Пропавший лагерь

Еграша пробует и, блаженно погладив себя по животу, заявляет:

- Яблоки заправлены, яблочная и получается! - И, закатив глаза, сидит некоторое время молча, а потом спрашивает: - Ну, а натуральную-то он варит? Водку произвести может?

- Да вот, пожалуйста! - Калиныч цедит из краника в ковшик и подносит Еграше.

Старик нюхает, лижет языком и, выпив, крякает:

- Она! Ну ни в жисть от казенной не отличишь. Крепка и без запаха... Ну ни тютельки сивухой не отдает...

Мастер ты, брат, волшебный... Дай я тебя поцелую!

Калиныч не успевает отстраниться и получает звонкий поцелуй. Васвас так и валится от смеха.

- Ну и сколько же ты с меня возьмешь? - спрашивает Еграша. - Тут ведь овечкой, другой, чую, не отделаешься. Это ведь не простой ремонт, а?

- Полная реконструкция. Техническое чудо! - отвечает Калиныч.

- Да уж чего там. С таким чудом я буду на селе кум королю и сват министрам! - обнимает его захмелевший Еграша. - Проси с меня полцарства дам!

- Полцарства мне не надо, теперь чуть что - революция, и нет тебе ни царя, ни барства!

- Хитро сказано! Конечно, рабочему человеку дороже всего работа. А вот работой я тебя обеспечу, друг. Это мне раз плюнуть. Все деревни обегу, всех хозяев про чудо извещу... И потащут тебе в ремонт аппараты, ну, валвалом! Со всей округи!

- Ладно, пусть тащат! - сказал Калиныч.

На том и порешили три заговорщика.

Когда ребятам во главе с Рубинчиком удалось все это подслушать, у них глаза на лоб полезли - вот так дела!

И это уважаемая всеми мамами Василиса Васильевна и почитаемый всеми папами Иван Кузьмич?! В сговоре с самогонщиками? Верить не хочется.

- Придется их разоблачить, - горестно сказал Рубннчик.

- Придется, мы пионеры, это наш долг, - подтвердили ребята.

- Клянемся!

Ребята поклялись. В этом участвовало все звено, кроме Боба. Его увлекла, как вы знаете, совсем другая тайна - фотографические дела вожатого.

Однажды Федя объявил, что отряд пойдет на экскурсию в комсомольскую коммуну "Красный луч". Ребята окрепли, загорели, натренировались - шутка ли, один кросс через лес чего стоит, - теперь можно познакомиться с окружающей действительностью и выяснить, чем можно помочь в деревне в борьбе за новую жизнь.

...Пошли в поход два звена. Собирались, как на праздник. С развернутым знаменем, с барабанным боем шагали по высокому берегу к перевозу. Весело, дружно тянули паром, отстранив старого паромщика Глебыча.

А затем чудесной луговой дорогой двинулись на хутор Монашки, где когда-то был монастырь, а теперь обосновалась комсомольская коммуна.

Просо на полях коммуны стояло темно-зеленой стеной так плотно, что, казалось, по нему можно пробежаться сверху, как по ковру. Пшеница радовала глаз своей чистотой, колос к колосу, без единого сорняка. Но особенно поразило ребят поле цветущих подсолнухов. Какая красота! Здесь даже сделали привал.

А когда пришли в коммуну, она показалась ребятам настоящим раем на земле.

Представьте себе: на небольшом холме, среди заливных лугов чудесный сад, а в саду рубленные из бревен русские избы-терема, а в этих теремах живут сказочные красавицы и богатыри.

Коровы с добрыми глазами подходят, берут хлеб и лижут ладони молодых богатырш, идущих с подойниками.

Пестрые телята резвятся и скачут, словно хотят показать гостям свои цирковые номера.

Очевидно, здесь ждали гостей - и у ворот теремов, обнесенных частоколом, надпись: "Добро пожаловать".

По обширному двору на коне гарцевал мальчишка в буденовке. Делал он это смеясь и улыбаясь. Вороной белоногий конек с озорным взглядом удивительно соответствовал всаднику - тоже веселый и задорный. Он лихо брал препятствия и радостно ржал, оглядываясь по сторонам. Словно говорил: посмотрите, вот мы какие, молодые, удалые.

Ребята смотрели на все раскрыв рты, а на мальчишку - с завистью. И смотри-ка, какой конь ему доверен.

