Трольхеттен

9.

Одной нежаркой ночью первой декады августа Мартиков задрал собаку. В том смысле, что загрыз. Просто взял и загрыз своими новыми большими зубами. Уж как она визжала! Много раз Мартиков спрашивал себя как он дошел до жизни такой? Ответ был один и эта была одна из немногих мыслей, что никуда не девалась со все ускоряющимися переменами в его сознании. Он так опустился, почти в прямом смысле спустился на несколько ступенек по лестнице эволюции из-за того, что отказал тем страшным людям в "саабе". О том, что им тогда руководила гордость и, так называемая цивилизованность - смешное слово - он уже почти не помнил. Да и цивилизованности в нем уже не осталось. Сейчас самый грязный и тупой бомж, из тех, что обираются (или обирались, он уже давно никого из них не видел) на городском вокзале показался бы по сравнению с Павлом Константиновичем гигантом мысли с тремя нобелевскими премиями. Неторопливо он спускался по лестнице эволюции - уродливое скрюченное существо, придерживающееся за стенку узловатыми подобиями пальцев. И больше всего Мартиков сейчас боялся, что в конце концов он оступится и рухнет вниз, покатится по этой лестнице в темноту, в дикость и огонек сознания, что еще блещет в нем потухнет как трепетное пламя одинокой свечи на сквозняке. Он покинул квартиру в которой жил, после того, как плечистый активист из квартиры на втором этаже очень вежливо сказал ему, что таким отбросам в их подъезде не место. Мартиков очень разозлился, и когда-то толстый, а теперь на три четвертых перетертый канат связывающий его с человеческой личностью туго натянулся. Но он обуздал естество и покинул дом. Впрочем дом ему был уже не слишком нужен, куда больше подошла бы нора. Павел Константинович стал бомжем, хотя его это определение совсем не удручало - вольный ветер улиц был ему куда приятней затхлой квартиры. Ночевал Мартиков теперь во всяких ухоронках, будь то заброшенный корпус завода, или теплая и приятная канализация с полутора-сотней будоражащих запахов, а в последнее время он нашел в лесу один из не засыпанных входов в пещеры под городом и с удовольствием отсыпался на твердом камне. Здесь было уютно, и очень хотелось пойти дальше в глубину, но что-то удерживало Мартикова от этого. Собаки его ненавидели, и при каждой встрече заходились в хриплом истерическом лае. Но и Мартиков стал ненавидеть собак и лишь чудовищным усилием воли удерживался он, от того, чтобы пасть на четвереньки и кинуться на этих мохнатых тварей. О, кровь из их рассеченных артерий показалась бы ему божественно вкусной. От таких мыслей Мартиков неизменно вздрагивал и глаза его наливались кровью и теряли всякое подобие человеческих. Они и не были человеческими круглые и ярко желтые. Собачьи глаза, хотя нет - волчьи! -Я оборотень! - стонал Мартиков сидя в какой ни будь из своих ухоронок, эта правда, я оборотень. Я волколак, перевертень. Я зверь! Вон он и подрался с Медведем. Медведь был вовсе не бурым косолапым, как можно подумать из имени, а массивным черным как ночь ротвейлером, бойцовым псом, месяца два назад сбежавшего от хозяев, живших в элитном районе Верхнего города. С тех пор песик слегка отощал и отнюдь не слегка ожесточился. А может быть он таким был всегда, в конце-концов возможно, что он предназначался для собачьих боев, существование которых никто не признавал вслух, хотя все знали, что они есть. Пес стал рычать на людей, а на некоторых даже набрасывался, кусал, а после исчезал как призрак, подобно снайперу сразу меняя район дислокации. Так, что жертвы его неожиданных нападений, если и сообщали об укусе, то это все равно не имело значения, потому что не раз и не два высланные на поимку собаки отряды не находили в районе ни следа агрессивного животного. Что получал пес от этих нападений? Во всяком случае, не еду, и не голод двигал им. Вполне возможно, что моральное удовлетворение, если собаки вообще могут испытывать нечто подобное. Перебравшись в очередной район, пес сразу стал устанавливать свои порядки. Первым делом он разогнал шайку ободранных кабыздохов, с незапамятных времен обитающих в районе. Ее главарь - крупный патлатый двортерьер, имевших, наверное, в предках овчарок, пытался было возражать, но в скорой схватке лишился уха, глаза