Страница 13 из 117
- Но партия вас не любит, - заметил Штепутат.
- Много раз так было, что новые власти не любили евреев. И притесняли их немножко, и отбирали у них, что могли. А потом исчезали, эти новые хозяева. А несколько евреев всегда оставалось. Евреи всегда оставались. Вот и сейчас, прогонят с улиц грязных цыган, сошлют несколько бездельников в Кашубию, а приличных евреев не тронут.
Штепутат стоял на пороге и смотрел вслед тележке. Нет у евреев гордости, думал он. Гонят их с крыльца, они возвращаются с черного хода. Но в остальном ничего в них плохого.
Четыре недели спустя была "Хрустальная ночь". В Дренгфурте штурмовики все проспали. Ничего не произошло. Когда на следующий день из рейха пришли известия о разгромленных еврейских магазинах и подожженных синагогах, начальник штурмовиков Нойман был в полной растерянности - ему рапортовать было не о чем. Штурмовики целое утро совещались в "Кронпринце". В Дренгфурте было всего три еврея. Один был инвалидом войны, другой настолько стар, что нападение на него трудно было бы назвать героизмом. Оставался Самуэль Матерн.
Он был в одной из своих любимых поездок в сторону Блауштайн и Фюрстенау, когда из кустов выскочили три личности в масках. Один держал лошадь, двое набросились на Самуэля. Самуэль кричал "Разбойники!" и "Помогите!", пока ему не заткнули рот кляпом. Ему связали руки за спиной и привязали к козлам. Один разбросал рулоны ткани и намалевал на них черной кровельной краской свастику. После этого они скрылись. Маленький литовец постоял какое-то время. Так как ничего не происходило, он тронулся, не дожидаясь уговоров Самуэля, и благополучно притащил тележку в город. Было темно, и на беспомощного Самуэля никто не обратил внимания. Так он оказался перед воротами собственного дома. Мари распутала его узы. Самуэль был безмерно рад, что грабители не забрали у него из заднего кармана брюк кошелек, в котором было 250 марок денег.
На следующее утро Мари соскребла с витрины стихи, намалеванные кем-то ночью на стекле:
Селетка не стала форелью, хотя и упала в ручей.
Еврей, даже сто раз крещеный, все равно остался еврей.
Попам это надо знать и эту расу крестить перестать.
Начальник штурмовиков Нойман отправил окружному руководству длинный подробный отчет об этой акции. Там сочли эпизод хотя и забавным, но недостаточно героическим, чтобы упомянуть в партийной газете. Зато с похвалой воспроизвели витринные стихи. Селедку, правда, написали через "д".
Штепутату первому сообщили о маневрах. Он объехал на велосипеде всю деревню, распределяя постой. Сам он принял двадцать человек на сеновал и одного офицера в комнату для гостей. Основная часть солдат пришлась на поместье. Время этому благоприятствовало, скот был на лугах, а амбары еще стояли пустые. Бальный зал замка майор предоставил в распоряжение штаба синих. Красные расположились где-то в заболоченном лесу и ждали сигнала к атаке.
Почти с восходом солнца Герман был на ногах и смотрел, как с их сеновала слезали солдаты. Затем пошли к насосу. Обливались до пояса, чтобы смыть приставшую пыль. Поскорей затянуться сигаретой - на проклятом сеновале курить запрещалось. Марта во всех горшках варила кофе, потом яйца, потом опять кофе, в то время как Герман сидел на чурке возле дровяного сарая и пробовал солдатские сухари. Рядом стояли составленные в пирамиду карабины. Так много хорошо смазанного железа в Йокенен можно было увидеть не каждый день. Ему разрешили взять одно ружье, разрешили положить его на плечо. Надо же, какое оно тяжелое. Один унтер-офицер из Кюстрина сфотографировал Германа, как он, подняв правую руку в немецком салюте и держась левой за приклад винтовки, стоял босиком перед крапивой у забора Марковши.
Йокенен был похож на военный лагерь. Гусям и уткам пришлось уступить свои места на выгоне и сбежать в пруд. Над парком поместья висел привязной аэростат. Около полудня на выгоне приземлился маленький аэроплан, сев рядом с упрямым бараном Зайдлера, причем перепугавшийся баран чуть не сломал себе шею. Клозе отпустил детей из школы и сам отправился следом смотреть на маневры. Большинство детей толкалось вблизи полевой кухни, стоявшей в тени деревьев на въездной аллее поместья. Герман побежал к дяде Францу. Он просил и не отставал до тех пор, пока дядя Франц не оседлал Зайца и Цыганшу. Они отправились обозревать йокенское поле сражения верхом на лошадях. В садах среди кустов смородины и бузины укрылись синие. Под грушей, в удобной позиции и хорошо замаскированная, была даже пушка. Ее черное жерло было направлено на болотистый лес между Скандлаком и Йокенен. На опушке леса красные навешали на свои стальные каски березовые ветки, залегли за кочками и замаскировали в подлеске два танка. Дядя Франц и Герман ехали по нейтральной полосе между синими и красными.
Вся работа на йокенских полях остановилась, когда около десяти утра начался спектакль маневров. Красные поползли из болота, пытаясь взять у синих деревню Йокенен. Их танки, увешанные листвой, как телеги в Троицу, катились на деревню с запада с твердым намерением проутюжить петрушку, морковь и ветхие изгороди. Пулеметные очереди холостыми патронами. Пыль поднялась столбом. Когда танки выстрелили из своих пушек, грохнуло так, что было слышно в Дренгфурте. А из жерла пушек вился пороховой дымок.
Майор стоял с офицерами синего штаба на башне замка и слушал их объяснения, как надо использовать танки. Сам он в это время вспоминал кавалерийские маневры в бранденбургских песках и сокрушался, что красные не мчатся в атаку на Йокенен верхом на лихих конях.
Через полчаса все кончилось. Никакой стрельбы. Не ясно было только, кто победил - синие или красные. Подбили танки? Подбитые или нет, они катились с открытыми люками по выбоинам полевых дорог. Дети сопровождали их до деревни. До полевой кухни. Зато на поле сражения в Йокенен остались тысячи пустых патронных гильз. Особенно богатой была добыча в пулеметных гнездах. Там в песке нашлись целые ленты отстрелянных гильз. Как мародеры, рыскали дети по полю, собирая сокровища военной игры. На следующий день Клозе велел сдать собранные гильзы и пустые пулеметные ленты. Они нужны немецкой армии, чтобы сделать новые патроны и стать сильной и могущественной. Конечно, вернули не все гильзы. Они были так удобны для тысячи разных дел. Если в них подуть, то получается свист вроде паровозного. Если бросать их в воздух, они завывают в полете, как грозные снаряды. В Германе пустые патронные гильзы пробудили дремавшее военное дарование. Он составил их в длинный ряд на подоконнике рядом со своей кроватью. Блестящие металлические гильзы превратились в настоящих солдат, которые маршировали стройной колонной, разбегались возле занавески, делились на красных и синих, шли в атаку, падали убитыми, снова строились и в конце концов скатывались под кровать, откуда Марте приходилось доставать их метлой. Да, йокенские маневры были памятным событием. Солдатская жизнь на выгоне, на сеновале, с сухарями и пшенной кашей, смеющиеся лица, мундиры, дружно марширующие по деревне сапоги. Женщины, выставляющие для солдат на дорогу банки с малиновым соком. Дети, бегущие следом, как будто по деревне проходит цирк. А как было интересно играть в солдаты! Марта спела сыну новую песню: