Кровь ведьмы

Ручьи впадали в неглубокие озера с прозрачной, как хрусталь, водой. А несколько таких маленьких прудов образовывали каскад. В самом нижнем из них резвилась красноперая форель. Взбираясь против течения вверх по каскаду, рыбки выпрыгивали из потока воды и падали, разбрызгивая вокруг себя радужные капли. По вымощенным разноцветными камешками дорожкам бродили ручная лань и несколько павлинов.

Для отдыха и уединения хозяина и его гостей построили несколько беседок. Их сплошной стеной увивал плющ и виноград, поэтому даже в самый жаркий день там можно было найти прохладу и тень, а в пасмурный — укрыться от дождя. За стенами парка шла шумная напряженная жизнь, а здесь всегда дарила сонливая тишина. Даже ветер не залетал сюда, разбиваясь о высокую глухую стену и ряд пирамидальных тополей. Зато солнце, преодолевая все преграды, умудрялось заглянуть в самые отдаленные уголки парка и в самые укромные комнаты дворца.

Внутренние покои были просторны и обставлены с роскошью, достойной самого высокопоставленного вельможи. Владелец всего этого великолепия лежал на низком мягком диванчике. Рядом на столике на кхитайском фарфоровом блюде лежали засахаренные фрукты, миндаль и знаменитая туранская пастила, но они не привлекали внимания Счастливчика. Взгляд его был устремлен вдаль, рассеян, а мысли блуждали, возвращаясь к событиям далекого прошлого. Он вспоминал свою юность.

Он, сын простого мелкого лавочника, никак не мог смириться с уготованной ему судьбой. Честолюбие терзало его и гнало прочь из отцовской лавки. Но кто может подсказать путь, который приведет его к богатству и власти? Гадалки на базаре хватали за руки и полы одежды, предлагая рассказать о будущей судьбе, но он знал цену подобным предсказаниям. А ведь наверняка существует способ узнать и изменить судьбу. Он верил в это. Просто люди боятся гневить богов, пытаясь постигнуть предначертанное, а он нет. Он, Фай-рад Счастливчик, найдет того, кто укажет ему единственно верный путь, и он не свернет с этого пути, чего бы это ни стоило.

Однажды вечером юноша забрел в караван-сарай, чтобы посидеть среди приезжего люда, послушать разговоры купцов и бродяг. Посреди мощеного дворика тихо журчала тоненькая струйка фонтана. Душный вечер собрал у воды тех, кто еще не отправился спать. Тихая беседа двоих мужчин привлекла внимание подростка. Он пристроился неподалеку, в тени кустарника, стараясь вникнуть в суть разговора.

— Нет, друг, я туда больше не пойду,— говорил один из собеседников, тот, что был постарше.— Там я такого страха я натерпелся, что мне на всю жизнь хватит.

— Да где ж это тебя так напугали? — не в силах удержать любопытство, расспрашивал молодой.— Ушел же ты оттуда. Вот сидишь тут цел и невредим.

— Не ушел,— возразил первый,— а еле-еле ноги унес. Вспомнить жутко.

— Все-таки расскажи,— не отставал молодой.— Вот разойдемся мы на заре в разные стороны и никогда больше не встретимся, а мне твоя история, может, и пригодится, от беды спасет, так я тебя добрым словом и помяну.

