Нация и сталь

Справа от главы фирмы, так же среди пальм, видны лица всего тогдашнего генералитета, фигура легендарного адмирала Тирпица и его одетых в голубые с золотом мундиры преданных подчиненных. Это похоже на метафору джунглей и диких зверей, спрятавшихся в зарослях. Ни о чем подобном, пожалуй, и не помышлял художник, создавая почти сто лет назад парадный портрет, но мысль о диких инстинктах, вырвавшихся неожиданно наружу, приходит на ум сама собой, если учесть, что до Первой мировой оставалось каких-то два года.

На этой же картине посреди огромного зала на ковре были изображены стулья, специально расставленные здесь для избранной публики. Мы видим, как Власть в лице кайзера Вильгельма II благосклонно взирает на восковую фигуру Густава. Правитель Германии внимает каждому слову оратора. Рядом с кайзером изображены три женщины в шляпах, которые вполне могла носить героиня из цикла стихов о "Прекрасной даме" Александра Блока. Эти шляпы с огромными, по тогдашней моде, полями, украшенные к тому же перьями фантастических птиц и вуалью, делали женщину существом таинственным, почти неземным. Декаданс и оголтелый милитаризм - вот приметы новой эпохи, в которую с такой помпезностью вступала вместе со всей Германией династия Круппов.

У этого помпезного парадного портрета была своя весьма скандальная предыстория. Дело в том, что на месте Густава, который, как мы уже знаем, никогда и не был настоящим Круппом, должен был стоять другой человек. Это Фриц, законный сын и наследник первого короля пушек. Но ровно за 10 лет до описываемых событий сын Альфреда покончил с собой и тем самым попытался из последних сил сохранить остатки чести семьи Круппов...

За 12 лет до празднования столетнего юбилея и до того, когда и будет написан знаменитый парадный портрет, в Эссене состоялся ещё один праздник. Он был посвящен началу нового, XX века.

Это было 1 января 1900 года. Эссен весело встречал новый год. В небо взлетали трескучие фейерверки, ракеты расцвечивали в ночном зимнем небе магическую цифру XX, и с высоты холма, на котором и возвышался замок Хёгель, было прекрасно видно все вокруг на многие километры, благо фабрики в праздник не работали, а трубы не дымили, как обычно. В праздничную ночь к окну кайзеровских апартаментов прильнули две девочки. Старшей, Берте, названной так в честь своей бабушки по настоянию Альфреда Круппа, было 13, а младшей, Барбаре, - 12 лет. Девочки жили в огромном замке совсем одни. Их старались не баловать, и жизнь двух принцесс не была похожа на непрекращающийся праздник, как это могло показаться со стороны. Однообразие буден лишь раз в году нарушалось тем, что девочкам позволялось отправиться вместе с отцом, Фридрихом Круппом, в небольшое заграничное путешествие на одной из двух яхт, "Майс" и "Пуританин", принадлежавших семье. От безрадостного времени, которое и было детством, сохранилось несколько фотографий Барбары. Однако сестры были необычайно похожи друг на друга, и как выглядела сама Берта можно вполне догадаться и по изображениям её сестры.

Судя по всему, девочки были небольшого роста, темноволосые, слабыми на вид и очень ранимыми. Овальное личико Барбары буквально взрывалось взглядом огромных широкораспахнутых глаз. Точно также выглядели и дочери русского царя Николая II, и многие другие дети, по своему происхождению принадлежавшие к привилегированному классу.

Это какое-то застывшее, искусственное счастье, навечно заключенное в жесткие рамки фотографического снимка. Из этих рамок прошлая счастливая жизнь детей рубежа веков уже никогда не выйдет наружу, потому что она навечно заключена в рамку фотографической Смерти.

Фотографию Барбары Крупп можно прочитать, в этом смысле, как роман. Глаза двенадцатилетней девочки смотрят из-под полей дамской шляпы. Ребенка словно изо всех сил подталкивают к взрослой жизни, но её огромные, полные удивления глаза сопротивляются этому. Глаза Барбары и есть её короткое детское счастье. И такое же счастливое мгновение навечно запечатлено во взглядах великих княжон, дочерей Николая II, словно принесенных в жертву новой, беспощадной эпохе.

