Страница 18 из 31
- Ну и Боевая! Вот умница! - смеялись рабочие, восторгаясь повадками своей любимицы. - Смотри-ка, с товарищем разговаривает.
Лошадь развязали, но она все не шевелилась, - скованная страхом лежала неподвижно, как будто ее все еще стягивала веревочная сетка. Наконец ее подняли на ноги ударом кнута, и она стояла ошеломленная, дрожащая. Дядюшка Мук увел на конюшню обеих лошадей, товарищей по несчастью.
- А долго ль нам еще ждать? - спросил Маэ.
Но сначала нужно было разгрузить клеть, и к тому же до подъема оставалось еще десять минут. Мало-помалу забои пустели, по всем выработкам шли в обратный путь, углекопы. У клети собралось человек пятьдесят, все промокли и дрожали на сквозняках, грозивших им воспалением легких. Пьерон куда делось елейное выражение его физиономии! - дал затрещину своей дочери Лидии за то, что она ушла из лавы раньше времени. Захарий исподтишка щипал Мукетту, озорства ради, "чтобы разогреться". Но у всех нарастало недовольство: Шеваль и Левак рассказали, что инженер грозился снизить расценок за вагонетку и только тогда оплачивать крепление отдельно; план дирекции был встречен гневными возгласами, - в этом темном подземелье, на глубине в шестьсот метров, забродила закваска возмущения. Уже никто не старался сдерживать голос, люди, перемазанные углем, продрогшие в долгие минуты ожидания, обвиняли Компанию в том, что половину рабочих убивают в шахте, а другую морят голодом. Этьен слушал с волнением,
- А ну живей! Живей! - покрикивал на стволовых штейгер Ришом.
Ему хотелось поскорее начать подъем - он не желал наказывать рабочих за крамольные речи. Однако ропот раздавался все громче, и Ришому пришлось вмешаться. За его спиной углекопы кричали, что не всегда так будет, и в одно прекрасное утро вся эта лавочка полетит ко всем чертям.
- Слушай, ты ведь разумный человек, - сказал он Маэ. - Заставь их замолчать. Надо помнить: с сильным не борись, с богатым не судись, - будь осторожен.
Но хотя Маэ притих и встревожился, ему не понадобилось вмешиваться. Голоса вдруг смолкли: возвращаясь после инспекционного осмотра, из квершлага вышли Негрель и Дансар, оба в поту, как и рабочие.
Повинуясь привычной дисциплине, углекопы расступились, пропуская начальство, и инженер прошел через толпу, не промолвив ни слова. Он сел в одну вагонетку, штейгер - в другую, стволовой дернул веревку пять раз, подавая сигнал о подъеме "тузов", как называли начальство, и клеть понеслась вверх, провожаемая угрюмым молчанием рабочих.
VI
Поднимаясь в клети вместе с четырьмя другими рабочими, примостившимися в вагонетке, Этьен решил пуститься дальше в скитания по дорогам. Не лучше ли подохнуть с голоду сразу, чем надрываться в этом аду и не зарабатывать даже на хлеб? Катрин сидела выше его, он не чувствовал ее близости, она не согревала его таким приятным теплом. Лучше не думать о всяких глупостях и уйти отсюда; ведь образования у него побольше, чем у здешних углекопов, а потому и овечьего их смирения нет, - он в конце концов удушит какого-нибудь начальника.
Вдруг яркий луч ослепил его. Подъем совершился так быстро, что дневной свет ошеломлял, резал глаза, отвыкшие от этого сияния. Но как радостно было почувствовать, что клеть остановилась и крепко осела на свои упоры. Рукоятчик отворил дверь, рабочие выпрыгнули ив вагонеток и гурьбой вышли в приемочную.
- Слушай, Муке, - зашептал Захарий на ухо рукоятчику. - Дернем нынче вечером в "Вулкан", а?
"Вулканом" назывался дешевый кафешантан в Монсу.
Муке молча подмигнул приятелю левым глазом и ухмыльнулся, растянув рот до ушей. Низенький, коренастый, как отец, с нахально вздернутым носом, он выглядел гулякой, который все проест и пропьет, не думая о завтрашнем дне. Как раз тут вышла из клети Мукетта, и любезный братец в знак нежной любви изо всей силы хлопнул ее по спине.
Этьен с трудом узнал высокое помещение приемочной, которое казалось ему таким таинственным и страшным при неверном свете фонарей. Теперь оно было просто-напросто пустым и грязным. Сквозь запыленные оконные стекла проникал тусклый свет. Только машина в дальнем конце блестела медными частями; густо смазанные тросы бежали, как ленты, смоченные чернилами; укрепленные вверху шкивы, огромная стальная перекладина, на которой они держались, клети, вагонетки - все это изобилие металла придавало бараку мрачный вид своими серыми жесткими тонами старого железа. Громыхание колес непрестанно сотрясало чугунные плиты, а от угля, который перевозили в вагонетках, поднималась мелкая пыль, покрывавшая пол, стены и даже балка копра.
Вернулся Шаваль, заходивший в застекленную каморку приемщика посмотреть на таблицу, где выработка каждой артели отмечалась по жетонам. Он был взбешен: оказывается, у них забраковали две вагонетки, - одна была недогружена против установленного веса, а в другой уголь был смешан с пустой породой.
- Этого еще недоставало! - кричал он. - Скостят теперь двадцать су!.. Вперед наука, не берите лодырей, которые только вертят руками, как свинья хвостиком,
И, бросив косой взгляд на Этьена, он и без слов досказал свою мысль. Того так и подмывало ответить ударом кулака. Но он сдержался: к чему связываться, все равно надо уходить. И он окончательно решил уйти.
- Кто же это в первый день хорошо работает? - заметил Маэ, желая водворить мир. - Завтра он получше справится.
Тем не менее все были раздражены, затевали ссоры, чтобы на ком-нибудь сорвать злобу. Когда стали сдавать лампы, Левак придрался к ламповщику, обвиняя его в том, что он плохо вычистил его лампу. Нервы несколько успокоились только в раздевальне, где по-прежнему топилась печь. В нее даже слишком щедро насыпали угля, чугунные стенки раскалились докрасна, и все обширное помещение без окон, казалось, было охвачено пожаром - такие яркие, багровые отблески пламени плясали на стенах. С довольным ворчанием все принялись греться, стоя на некотором расстоянии от печки, и от всех шел пар, словно от миски кипящего супа. Поджарив себе спину, грели живот. Мукетта преспокойно спустила с себя штаны, чтобы высушить рубашку. Парни стали зубоскалить, и вдруг грянул хохот: она показала насмешникам зад, выразив таким образом крайнее свое презрение.