— Ну, смотри, сам напросился,— уступил старший. — Караван, с которым я отправлялся, держал путь из Офира через горы в Хоршемиш и дальше, опять же через горы в Шем, в приморский город Асгалун. Нам предстояло долгое и опасное путешествие. Охрану для каравана наняли сильную — не менее трех десятков всадников. На дорогах тогда было неспокойно, а в горах скрывалось немало шаек разбойников. Они подсылали людей в караваны, и те на ночных стоянках, напросившись в караул, дожидались, пока все уснут, и давали условный сигнал своим сообщникам. В такой ситуации мало кому удавалось спастись. Наш караван-баши оказался очень опытным человеком и никому не позволял пристраиваться к нашему каравану в пути. Благополучно добравшись до гор, мы остановились на ночлег, чтобы с рассветом отправиться дальше. Весь предыдущий день мы шли по извилистым тропам круто в гору. Солнце пекло нещадно, и к полудню камни раскалились, как на жаровне. Укрыться было негде, из растительности лишь пыльная пожухлая трава. Поднявшись на небольшое плато, мы решили передохнуть. Я заметил в стороне небольшую расщелину и направился туда, надеясь найти родник. И вдруг из этой расщелины, как из пасти дракона, стали выскакивать вооруженные всадники. Моя лошадь шарахнулась в сторону, я не удержался и вылетел из седла. Когда я очнулся, на плато не было ни каравана, ни разбойников. Я оказался один в горах, совершенно не представляя, куда мне идти. Несколько дней я бродил по горным тропам, питаясь тем, что добывал на охоте, и не встретил ни одного человека. Я уже совсем отчаялся, когда забрел на ночлег в пещеру и увидел там следы жилья. Сначала я обрадовался, но, присмотревшись, решил, что лучше мне уйти. В глубине пещеры виднелся сложенный из неотесанных камней очаг, а над ним висел небольшой котелок. Около огня, видимо для просушки, лежали на плоских валунах пучки разнообразных трав. Напротив же возвышался причудливый деревянный идол — грубое подобие человека то ли с собачьей, то ли с лошадиной головой. Но самое ужасное, что было в пещере,— это ее хозяйка. Она сидела между идолом и очагом, на границе света и тьмы. Когда мои глаза привыкли к полумраку и я разглядел ее, кровь застыла у меня в жилах — передо мной сидел окоченевший труп. Стеклянный мутный взгляд был направлен прямо на меня, синие, ввалившиеся губы и обтянутые желтой пергаментной кожей челюсти, казалось, вот-вот рассыплются в труху. Бледно-серые космы свисали у нее с головы, венчиком обрамляя череп. «Надо бежать отсюда!» — промелькнуло у меня в голове. Я повернулся и вскрикнул от ужаса. Поперек входа лежала огромная белая от старости кобра. Медленно раскачиваясь, она поднимала голову все выше и выше. Клобук ее раздувался, а из пасти высовывался язык, быстрый как молния. За моей спиной раздался смех. Я отскочил в сторону и прижался к стене, чтобы видеть всю пещеру.

— Кто ты такой? — глухим, как будто исходившим из-под земли, голосом спросила старуха.— Как ты сюда попал?

— Я шел с караваном, и в горах на нас напали разбойники. Конь сбросил меня, и я потерял сознание, а когда очнулся, никого рядом не было. Уже давно я пытаюсь найти дорогу, которая вывела бы меня к людям.

— Зачем тебе люди? — ухмыльнулась хозяйка пещеры, оскалив беззубый рот.

Я стоял молча, не зная, что ответить.

— Ладно, будут тебе люди. Сделай-ка для меня кое-что.

У меня от страха пересохло в горле, и я не в силах был вымолвить ни слова.

— Что же ты молчишь? — спросила ведьма.

— Что надо сделать? — собравшись с силами, спросил я.

— Ну-ка, храбрец,— проскрипела старуха,— разожги огонь в очаге и вскипяти воду.

Затем она повернулась и откуда-то из недр своего жилья достала корзину, наполненную странными плодами.

— Это орехи иркала,— сказала она.— Их ядра надо растереть в порошок и, когда закипит вода, постепенно ссыпать его в котел.

Я трясущимися руками подбросил хворосту в огонь под котлом и стал колоть орехи. Старуха уселась у очага, вытянула руки к огню и начала раскачиваться из стороны в сторону, словно кобра, что стерегла ее пещеру. При этом она что-то негромко бормотала. Я прислушался. Знаешь, я обошел с караванами почти всю Хайборию, плавал даже в Стигию, понимаю много языков, но из ее бормотания я не разобрал ни одного слова.

— Что замер? — вдруг закричала она.— Дроби побыстрее ядра!

Я взялся за каменную ступку, лежавшую у очага. Ядра орехов легко дробились, от них шел незнакомый, но приятный аромат. Когда вода в котле зашумела, ведьма забормотала громче и вдруг взвизгнула:

— Сыпь!

Я высыпал порошок в котел. В этот самый миг огонь под котлом почти погас. Тут в руках у старухи откуда-то появился ковш. Она медленно опустила его в котел, зачерпнула отвара и поднесла ковш к губам. В голове моей зашумело, перед глазами поплыл разноцветный туман. Не знаю, сколько времени она пила…

Когда она опустила ковш, я увидел перед собой статную женщину с темными, чуть тронутыми сединой волосами, с пронзительным взглядом черных глаз. Она посмотрела на очаг, и огонь вспыхнул в нем с новой силой. Слегка помедлив, она повернулась ко мне, и я почувствовал, что сердце мое перестает биться, а душа готовится покинуть тело…