Страница 59 из 73
- Так кто же мешает нам сделать это? - опять повторил свой вопрос Мурель. -Я уверен, что мы это сделаем хорошо.
- Я бы не мог этого сказать.
- Почему?
- Очень ответственная работа. Не забывайте, что дело новое. Даже Латун многого не понимал в людях. Он так и говорил: "Мы не обязаны понимать" и повторял свое излюбленное: "Мы не боги, мы - ремесленни-, ки". Но ведь тут Кумбецкому мы этого не скажем. Затем Латун говорил заказчикам: "Давайте образец, мы по образцу и сделаем". А тут мы должны делать новых людей. Кто нам даст образец? Где образцы новых людей? Мы должны создать нового человека из отдельных черт, еще, может быть, не существующих, а в известной части разбросанных во многих существующих людях.
Мурель, который не был приспособлен для призывов к бодрости, все же бодро сказал Капелову:
- Повторяю, мы вполне справимся с работой. Надо только до этого сделать нескольких интеллектуалов. Не пугайтесь. Это не будет требовать большого количества эликсира. Надо сделать людей, которые помогли бы нам всесторонне разбираться в явлениях. Отчасти это смогут делать живые люди ведь и в Москве и в других городах есть огромное количество людей, способных разнообразно рассуждать и подходить к явлению с разных сторон. Но нам нужны острые сгустки. Например, я думаю, что нам нужно создать исключительного подлеца, этакого выродившегося представителя побежденного класса, во всем изверившегося. Он нам будет нужен для внутреннего употребления на наших исследовательских работах. Пусть он чернит все, пусть, играет роль серной кислоты при испробовании золота. Пусть шипит на всем поганый яд его неверия, его злобы, его зависти, его презрения, его пустоты, ничтожества и глупости. Знаете, недавно я был на одном собрании. Говорили всякие люди. Ну, как всегда, разговор шел по двум-трем-пяти трафаретным руслам. И вот выступил такой подлец. Все в нем было подло. Мясистые щеки, гнусный, неопрятный рот, холодные, мерзкие глаза. Весь его облик, маленькая голова на коротком толстом теле, эти пухлые кулачки, которыми он потрясал, - все было мерзко. Он во всем видел плохое, он ежеминутно просил не увлекаться. Он заранее предвкушал обман, предательство, опасность, трудности. Он не верил ни во что. Словом, такого нам создать следовало бы. Будем его держать где-нибудь в подвале на цепи и во время наших исследовательских работ, а особенно во время создавания нового человека, он, может быть, будет нас удерживать от действительно, может быть, неизбежных увлечений. Следовало бы еще создать нескольких людей, которые могли бы быть нам полезны во время работы. Но я сейчас не могу вспомнить, кто нам нужен. Это мы сделаем попутно. Что касается исследования единоличника, то вовсе не так страшно это. Вся эта тысячи раз описанная скупость, крестьянская жадность и так далее - я не знаю, может быть, это преувеличено, ведь ничего нет страшнее, ничего ужаснее привычного представления, консерватизма. Трудно даже представить себе, что делает с сознанием людей власть предрассудков! Это такое бедствие - предрассудки, это такой ужас! Даже самые умные, самые трезвые люди не чувствуют, как подпадают под гнет их тлетворного влияния. И многое от этого есть в отношении ко всяким порокам и свойствам людей, в том числе и к этой пресловутой крестьянской жадности. Весьма возможно, что это самый обыкновенный тлетворный результат утвержденных многолетними традициями предрассудков.
Глава двадцать восьмая,
Для исследования крестьянина-единоличника и того, насколько глубоко в нем сидит инстинкт собственности, разумеется, необходим был хороший макет поля, земельного участка с домиком, овином, сараем, коровами, лошадьми, свиньями, курицами и так далее.
Без этого опыт исследования не мог бы начаться.
Между тем такой макет требовал особых затрат.
- Мы посадим крестьянина вот сюда, - сказал Капелов, - а перед ним установим сельскохозяйственный макет. Свое хозяйство он должен отчетливо видеть.
- Ну что ж, - предложил Мурель. - Пускай Машкин достает. Это задание Кумбецкого. Пусть Машкин идет в Наркомзем или куда нужно и достает макет. Затем нам нужно вызвать экспертов - ведь могут возникнуть какие-нибудь вопросы. Согласны? Где же Машкин?
- Ох, этот Машкин, - вздохнул Капелов. - Он тут дергал меня изрядно. Нетерпелив человек до предела. Все просит сделать его авторитетным, властным человеком. Он уже сам два раза бегал в ледник и просил наших техников его заморозить. Но в последний раз он испугался и совсем ушел. Третий день, как он не приходит в Мастерскую.
- Почему?
- В этом виноват Брусик, черт бы его побрал! Между прочим его надо утихомирить. Понимаете, он вдруг стал проявлять странную деятельность. Представьте себе, сам начал делать опыты! Я его создал по своему подобию для того, чтобы он выполнял черные работы. Но, очевидно, в него попало что-то постороннее, и он вообразил себя настоящим мастером! Он делает опыты совершенно бессмысленные, а главное - жестокие... Черт его знает, какое мясо попало в него! Он дерется с таким аппетитом, что просто неловко! Если дать ему волю, Мастерская Человеков приобретет репутацию какого-то застенка.
- А что он натворил?
Капелов с негодованием рассказал Мурелю, как этот Брусик, наслушавшись разговоров о властных и невластных людях, посадил в одну комнату сухого, желчного человека, сделанного из остатков колониального полковника, и другого - бывшего адвоката, с приятной улыбкой, который был захвачен на улице. В одной из стен комнаты, куда были заключены эти двое, Брусик прорубил щель и наблюдал за ними. Цель его была - заставить адвоката не подчиняться колониальному отпрыску. Средства воздействия он выбрал самые примитивные: он нещадно бил его огромными своими кулачищами, невероятно окрепшими в его нелегкой работе, - ведь он месил человеческое тесто! И. вот, стоя перед щелью, он следил и почему-то приходил в невероятную ярость, когда адвокат все-таки подчинялся тому, в то время, когда он имел полное право не подчиняться.
Колониальный -отпрыск сидел за столом, вставал, гулял. В нем в самом деле было что-то властное, напоминавшее полковника. Во всяком случае, та таинственность, которая сопровождает властность, в нем была.