и чувства собственности, и в результате покинул свой ареал обитания. Остальные псы, теперь если и показывались здесь, то только ненадолго и, завидев ротвейлера, сразу убегали прочь. Эта массивная черная тварь взяла моду нападать на детей, причем хитроумно выбирала тот момент, когда никто из взрослых не мог им помочь. Бедные искусанные дети в слезах приходили домой в рваной одежде и с рассказами о страшном черном как ночь чудовище, что напало на них возле дома. Родители успокаивали своих перепуганных чад обычными россказнями о том, что чудовищ не бывает, а день на следующий день прибегали домой со слезами на глазах (матери) или в облаке матерных слов (отцы). Пес был столь злобен, что совершенно не реагировал на агрессивные крики, и размахивания руками. Он появлялся и с хриплым протяжным ревом атаковал - кусал, а потом скрывался в ночи. Среди подвергшихся нападению детей и их более удачливых сверстников стали ходить мифы об этом псе, с каждым новым витком все более искажаясь и обрастая деталями. В конечном итоге животное обрело статус чуть ли не адского пса, пресловутого цербера, и поговаривали, что глаза его как красные уголья и яростно пылают на фоне антрацитовой шерсти, а из ноздрей вырываются клубы горячего пара, словно где-то внутри собаки работает портативный паровой котел. За надтреснутый боевой рев, с которым пес выходил на свою цель его прозвали Медведем, потому что очень этот звук походил на вой проснувшегося среди зимы медведя шатуна. Да и детишкам он казался столь огромным, что походил на медведя. Почему-то он остался в этом районе надолго и довольно быстро обрел весьма дурную славу. Настолько, что покусанные родители покусанных детей через довольно короткий промежуток времени вызвали собачников вооруженных ружьями и ловчими сетями. Целую ночь, жаркую летнюю ночь, полную будоражащих запахов эта команда скиталась по улицам, заглядывая во все подворотни и до смерти пугая запоздалых прохожих, но так никого и не нашла. Даже обычные облезлые дворняги покинули эту часть города. Усталые и озлобленные, охотники на Медведя вернулись с утра назад, к своей машине, а потом оказалось, что ночью кто-то прогрыз в их протекторах внушительного размера дыры, и потому еще пол дня собаколовы меняли колеса и звонили в контору и только к полудню убрались прочь под горестные завывания жильцов. Одно из них сильно покусали тем же вечером. Впору было впадать в панику. Естественно Мартиков не знал этого, но в ту ночь он стал спасителем живущих в районе горожан, избавив их от терроризирующего район чудовища. Павел Константинович неторопливо брел вдоль стены, а рядом с ним шла его тень, сгорбленная и уродливая и если бы кто посмотрел на эту тень, не видя самого Мартикова, то сказал бы, что человек этот страдает одновременно сколиозом в критической стадии, водянкой и тяжелой формой подагры, если судить по качающейся, неустойчивой походке. Нос Мартикова ловил ночные запахи, он купался в запахах, и они кружили ему голову, начисто отбивая мысли. Кругом жили существа - крохотные создания из плоти и крови, убого защищенные сверху тоненьком покровом шерстки. Они вели свою маленькую примитивную жизнь, шевелились, принимали пищу и испускали запахи. Это еда, и одновременно добыча. Мартиков скрипнул зубами, и почувствовал, как буркнул недовольно пустой желудок (с недавних пор ему требовалось все больше еды, и уже не жаренной или вареной, а исключительно сырой и с кровью). Дальше ароматно благоухала помойка, и не очень ароматно пахло людьми. Один из них был совсем рядом, примостился в подъезде. Чего-то боялся, но Мартикову было плевать, мысли - купированные обезноженные мысли ползали у него в голове только о пище. Но тут случилось неприятное, запах маленькой суетливой жизни был перебит чем-то другим, да так резко, что Павел Константинович на мгновение представил себе сверкающий тесак, что врубается в мягкий пахучий матрас. И по типу он был похож - острый, резкий, агрессивный. Вызывающий. Втягивая уродливо расширенными ноздрями теплый ночной воздух Мартиков почувствовал как густая шерсть у него на холке непроизвольно встает дыбом. Агрессия набирала обороты и стремилась вырваться на поверхность. Чужак, сильный чужак, а таким не место на