, до сих пор ведущая себя безупречно, — в этом миг она натыкается на Деву. А Принц, демонстрируя, что во всем виновата Мильда, вонзает зубы в ее беззащитную шею. Все происходит в одну секунду. От неожиданной боли Мильда, боясь разбиться о скалу или сорваться в пропасть, встает как вкопанная с оглоблей на спине и бьет в истерике задними ногами. Разбойница не упускает момента показать себя. А после того, как все распутано и исправлено, и у вас есть время оценить пережитую опасность, вы подходите к Принцу с намерением сделать ему выговор отборными словами, а виновник с глазами юной серны и непередаваемой нежностью щиплет вас за руку, клянча сахар. А я никому не могу отказать.
У территорий к северу от залива богатейшая история.
Около трех с половиной веков назад отважный исследователь и пират, сэр Френсис Дрейк, прочесывая Тихий океан в поисках испанских кораблей, бросал якорь в бухте Пойнт-Рейес, вокруг которой ныне возник один из богатейших молочных районов в мире. Здесь же, всего лишь двадцать лет спустя после Дрейка, Себастьян Карменон грабил на рифах груженные шелком суда, идущие с Филиппин. И в эту же самую бухту, много лет спустя, пробирались на своих байдарах русские промысловики пушного зверя и отсюда же, через пролив Голден-Чейт, уходили в запретные воды Сан-Францисского залива.
Выше по побережью, в графстве Сонома, мы доехали до бывших русских поселений. Их якорная стоянка располагалась южнее Русской реки (Росс-Ривер), в бухте Бодега, а севернее реки они построили форт. И большая часть Форт-Росса стоит до сих пор: бастионы из бревен, церковь, хозяйственные постройки, где хранилось имущество. Мы почувствовали себя как-то уютно на скрипучих половицах и среди проржавевших железяк, отогрелись у сооруженного сотню лет назад огромного очага и заснули, умиротворенные, под покровом тесовой крыши, грубо сколоченной самодельными коваными гвоздями.
Мы продвигались по местам, где делалась история, и видели ее декорации. Один из самых продолжительных наших рейдов начался в городке Инвернесс, что в бухте Томалес, и шел по долине Олема к бухте Болинас, вдоль восточного ее берега до лагеря Уиллоу; потом вверх по краю приморской кручи, вокруг бастионов Тамалпэ и вниз, до Саусалито. От мыса бухты Болинас до лагеря Уиллоу дорога идет по кромке берега и с полмили тянется вдоль вод бухты — это неизгладимое впечатление. Но самое удивительное ожидало нас впереди. Мало кто из обитателей Сан-Франциско, а тем более жителей Калифорнии, знает о дороге из Уиллоу на юг и восток, вдоль поросших маками скалистых утесов и грозно бушующего в сотнях футов внизу, в пропасти, океана. С нее открывается пролив Голден-Гейт и подернутый дымкой Сан-Франциско, возникающий на холмах. А справа, вдали — едва заметны на груди океана очертания островов Фаралонес, мимо которых проплыл сэр Френсис Дрейк, в сплошном тумане взяв курс на юго-запад, что и лишило его славы открывателя залива Святого Франциска.
Именно в этих местах я понял, что наконец научился по-настоящему править по горным дорогам. Сказать по правде, на зависть другим. До той поры мне не доводилось ездить — хуже, лучше ли — по таким горным дорогам, как эта.