Страница 3 из 20
Война окончилась бегством немцев в Ливонию. Но они могли снова нагрянуть. И если им удастся захватить Псков - это будет страшная угроза Московскому государству.
В 1509 году великий князь послал в Псков нового наместника - князя Ивана Михайловича из рода Репниных-Оболенских, человека сурового и немилостивого. У псковских посадников, бояр и богатых гостей5 начались нелады с новым наместником, в Москву полетели жалобы.
Василий Иванович приехал в Новгород в самом начале 1510 года и приказал недовольным псковитянам явиться к нему - получить ответ на жалобы.
В праздник крещения, 6 января, собрались посадники, бояре и богатые гости в митрополичьей палате, а сотни младших людей стояли на морозе с непокрытой головой. Непокорный Псков ждал решения своей участи.
Московские бояре вошли в палату величавой поступью.
Прозвучали страшные для псковитян слова:
"Пойманы есте богом и великим государем..."6
Псковитяне опустились на колени и выслушали приговор Москвы:
"Вечу не быть; вечевой колокол снять и отвезти в Москву, к его старшему брату - вечевому колоколу Великого Новгорода; во Пскове будут сидеть два государевых наместника и решать все дела... И коли вы не покоритесь, много прольется псковской крови..."
В числе младших людей, посланных в Новгород от псковского простого народа, стоял на митрополичьем дворе и дед Андрюши - Семен, Афимьин отец. Старик часто рассказывал внуку о былых днях.
Псковитяне покорились: Пскову ли выстоять против могучей Москвы!
Этим не кончилось. Опасаясь, что против Москвы начнутся козни, Василий Иванович приказал: триста знатных семей расселить по другим землям; на их месте посадить московских дворян и раздать им поместья изгнанных. И из Среднего Города, раскинувшегося между реками Великой и Псковой и окруженного каменной стеной, были выселены тысячи псковитян.
Москвичи переехали на житье в Псков. А в Москве, близ Сретенки7, возник целый поселок под прозванием "Псковичи". Князь Василий III "подавал им дворы по Устретенской улице, всю улицу дал за Устретеньем", - говорит летопись.
Родители Ильи Большого и Афимьи тоже лишились своих домиков в Среднем Городе; они, как и многие, не захотели уходить от родных мест и поселились в сельце Выбутино на берегу реки Великой, у последнего ее порога. Но земля здесь принадлежала древнему Спасо-Мирожскому монастырю, и вольные горожане попали в монастырскую кабалу.
Псковитяне жалели о потере самостоятельности родного города, но понимали, что без присоединения к Москве Псков мог попасть под пяту ливонских рыцарей и это было бы рабством. Лучше уж жизнь, хоть и трудная, под владычеством Москвы. Таких убеждений держались и старик. Семен и зять его Илья Большой...
Раздались новые удары в дверь. Вошел староста Егор Дубов, грузный, медлительный, с неподвижным, точно высеченным из камня лицом.
Из вежливости помолчали. Егор спросил:
- Об чем речь, православные?
Узнав, что из монастыря приедут за добавочным оброком, он молвил:
- А ведь боярским людям вроде полегчае...
- Славны бубны за горами! - насмешливо отозвался Илья.
- Нет, не говори! - оживился Егор. - Коли перечесть, что я в монастырь перетаскал с Петрова дня...8 и, боже мой! Туш говяжьих две, - староста загнул палец, - уток два десятка, - он загнул второй палец, - курей три дюжины, кабанчиков два, яиц поболе четырех сотен, меду шесть пудов...
- У меня бычка годовалого отняли! - пожаловался Тишка Верховой.
- ... масла овсяного девять кадок, - продолжал Егор, загибая пальцы уже на другой руке, - чесноку вязок без счету...
- Вот жрут, дармоеды проклятые! - озлобился Ляпун.
- Это с нашего села, а сколько у них окромя деревень! Диво, братцы, покачал седой головой Егор Дубов: - полсотни монахов, а какую власть над людьми забрали!
- Им так за святую жизнь положено, - усмехнулся Илья.
Мужики дружно захохотали.
Андрюша смотрел вниз серьезными, неулыбчивыми глазами. Мальчик удивлялся, что мужики ругают монахов. Он видел иноков в церкви; они казались тихими и благостными, как праведники на иконах.
"Не боятся, что бог накажет..." - со страхом подумал Андрюша про вольнодумцев-взрослых.
- Нет, как ни говори, - проворчал Ляпун, относя руку от уха, - а в старое время, в вольном Пскове, не в пример лучше жилось...
- Ты бы вспомнил сотворение мира! - непочтительно фыркнул Тишка и осекся под строгими взорами старших.
- А еще бы не лучше! - согласился с Ляпуном Егор Дубов. - Одно то взять, как нас монастырь год от году утесняет, свои старые грамоты рушит. Бобровые ловы от нас оттягали -раз! Рыбные тоже - два!
Он снова пустил в ход корявые толстые пальцы. Трудная должность выборного старосты приучила Егора вести всему счет; и хоть мужик не знал грамоты, но цепкая память и зарубки на деревянных бирках помогали ему без ошибок собирать оброки и рассчитываться с тиуном.
Выбутинцы любили угрюмого, неповоротливого Егора за честность, за то, что, не ослабевая духом, нес он мирскую тяготу и при всякой провинности односельчан первый скидал портки и ложился под розги.
Снова повздыхали, уставившись на стену. Там увидели привычное: юркие тараканы спускались с потолка, как всегда, когда прогревалась изба. К утру, лишь начнут промерзать стены, они пустятся обратно. Знакомая картина навела Илью на размышление:
- Вот, невелика тварь, а тоже ищет, где лучше!
- Уйду из Выбутина! Вот те крест уйду! - неожиданно воскликнул Тишка Верховой, возбужденно крутя бородку. Случайное замечание Ильи совпало с его затаенной мечтой. - Надел продам и подамся счастье искать!
- А покупщика найдешь?
- Найду!
- Вряд ли, - усомнился староста. - Ведь надобно за тебя внести и порядное и похоромное9, сочти-ка... А впрочем, вас с бабой двое, може и уйдешь!
- А земля? - спросил Ляпун.
- Что земля?
- Батька твой распахивал деревню10, ты забыл? Пни корчевал, аж кожа на спине лопалась, да вдвоем с маткой с поля волок! Забыл?
- Вот только что пашня... оно, конечно... - забормотал Тишка и смолк.
- То-то и оно! - победоносно махнул рукой Ляпун. - А они то знают и из нашего брата последнее выжимают...
Избу внезапно охватил мрак. Афимья, заслушавшись мужичьих речей, недоглядела за лучиной. Пришлось доставать угли из печи, вздувать огонь. Илья мягко пожурил жену: