Страница 99 из 101
Что же касается меня, то мне оставалось, как говорится, только сделать ручкой. Рано утром следующего дня Джим Пейн и его "327-й" (он ворчал, что начинает ощущать себя личным шофером, только ливреи не хватает) должны были забрать меня на Авалон, где по истечении некоторого полного неприятностей периода времени я должен был начать новую, совершенно другую жизнь. Я ухитрился избежать прощального банкета, сославшись на "временный" характер отданных мною распоряжений, хотя все прекрасно понимали, что это всего лишь отговорка. Почему-то одна мысль о том, что все эти люди будут стараться делать вид, будто ничего не случилось, приводила меня в ужас. Я возвращался домой, но в яму, из которой не будет спасения, и ни я, ни кто другой ничего не мог с этим поделать. И главное, у нас с Клавдией имелись на этот вечер совершенно другие планы. Никакая, даже самая веселая и теплая вечеринка не могла бы сравниться с вечером наедине с ней, и потом, следующая такая возможность могла нам представиться очень и очень нескоро.., если представится вообще.
Ближе к вечеру, разделавшись со всем, кроме нескольких последних "прости", я направил свой гравицикл на городской холм, к монастырю градгроутов. Я не знал, когда увижу Аталанту в следующий раз и удастся ли мне это вообще когда-нибудь, а лучший вид на город открывался именно от монастыря. Внизу подо мной раскинулась старая часть города, беспорядочное скопление выбеленных домишек с вкраплениями крошечных цветущих садиков. Большая часть улиц извивалась без какого-либо намека на систему, и сами они были так узки, что балконы расположенных напротив друг друга домов почти соприкасались. И слишком часто эти уютные, мирные кварталы прерывались отметинами выгоревших, лишенных крыш зданий, а улицы перегораживались грудами рухнувшего кирпича и камня. Ближе к основанию холма - и к базе бомбежки стерли с лица земли целые кварталы более современных районов.
Наверняка кто-то там, в городе, обвинял в этих разрушениях лично меня. Однако даже гнусный трус Саммерс не смог бы спасти город от такой печальной участи. Война особенно беспощадна к стратегически важным городам вроде Аталанты. Впрочем, война беспощадна ко всем, к победителям и к побежденным.
Там и здесь я мог разглядеть похожие на игрушки трамваи, алыми букашками карабкавшиеся вверх или вниз по склону холма. Их пронзительные звонки, должно быть, слышно аж на самом Авалоне. Когда-то, в молодые годы, я сам любил кататься на них. В порту, как-то сразу сделавшемся ужасно тихим после отлета последнего конвоя на Гонтор, выруливало на старт звено "Звездных Огней". Они разбежались, оставляя за собой на воде вспененные следы, и легко взмыли в бездонную синеву неба. Черт, я с удовольствием провел бы последние метациклы за штурвалом одного из них...
Ничего, я держался столько, сколько мне позволили. Теперь война продолжалась дальше, но без меня. И это была уже заметно другая война, к чему я тоже приложил руку. Со времени падения Флюванны три года назад наша старая Империя вела оборонительную войну - грозная, но лишенная сил. Наши приготовления на Гонторе и рейд на От'нар изменили это. Теперь мы не только оборонялись, но и впервые с начала войны готовились к наступательным действиям. И первое такое наступление, вторжение на Флюванну с Гонтора операция "Сапфир", - должно было начаться ровно через три стандартные недели. Отсчет времени до его начала уже пошел.
И приближение этого уже ощущалось по всей галактике. Провал попыток Ла-Карна развязать новую агрессию против флювийских планет - и наши приготовления к освобождению той их части, что Торонд захватил раньше заставил верховное командование Лиги "временно" перебросить на оккупированную Флюванну войска и технику с других фронтов. Что ж, это не прошло облачникам даром: ослабив свои позиции на содескийских планетах, они начали отступать под давлением наших друзей, медведей с Содески, и, похоже, этот процесс принял уже необратимый характер. А совсем скоро мы сами перейдем в наступление, открыв второй фронт, - а это будет означать начало конца для Трианского и его приспешников...
И все же для меня война закончилась. Я исполнял свои обязанности так хорошо, как мог - Не всегда идеально, но всегда на пределе сил и способностей. Ну и еще, я все-таки жив, тогда как многие из тех, кто не уступал мне опытом, но уступал везением, погибли. У меня были победы, но были и поражения, и раны свои я получал наравне с остальными. Что ж, этого оказалось недостаточно. Скоро меня принесут в жертву политике, деньгам и власти - те, за кого я дрался! Ну конечно, те, кого интересует истина, узнают, что произошло на самом деле. Но по большому счету расправа надо мной не более чем легкая рябь на воде. Мой процесс будет обсуждаться день или два в офицерских клубах по всей Империи, а потом о нем забудут на фоне событий галактической войны и грядущего триумфа над Лигой. Но что бы ни готовила мне судьба, я знал, что всегда буду гордиться тем, что я сделал для приближения этой победы.., и тем, что мне довелось служить с людьми Имперского Флота.
ЭПИЛОГ
11 декада 52014 г.
БАЗА ИМПЕРСКОГО ФЛОТА, АТАЛАНТА, ГАДОР-ГЕЛИК
Я сидел рядом с Джимом Пейном в кресле второго пилота его "327-го", выруливавшего по каналам подземного ангара Аталанты к открытым воротам и ожидавшему его за ними порту. По обе стороны канала выстроились, словно на смотр, "Звездные Огни" и "Василиски".., собственно, я подозреваю, что новый командующий базой и в самом деле учинил им смотр незадолго до нашего отлета. Экипажи и бригады обслуживания стояли шеренгами на причалах у своих судов и махали нам на прощание. За кормой - несмотря на все мои просьбы и даже приказы не делать из нашего отлета особого события - собралась на причале подземной стоянки целая толпа людей: Клавдия, Барбюс, Уильямс, Коттшелл, Ла-Салль, Томпкинс, Руссо и множество других, благодаря которым мое недолгое пребывание на Аталанте оказалось полным смысла (во всяком случае, с моей личной точки зрения). Этим утром, когда мы с Клавдией расставались в дверях маленькой комнатки, в которой мы провели нашу последнюю ночь, я не нашел слов прощания. И здесь, стоя у трапа, я просто помедлил, повернулся к притихшей толпе и молча вскинул руку в салюте, стиснув зубы, чтобы не дать обуревавшим меня эмоциям вырваться наружу и опозорить меня до конца моих дней. А потом я развернулся на пятках и деревянной походкой поднялся на борт.