его, Мартикова территории. Легкими, почти невесомыми (что казалось странным, если учесть насколько изменилась масса его тела) он промчался вдоль улицы, прячась в густой тени, и лишь иногда появляясь в свете фонарей и поднимая уродливо изменившуюся морду, нюхал воздух. Запахи вели его как самый надежный радар. Он уже знал, где встретится с хозяином этих мест - на бетонном пятачке возле высокой кирпичной девятиэтажке, одиноко торчавшей в географическом центре района. Стояли там три лавочки, а чуть дальше в обильных зарослях сирени и диких кустарников начинался полузаброшенный двор со свежим шрамом от земляных работ. В свое время именно здесь водяной бунт достиг таких масштабов, что руководству пришлось пойти на крайние меры и, потакая жильцам, осмотреть все близлежащие коммуникации (оказавшиеся в полном порядке). Две покосившиеся стальные конструкции неприятно напоминающие виселицы предназначались для сушки белья, и сейчас под ним земля источала остро пахнущую мылом влагу. Двор был погружен в непроглядную тьму, а напротив, сиял аж четырьмя разноцветными фонарями и окнами дом, напоминая сейчас сказочный замок светлых сил. В окнах не движения. Дверь в подъезд с кодовым многоглазым замком. Павел Константинович остановился у одной из лавочек и мягко опустился на все четыре. Чуть слышно клацнули толстые ногти на руках (день ото дня становившиеся все темнее). Мартиков поднял к небесам обросшее волосами лицо и мощно рявкнул на плывущие облака. Звук этот был так мощен и так полон первобытной агрессии и вызова, что трое маленьких детей в возрасте от двух недель до года, проснулись одновременно в своих квартирках и синхронно заплакали. На миг воцарилась тишина, а потом откуда-то из ночной тьмы донесся вибрирующий рев, словно там, среди густых зарослей скрывалось какое то первобытное чудовище - саблезубый тигр, например, или даже пещерный медведь. Рев донесся ближе, почти не уступая по мощи голосу самого Мартикова. А потом кусты сирени резко встряхнулись, как будто неведомый великан решил вырвать их с корнем и в свете фонаря появился противник. Он шел не торопясь, широко загребая уродливыми лапами, весь раздувшийся от сознания собственной мощи. Его вздохи и выдохи звучали как работа большой паровой машины, и при каждом выдохе в воздух вздымалось облако теплого пара. Глаза ротвейлера были мутноваты, но дики, как очи викинга сразу после приема галлюциногенной настойки из мухомора. Пес вовсю нагнетал в себя боевую ярость. Не дойдя до Мартикова метров пять, Медведь остановился и саркастически приоткрыл пасть - красная, словно весь прошлый день пес полоскал глотку фуксином. Между крупноватых даже для этого пса зубов застрял обрывок ткани когда-то раньше принадлежащей штанам кого-то из жильцов. На землю шлепнулась крупная капля слюны, тоже красноватая, пузырящаяся. Пес фыркнул и часть этой слюны веером взвилась в воздух и обрызгала Мартикова и часть прилежащей скамейки. Медведь был уверен в своем превосходстве, ведь до этого никто не смог дать ему надлежащий отпор. Даже Бугай, бывший вожак районных собак, а его предки восходили к убежавшему из дома мастино неаполитано, пал жертвой этих заостренных белых как сахар клыков. Но в этот раз он встретил достойного противника, даже хуже, он встретил противника превосходящего его. Он встретил волка. Издав душераздирающий рев, в самом конце смазанный эффектом Доплера Медведь рванулся вперед, как потерявший управление дизельным локомотив. Лапы его мощно загребали землю, а на асфальте оставляли глубокие борозды. Но Мартиков был начеку, когда до прущего как танк пса оставалось около метр, он грациозно скакнул в сторону, а зубы его, легонько, как бы невзначай скользнули по лоснящемуся боку ротвейлера. Совсем чуть-чуть, вот только на том месте сразу раскрылась и заалела широкая рваная рана. Медведь даже не заметил этого, да и не мог он, наверное, затормозить после такого разгона. С завыванием пролетев мимо Мартикова он с хрустом вломился в кусты. Некоторое время оттуда был слышен озадаченный вой, а потом кусты разошлись и пес вновь появился на поле битвы. Яростно подергивая головой, он лихо загребал землю передней лапой - это прямо был не пес, а настоящий бык на пике берсеркерского буйства. Рванувшись