Снимок Барбары Крупп, сделанный накануне, может быть, самого кровавого века в истории человечества, имеет немалый символический смысл: заключенная в рамку фотографической смерти девочка сама принадлежала семье, для которой именно Смерть давно уже стала источником существования, и лишь взгляд детских глаз тщетно пытается изменить сложившееся положение вещей. Эпоха декаданса вступала в свои права, и Круппы отвечали за музыку на этом балете. Скрытые пороки тлели в глубине европейской души до поры до времени, но вот демоны были выпущены наружу, и невинные лица детей тех, кто был ответственен за происходящее, навечно сохранили свою невинность лишь на фотографиях, а в жизни эти самые дети должны были в полной мере расплатиться за грехи своих родителей. Нечто подобное и произошло с Бертой и Барбарой Крупп, когда они узнали, что их милый папа, любивший отправляться с ними в заграничные плавания раз в год, жил долгие годы не одной, а несколькими жизнями.

Глава X

Несколько жизней Фрица Круппа

Герт фон Класс писал о Германии времен кайзера Вильгельма II: "Понятие "le fin de siecle" (конец века), которое возникло на исходе блестящего и развратного восемнадцатого столетия, не совсем подходило к описываемому времени... Германия этого периода находилась в зените удушающей скуки, усугубляемой плюшевыми портьерами, дешевыми украшениями и всевозможными безделушками, в избытке завалившими жилище любого добропорядочного господина. Эта безвкусица была продиктована все возрастающей ролью простых масс в истории, ростом всеобщего лицемерия, надевшего умильную маску благочестия". Общество ханжей предпочитало на людях брезгливо корчиться, когда речь заходила о сексуальной жизни, но при этом публичные дома, которые охотно посещали все те же добропорядочные граждане, процветали в каждом городе.

В этой атмосфере всплывшие наружу грехи богатейшего промышленника Германии, Фридриха Альфреда Круппа, неизбежно должны были привлечь всеобщее внимание. Человек, стоящий на вершине Власти, сам должен был стать жертвой так называемого общественного мнения: восставшей массе нужно было показать, что у неё тоже есть своя власть, которая сосредоточилась в редакциях газет и журналов, столь охочих до досужих сплетен и всевозможных разоблачений.

Внешне Фриц Крупп никак не походил на того монстра, о котором на перебой писала почти вся тогдашняя социал-демократическая пресса. С фотографий на нас смотрит полноватый небольшого роста бизнесмен, одетый в белое облегающее спортивное трико, в кепи, на околыше которой прочитывается название яхты, принадлежащей семье. Этот снимок был сделан во время отдыха, и на нем запечатлелась идиллическая, безмятежная атмосфера. Что-либо прочитать по выражению лица Фрица представляется совершенно невозможным. Крупп ни на одном из своих снимков не смотрит прямо в объектив.

Лишь суровая необходимость заставила сына Альфреда стать во главе экономической и политической жизни. По своим наклонностям этот человек тяготился своим высоким положением и предпочитал общественной деятельности незаметное существование в качестве частного лица и зоолога-любителя. Но заботы о семье и врожденное чувство ответственности заставили его поломать что-то у себя внутри и сделаться тем, чем он и сделался в конце концов. Скорее всего, Фриц никак не мог забыть постоянные размолвки родителей, не мог забыть своего детства, лишенного уюта и семейного тепла, поэтому две дочки и жена Маргарет и стали теми весомым аргументом, который и заставил его встать во главе фирмы после смерти отца.

Альфред считал, что лучшей школой для будущего наследника может стать только он сам. Он водил сына по цехам своих сталелитейных заводов, знакомил его с целым ворохом своих служебных записок и даже подарил наследнику карандаш и дорогой блокнот, куда тот, по замыслу отца, должен был также начать записывать важные мысли, касающиеся производства. Но Фриц резко отличался от промышленников поколения Альфреда. Он прекрасно понимал, что на современном этапе огромную роль начинает играть политика, которая давно уже стала публичной, то есть подотчетной все тем же восставшим массам. В 1893 году Фриц выставил свою кандидатуру в рейхстаг Эссена и победил. В 1897 году кайзер предложил Круппу стать членом Верхней палаты Пруссии. В это же время Фридрих в числе других акционеров становится учредителем газеты "Зюддойче корреспонденц", участвует в приобретении ещё одного издания "Берлинер нойесте нахрихтен". К тому же Крупп в течение нескольких лет осуществил присоединение двух немецких промышленных предприятий к концерну и осуществил закладку нового доменного завода в Рейнхаузене.