Душа

До обеда она проработала спокойно. Когда рассыльный ушел, Мишетта получила приказ не отпирать на звонки со стороны коридора Дракулы. В восемь часов явился Кристо накрыть на стол. Он ни разу не допустил, чтобы накрывала Мишетта. Впрочем, и дома у них было то же самое: дома всем приходилось накрывать по очереди. Папа не хочет жить в хлеву, а так как у них тесно, нужно все время следить за чистотой, а то действительно будет настоящий хлев. Мама ужасно за собой следит, прямо ужасно; она говорит, что кокетливая женщина должна за собой следить, и все женщины у них в доме кокетки, и бабуся первая… Все уверяют, что ей никак не дашь ее лет…

– Верно, – успел подтвердить Луиджи, как только Кристо замолчал, чтобы перевести дух. – Я видел ее из окна… Ни одного седого волоса… И так прямо держится.

– У нее склад ума старинный.

Натали с Луиджи с трудом сдержались, чтобы не улыбнуться.

– Папа тысячу раз это говорил. А что такое склад ума?

– Ну, образ мыслей, система мышления…

– Система? Значит, это механизм…

Кристо задумался… Из мечтаний его вывело слово «коммунист».

– Мой папа коммунист… А мы политикой не интересуемся. Только папа и Малыш занимаются политикой.

– Малыш занимается политикой?

– Малыш, правда, совсем еще маленький… Но он интересуется политикой. Еще до каникул, когда на радио была забастовка, Малыш вернулся домой и говорит: «А учительница в нашем садике коммунистка». Папа был дома из-за забастовки и спросил Малыша: «Откуда ты знаешь?» Малыш объяснил: «Только учительница не пришла сегодня на работу…» Потому что, когда началась забастовка на радио, папа сказал: «Плохо, если на работу не придут одни коммунисты…» Но ни один человек не явился. Словом, Малыш просто глупостей наболтал. Он ничего не понимает, но интересуется…

– А другие нет?

– Оливье все время говорит о политике, но только затем, чтобы раздражать папу с мамой. Они одно говорят, а он нарочно говорит другое. Ужасная скотина этот Оливье

– Кристо!

Кристо замолчал. Только когда подали сыр, он заметил:

– А вы лучше едите, чем у нас дома. Почему я не могу говорить, что Оливье скотина?

– Потому, что он твой брат.

– Ну и что?

Натали энергично провела гребешком по своим волосам.

– Видишь ли, семья это одно целое, члены одной семьи помогают друг другу, любят друг друга… Почему твоя мама сразу обратилась к дяде Фердинану с просьбой, хотя, возможно, для него не так уж приятно было ее выполнить? Потому, что он ваш дядя.

– Правда, – согласился Кристо, – я ужасно люблю маму… Но будь у меня мама, как у Жан-Пьера, я бы ничуть ее не любил; и такого папы, как у меня, ни у кого пет, значит… Но если у меня такой брат, как Оливье, такой скот… почему я должен его любить?

– Ты ведь можешь ошибаться… И если даже, предположим, ты прав, Оливье еще молодой, он еще сто раз переменится.

– Когда переменится, тогда и полюблю.

– Что ты хочешь, яблоко или апельсин? А может, и то и другое?

– И то и другое… А не много будет? Мама не велела мне объедаться.

Кристо уселся в кресло со своим Жюль Верном, которого он знал наизусть, но тут же задремал. Луиджи взял его на руки и отнес вниз на диван. Кристо был такой легкий, что даже страшно становилось.

XIV. Невинность

Голос Денизы Луазель звучал как-то странно… даже по телефону чувствовалось, что нос у нее заложен, она всхлипывала, сморкалась…

– Ну, как Кристо? Госпожа Петраччи, у нас столько всего случилось. И как на грех, когда дети должны вернуться домой… У Малыша коклюш! Да, да, коклюш! Ума не приложу, где он ухитрился его схватить, ведь мы его не выпускали… Можете вы еще подержать у себя Кристо? Благослови вас бог… А потом, я вот еще что хочу сказать… Да, да, я простужена… Натали! Оливье исчез! Его уже нет три дня и три ночи… Я с ума схожу от беспокойства… Даже не знаю, сообщать в полицию или нет… Отец говорит, просто сбежал и преспокойно вернется, но если бы вы только видели, как Рене расстроен! Сбежал! Но пусть даже просто сбежал… Оливье еще ребенок, его могли втянуть бог знает во что, он может попасть в любую историю…

– О боже мой! – только и сказала Натали и не могла сказать ничего другого, кроме этого «о боже мой!», потому что ничего другого не надумала.

– Мы уже обошли всех его приятелей, никто ничего не знает или, может, они просто врут, мальчишки стоят друг за друга и своего не выдадут… Госпожа Петраччи, я с ума схожу! Три дня и три ночи! Может быть, он утонул… может, он попал под машину… может, его убили… Он уже в морге… нас вызовут, чтобы опознать… А может, его заманил какой-нибудь старый развратник… На свое горе он очарователен. И ему только семнадцать… Прощайте, госпожа Петраччи! Спасибо, большое спасибо! У Малыша кризис. Я даже на радио сегодня не пошла, сижу и жду. Ах, эти мальчишки!

– Ну, за Кристо вам волноваться нечего.

– Возможно! Впрочем, ничего еще не известно. А Малыш и сейчас просто чудовище! Теперь вот еще коклюш схватил! До свидания, госпожа Петраччи, бесконечно вам благодарна. Да! Да! Только не говорите ничего Кристо про Оливье, он хоть и благоразумный мальчуган, зато нервы у него никуда не годятся. Спасибо, спасибо!

Она повесила трубку. Натали, не шевелясь, сидела у своей доски. Ей представились точно такие же ужасы, что и госпоже Луазель. Этот Оливье… «Ужасная скотина». Что же с ним стряслось? В воображении она перебрала все могущие произойти несчастные случаи. Семнадцать лет, ну, конечно, еще ребенок… Она поймала себя на том, что тоже чего-то ждет и с особой остротой ощутила, что отрезана от всего света – без газет, без радио. Это Луиджи вбил себе в голову, что Натали вредны газеты и радио, до того он за нее боялся, боялся, как отразится на ней любая новость. Он считал, что после всего пережитого она стала сверхчувствительной, тогда как на самом деле именно по этим же причинам она стала сверхравнодушной. Это они надумали вместе с доктором, и она из-за равнодушия не стала протестовать. А сегодня ей так необходимо было радио, чтобы узнать… Возможно, по радио объявят… Сидеть здесь в четырех стенах, которые не пропускают ни звука из того, что творится наруже, у живых людей. Просто каземат какой-то, необитаемый остров. Вдруг раздался телефонный звонок.

– Госпожа Петраччи? Говорит Оливье Луазель…

Боясь спугнуть птичку, Натали удержала готовое сорваться с губ восклицание.

– Слушаю… Добрый день, Оливье.

– Могу я поговорить с Кристо?

– Кристо нет дома… Почему бы вам не зайти сюда и не повидаться с ним?

– Хорошо… Спасибо за приглашение, мадам… Если только я вам не слишком помешаю…

– Ничуть не помешаете! Напротив, я очень рада, что Кристо повидается с кем-нибудь из родных… Когда вы можете прийти? Сегодня? Завтра?

– Сегодня… А в котором часу Кристо вернется?

– Думаю, вы его наверняка застанете в пять часов.

– Значит, приду в шесть… Благодарю вас, мадам… Алло! Алло! Можно пройти через Дракулу? Мне так ближе…

Ему, видите ли, так ближе! Просто боится встретить кого-нибудь из родных… Натали сидела в нерешительности. Нет, не будет она звонить Денизе Луазель, ничего пусть поволнуется еще лишний час. Главное узнать, что у этого мальчугана на уме. Иной раз посторонний человек добьется успеха там, где домашние терпят неудачу. Натали нервно кликнула Мишетту, велела купить ветчины, сварить лишнюю тарелку супу.

– И виски, Мишетта, купи виски, – крикнула она ей вслед. – И немедленно сделай сэндвичи!

Мишетта с порога тревожно взглянула на хозяйку.

– А что это такое затевается?

– Не твое дело. Что тебе только в голову взбрело? Виски для Луиджи, будто ты не знаешь, он иногда любит выпить рюмочку…

Когда Натали объявила Кристо, что его придет навестить старший брат, мальчик не поверил:

– Ты все это выдумала… то есть я хотел сказать, нарочно говоришь, Натали.

– Брат хочет с тобой повидаться, ведь вы давно не встречались…

– Нет уж, дудки… Должно быть, ему что-нибудь нужно, вот только что, не знаю.