Путешествие королевны

- У вашего подмастерья падучая, мастер?

Хель бросила соломинку, Шедд не понимал, зачем, но ухватился.

Запинаясь, просил прощения за нерадивого мальчика и клялся, что совсем быстро исправит потерю.

- Ничего страшного, ювелир. Заказ погодит. А мы станем лечить его.

- Здесь?!

Ювелир осекся, понимая, что окончательно выдал себя, но Хель и тут, казалось, ничего не заметила. И велела отнести Имрира в верхние покои, под бдительный надзор лекаря. А потом приказала всем возвращаться к плясам.

Толпа, только что глазевшая на них, разошлась, и Хель ускользнула: ей надо было отдать еще кое-какие распоряжения, подальше от чужих ушей.

В недобрый день и в проклятый час

Я вдруг увидел её.

Прекрасных дам встречал я не раз,

Но дрогнуло сердце мое.

Он проснулся и увидел, как пятно солнца на стене то заслоняет, то выпускает колышимый ветром лист. Немного позже он понял, что движется не лист, а челнок в руке женщины, ткущей гобелен. Нити основы были похожи на струны, в них бил луч из прихваченного льдом окна - по-весеннему яркий, и такие же яркие краски расцветали под проворным челноком на гобелене: голубое небо и яркое чистое солнце на нём, а ниже облака...

Женщина ощутила взгляд и повернула голову, лица Имриру было не разглядеть, зато солнце осияло её фигуру, вскинутые руки и голову в легкой дымке белой кисеи. Почему-то Имриру вспомнилась мама. Он был уверен в том, что она была, и в своем имени - пожалуй, больше ни в чём.

- Ты проснулся? Как ты себя чувствуешь?

- Где я?

- В ратуше. Ты не помнишь?

Женщина озабоченно положила руку ему на лоб.

- Ты был в беспамятстве три дня. А лекарь твердит, что всё в порядке. Может ты ударился головой.

- Может... - ему было лень двигаться, и не хотелось, чтобы она убирала руку. Хотя она оказалась старше, чем ему думалось - женщина в расцвете лет. Она хорошо улыбалась, не только лицом - глазами. И глаза спокойные, карие как два лесных озера. Словно он заглядывал в них когда-то...

- Нет, не помню!

- Тише, - она зажала ему рот теплой ладонью, ладонь пахла шиповником и немного дымом. - Отдыхай, ты скоро поправишься.

- Кто я?

Сон заволакивал, и Имрир не мог ему сопротивляться.

- Мальчишка потерял память. Милосердная!..

А может, это и к лучшему. Тогда, в господе, после его гордых и опрометчивых слов, когда всё, как при вспышке молнии, стало ясным Хели, первой мыслью было схватиться за арбалет. Достало бы одного болта. И решилось бы сразу всё: заговорщики лишились бы знамени и не случилось повторения кошмара. Конечно она не справилась бы с остальными пятью, но успела бы уйти, воспользовавшись минутой замешательства. Всё просто. Одна стрела - и ни набата, ни безликих, ни новой войны. Безукоризненные доказательства. Как... смерть. Только - Хель не хотела убивать. Этот мальчик, сын Торлора, не был для нее безликим. Он походил слишком на многих, кого она помнила и любила: на отца, на Гэльда, на его братьев, на... Мэя. И, может быть, таким будет, когда вырастет, её собственный сын.

Она не могла убить. Чем бы это ни обернулось потом. Если её слёзы, и раны, и огонь Торкилсена что-то стоили для этой земли, если имели смысл тысячи смертей, что были и что еще случатся, если к чему-то хорошему ведет оплаченная кровью дорога - пусть этот мальчик живет. Как бы сильно он ни ненавидел. О, по воле какой судьбы через семнадцать лет всё начинается снова?

- Не плачь, Хель, не надо.

Двери неловко хлопнули, и они оборвали разговор. Двое стояли под высоким витражом, изображающим Светлую Мать, жертвенный камень был украшен цветами, среди них горела свеча. Хель (Имрир уже знал, что её зовут Хель) молилась, сведя руки, бургомистр и наместник Ландейла замер у нее за спиной. Имрир испытывал к нему инстинктивную неприязнь - к нему, закаленному воину, уверенному в себе, могущему так небрежно положить руку на плечо жены. Хель была женой наместника, она сказала Имриру это на второй день, когда он уже встал и, помогая ей распутывать нитки на гобелене, нечаянно коснулся щекою её волос.

Он отскочил, как ошпаренный: то ли от того, что она сказала ему про мужа, то ли что заметила это невинное касание. Сохрани Милосердная, он не тронул бы её и пальцем - как кощунственно тронуть святыню, собственную мать. Но в щекочущем прикосновении светлой пряди было и постыдное, и манящее. Имрир облизал пересохшие губы и опустил взгляд.

- Госпожа Хозяйка!

Она повернулась, уже улыбаясь - вся: словно в ней горела свеча. Имрир поражался и недоумевал, как можно улыбаться движением руки. Вот так она улыбалась, глядя на Мэя. А Имрир подспудно ревновал. Он уже привык к ее заботе.

- Ты не устал? Ты хорошо устроен?

Он пожал плечами:

- Мне скучно. Я разумею грамоте, я мог бы разбирать бумаги. Я же вижу, как тебе трудно от них.

Он послал укоризненный вгляд наместнику, тот нахмурился, а Хель рассмеялась.

- Я рада, что ты ищешь работы. Кстати, о твоем здоровье справлялся твой мастер.

- Я не хочу туда возвращаться! Я не помню ничего...

- Тебя никто не прогоняет, - Хель легко тронула его ладонь. - Гости у нас, сколько захочешь. Мы найдем тебе дело. Просто мне пора возвращаться в Хатан.

Имрира полоснуло чувство потери.

- Нет! Хозяйка!..

- Это еще не скоро, - как напуганного ребенка, уговаривала она его. - Дня через три-четыре. Может, седьмицу.

- Хель! - сказал Мэй звенящим голосом.

Она повернулась к мужу. Она была здесь, но уже не с ним, Имриром. Он отступил в полутьму.

Кшиш мелко взвыл, царапая когтями пол. Имрир не решился успокоить его, опасаясь могучей лапы с когтями, изогнутыми, как мернейские ножи. Он как раз укладывал в очаг охапку дров и загнал в ладонь острую занозу. Тут плюснуло стекло, и в комнату посыпались оружные люди. Кто-то опрокинул рамку с гобеленом. Трое набросились на Имрира, пытаясь схватить его и увлечь за собой. Кшиш драгоценным пятнистым плащом повис у одного на плечах. Имрир обрушил на голову другого дубовый табурет. Ему казалось унизительным кричать, звать на помощь. Он не понял, когда Хель возникла рядом с ним, в развевающемся зеленом платье, с ножом в руке. Она швырнула в лицо наемнику одеяло с постели, лишая возможности видеть и размахнуться коротким мечом, и метнула нож. Меч другого Имрир парировал табуретом: тот оказался весьма кстати, тяжелый и с крепкими ножками; пана боя увлекла юношу, он сам поразился, откуда такое в простом подмастерье ювелира. Безоружная Хель отскочила к столбику кровати, на него пришелся удар, и весь ворох пыльных кистей, камки и бархата обвалился на дерущихся.