Самостоятельный парнишка. Вот бы жить в коммуне!

Познакомились с председателем. Им оказался безусый парень в вышитой рубашке с расстегнутым воротом по фамилии Колобков. Приземистый, плотный, подвижной, он все показывал и все объяснял, посмеиваясь и похохатывая.

Маленькие, глубоко посаженные глазки, словно изюминки, хитровато поблескивали на его округлом лице.

- Прежде хутор принадлежал женскому монастырю, жили здесь монахини святые, пили сливки густые. Нежили на перинах пухлые телеса да славили рай на небесах. Ну а теперь мы, сельская молодежь, показываем пример, как можно, честно трудясь, устроить хорошую жизнь на земле!

- Рай для безбожников?

- Так точно! Только в наш рай одни грешники попадают, кто за безбожные дела, кто за непочтение. Вон посмотрите на нашего юного наездника Прошку. Был у попа в батрачонках. И взбунтовался - прямо в церкви с амвона вышел и говорит народу: "Все попы эксплуататоры, и служить я им не хочу!" И ушел от попа, а мы сироту приютили.

Отец его, буденновец, под Перекопом погиб. Осталась от него на память шапка. Видали, как в ней Прошка гарцует? Объезжает коней для Красной Армии. И сам к боевой жизни готовится. Весь в отца.

Председатель, кругленький как колобок, быстро шел впереди.

- На девушку, что телят поит, вы не обратили внимания? Тихая такая, ласковая. А ее собственные родители чуть не убили. Припрятали они кулацкий хлеб, а она это дело раскрыла. Взяли мы ее в коммуну. Такая не подведет.

Для нее Советская власть дороже всего. Все мы - красная молодежь, хвалился Колобков, - многие ребята и девчата покинули родные села, родителей и собрались вместе, чтобы показать, как нужно вести хозяйство на советской земле. Работать так, чтобы с каждого гектара давать стране как можно больше хлеба, мяса, молока, меда, всех благ земных. А прежде здесь монахини все больше мак сеяли. Целые поля. Из недозрелых головок, говорят, дурман настаивали. Опиум для народа. Вот как!

Среди коммунаров были даже две бывшие монашки.

Эти молодые девушки-сироты воспитывались в монастыре послушницами. Они рассказали, как прислуживали богатым монахиням из купеческого да дворянского звания.

Как получали от них пощечины. И жаловаться не могли.

Даже после революции долго еще была сильна власть игуменьи, правила она, как при крепостном праве.

Теперь обе девушки комсомолки. Живут и трудятся наравне со всеми, а прежняя жизнь в монастырской неволе только снится им в страшных снах.

Все это было очень интересно.

В беседке с цветными стеклами, где когда-то распивали чаи с вареньями важные монахини, комсомольцы устроили пионерам угощение.

Тут же на пчельнике, расположенном в саду, молодые пчеловоды, сняв крышу с одного улья, достали рамы, полные душистого меда, и подали к столу. Кто не едал свежего сотового меда, тому и объяснить трудно, какое это приятное занятие. А ребята из пионерского лагеря испытали это удовольствие!

Во время угощения Колобков все рассказывал о преимуществах коммуны.

Ребятам так все это понравилось, что захотелось тут, в коммуне, и остаться, объезжать коней, выращивать телят, сеять поля подсолнухов, ну и, конечно, есть сотовый мед и запивать молоком.

Но Иван Кузьмич подбавил в это медовое настроение ложку дегтю.

- Да уж у Советской власти вы любимчики, что и говорить! - сказал он с усмешкой.

Ребята давно заметили, что старый рабочий будто недоволен хорошей жизнью коммуны, что-то все крякает, поеживается, бородку свою калининскую теребит.

- Уж конечно, на то мы комсомол, - улыбнулся Колобков, - мы для Советской власти, как для матери родной, что велит, то и сделаем. Вот подсказали нам новую культуру внедрить - подсолнухи, - видали, какое у нас поле цветет? Красота!

- Ну, а сердце вам не подсказывает, что в окружающих деревнях-то еще неурядица да темнота?

- Так мы же показываем пример, как можно жить культурно!

- Хорош пример. Бросили отцов-матерей, бросили сестренок-братишек, ушли здоровенные парни и девки в Монашки и горя не знают - медом губы мажут, молоком споласкивают!