Страница 108 из 117
Виткунша храпела. Еще и это.
"Завтра в Германию", - сказал часовой. Ясно, что перед такой поездкой все были взволнованы. Из Йокенен - в Берлин. Рождество уже в Германии. Герман достал из-под рубашки данные Иваном деньги и пересчитал их. Сделал из одного банкнота кораблик и стал раскачивать у себя на коленях.
Важно было вовремя проснуться, не быть последними, когда начнется переезд в Германию. Об этом позаботился Петер. Он растолкал Германа, еще до того как часовой начал свой обход и стал стучать в двери. Как быстро можно утром собраться, если нет завтрака, не нужно мыться и чистить зубы! Ноги в ботинки, куртку на плечо, и они уже за дверью. Морозное, темное утро, небо усыпано звездами, снег поблескивает в тусклом свете уличного фонаря.
Герман и Петер вырвались далеко вперед, когда все бросились бежать по заснеженным путям сортировочной станции, мимо вагонов с замерзшей сахарной свеклой, ржавеющих платформ, заметенных снегом. Все торопились занять самые удобные места у окон в скором поезде на Берлин. Когда они достигли перрона, навстречу им, добродушно попыхивая, подошел маленький паровоз. Раздувал своим горячим паром снег, так что на перроне даже образовались лужи. Герман замер, онемев.
К паровозу были прицеплены четыре товарных вагона с широко раскрытыми раздвижными дверями, через которые внутрь наметало ветром снег. Все-таки, была хоть крыша. В конце этого жалкого поезда стояли два милиционера с автоматами на шее. Петер первый перестроился на новую ситуацию. Он без разговоров отказался от мысли о мягких сиденьях у окон в скором берлинском поезде, вскочил одним прыжком в первый вагон, быстро осмотрелся, спрыгнул в снег на другой стороне. Так он бегал от вагона к вагону, пока не нашел, что в предпоследнем вагоне почти нет снега, зато есть немного соломы на полу.
- Останемся в этом, - решил Петер.
Они задвинули за собой двери, заняли предпоследний товарный вагон для йокенцев. Сквозь узкую щель стали смотреть на свалку, начавшуюся на путях. Люди, навьюченные узлами, катились лавиной. Невероятно, как они кричали и чертыхались. Как спотыкались о рельсы. Падали. Кто что-нибудь ронял, бегом возвращался поднять. Когда маленький паровозик глубоко набрал воздуха, толпу охватила паника. Как все завизжали! Ага, все заспешили в Германию!
Обнаружив в сутолоке свою мать, Петер открыл дверь и втянул ее в вагон. Потом и других йокенцев. Не было только старой Вовериши. Где она застряла?
- Ее тоже нужно к нам, - сказал Петер, помня о наволочке, в которую была зашита колбаса. Они спрыгнули вниз, побежали вперед к терпеливо пыхтящему маленькому паровозу. Вот она, Вовериша, катится как толстый масляный колобок.
- Возьмите и меня, старуху, - всхлипывала она.
Она задвинула сумку, из которой выглядывала испуганная голова Пизо, в йокенский вагон. Но нельзя было и подумать, что она сможет залезть в вагон собственными силами. После того как Вовериша некоторое время бесплодно повисела на дверях и рассадила о гравий колено, милиционеры бросили свои сигареты и подсадили старуху в вагон. Господи Иисусе, ну и зрелище это было!
Ну ладно, вот все и на месте. Йокенцы в своем предпоследнем вагоне. Можно ехать. Но об отправлении нечего было и думать. Люди продолжали прибывать. Не только из барака, шли и из города. Некоторых привозили на станцию в фурах, они залезали в вагоны прямо из телег. Отчаянно ругались, увидев, что лучшие места уже заняты. И вообще, разве это дело - возить людей в товарных вагонах, да еще среди зимы? Стали вмешиваться и милиционеры, светили карманными фонариками вглубь вагонов, находили здесь местечко, там угол, где еще можно было потесниться. Удивительно, сколько может вместить один товарный вагон! Сначала в тесноте все согрелись. Но потом от тепла множества людей началась циркуляция, через щели стало тянуть холодным воздухом, и вскоре женщины сзади начали кричать: "Закройте дверь, сквозит!"
Ну, может быть, это всего только, чтобы подбросить их к ближайшему большому городу. Так ведь невозможно ехать в дальнюю дорогу! В Кенигсберге или Алленштайне пересядут в нормальный поезд и с уютом поедут в Германию.
День никак не хотел начинаться.
- Сколько сейчас времени? - спросил кто-то из темноты вагона.
Глупый вопрос, ведь в Восточной Пруссии больше нет часов. Они или в развалинах или тикают на руках у русских. Можно бы сообразить по сахарному заводу. Когда там обычно начинают? В пять или полшестого? Растенбургский сахарный завод заревел в начале смены таким мощным гудком, что Пизо, перепугавшись, выскочил из своей сумки и даже хотел на него затявкать. Но Вовериша тут же закрыла ему рот. Тявкающего Пизо милиционеры выбросили бы из вагона и погнали бы в снег. Собак в Германию не везут!
Герман и Петер лежали на животе и через щели в дощатой стенке смотрели на сахарный завод, видели, как из трубы вылетали искры, а через окна валил пар.
- Хоть бы жмыхов сахарных дали, - мечтательно сказал Петер.
Он погрузился в воспоминания о сахарных жмыхах в Йокенен, таскать которые со склада поместья было величайшим удовольствием для йокенских детей.
Неожиданно паровоз дернулся, стал медленно толкать четыре товарных выгона по направлению к сахарному заводу, мимо милиционеров, стоящих с автоматами в снегу, курящих сигареты и переминающихся с ноги на ногу.
- Они едут не в Германию, они едут на восток! - вскрикнула одна женщина.
- Да уж, нужны мы там на востоке!
- В Россию везут нас, в братские могилы.
- Может, просто маневрируют.
- Сиди тихо, Пизо.
- Боже мой, я ведь уже была в Сибири.
- Нас обманули.
- Прекратите выть!
- Куда пойти пописать?
- Господи Боже наш, Иисусе Христе, нас везут в Россию!
Последний вагон врезался в стоявшую на путях платформу с лесом. Все повалились друг на друга, и Пизо наконец затявкал во весь голос.
Тишина. Паровоз отцепился. Проехал мимо по соседнему пути. Прицепился к другому концу поезда. Медленно двинулись вперед. Мимо черной трубы сахарного завода, двух милиционеров, дымивших своими сигаретами на перроне. Вперед, в Германию!
- Хорошо на поезде, - заметил Герман.