вперед и развив при этом удивительную для такой коротконогой твари скорость, Медведь мигом оказался возле Павла Константиновича и всей массой ударил его грудью. Почти шестьдесят килограммов звериного буйства опрокинули бывшего старшего экономиста и как это не печально бывшего человека на землю, а пес навалился сверху и уже вовсю терзал жесткую его шкуру. Чувствуя как чужие клыки рвут его собственную плоть, Мартиков потерял остатки соображения, и теперь уже по асфальтовой площадке катались, визжа и хрипя, два обросших шерстью клубка звериных инстинктов. В воздух летела слюна, кровь и шматы чьей-то разодранный шкуры. А потом Медведь завопил. Во всю глотку, не сдерживаясь более и был в этом крике лишь тупой ужас, да тоскливое предчувствие скорой встречи со своими чистопородными предками. Слушая этот длинный заливистый вопль, и ощущая как морду (нет-нет, лицо!) орошает кровавый горячий фонтан, Мартиков ухмыльнулся. А клыки его меж тем все глубже и глубже забирались в горло Медведя, кромсали и раздирали мощные шейные мышцы, рассекали туги волокна. Визг Медведя достиг наивысшей точки, так, что у стоявшего рядом неминуемо заложило бы уши, и может быть даже потрескались стекла на наручных часах. Уже и нельзя было предположить, что так визжать может собака - скорее всего свинья, сразу после трахеотомии произведенной не стерилизованным кухонным ножом. Наконец зубы Мартикова добрались до голосовых связок пса и перекусили их, так что крик бывшего тирана районных жителей моментально сменился хриплым бульканьем. Только тогда, Павел Константинович отпустил своего врага. Освобожденный от фатальных крюков на челюстях Мартикова пес тяжело рухнул на асфальт и смог лишь пару раз дернуться напоследок. Черная шерсть намокла от крови. Довольно ухмыляясь (а смотрелось это до невозможности жутко на почти нечеловеческом его лице), Мартиков смотрел на распростертого Медведя и всего утратившего человекоподобие работника "Паритета" распирало от гордости. Он поднял голову к небесам и громогласно взвыл, испустив напоследок совершенно волчий перелив. Потом он придвинулся к мертвой собаке и стал есть. Мясо было кисловатым и жестким, но съесть поверженного было делом чести. Откуда из-за дома донеслось хоровое пение - нестройное, но с энтузиазмом выводимое сразу несколькими голосами. Пели про ворона, черного ворона, что, как известно, кружится. Голоса полнились пьяной тоской и пьяным же сопереживанием. Оторвавшись от туши Мартиков поднял голову и навострил уши. Ветер донес запахи сивушных масел, крепкого пота и давно не менявшихся носков. Старый Мартиков только бы сморщился о такого аромата, новый же напротив, извлекал из этого амбре массу полезной информации. Пение замолкло на полминуты, кто-то истерически заржал, а потом продолжили уже совсем рядом, прямо у входа во двор. -Вы... Пждите! - крикнул один из гуляк - Я щас... тока дойду. Общий гул голосов выразил согласие и несогласие одновременно, и моментально разделившиеся стороны стали ожесточенно спорить, пускать сотоварища во двор или нет. На фоне спора кто-то еще пытался тянуть про черную птицу над головой. Послышались спотыкающиеся шаги и в кружке света у подъезд обрисовался человек в потертой кожаной куртке из-под которой выглядывали дряхлые джинсы с немилосердно воняющим желудочным соком подозрительным пятном. Сначала эта жертва алкоголя торопливо и потому сравнительно целенаправленно топала к подъезду, а потом заторможенное ее сознание уловило что что-то не так, и загулявший воззрился на труп Медведя и Мартикова рядом с ним. -Ээй! - крикнул гуляка срывающимся голосом - Тут... челвек в кровище!! Из темноты ему ответили в стиле "что ты гонишь, как сивый мерин?" и наградили парой нелестных прозвищ, которые адресат, впрочем не заметил. -Ей богу! - сказал стремительно трезвеющий под воздействием увиденного гулена - да тут и пес!! Но тут Мартиков приподнял голову от туши собаки и свет фонарей пал на его измазанную кровищей волосатую морду. Ярко белые клыки сверкали в кошмарной улыбке, глаза светились оранжевым. -Франчайзинг! - пролаял Павел Константинович Мартиков в прошлом старший экономист с высшим образованием - Квота! Квота! Децентрализация центров! Транспортные облигации на паспортные данные!