Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 14



Мы очень спешили построить это величественное здание. Так хотелось сделать это быстрее, что иной раз приходилось в спешке пропускать какие-то существенные детали при непременном обязательстве: потом достроим, доделаем, докрасим. Недаром Владимир Федорович сказал однажды:

- У нас сроки срываются в момент их зарождения.

"К какому сроку это надо сделать?" - "Срок как всегда - вчера". "Будет сделано!" Только так и можно при волевом планировании, когда вперед ведет мечта и воля.

Посмотрим еще раз на наше здание - попристальнее. Сразу видать: фасад-то лучше всего получился, нежели тыльная часть, выходящая на задний двор. И то ведь - на фасад были брошены мастера, цвет нации, ее честь и совесть. Но и на заднем дворе вовсю кипит работа, очень спешим: жми-нажимай, давай-давай... И получилось - развитой социализм с огромным творческим потенциалом и некоторыми отклонениями, возникшими в результате поспешности и попутного нарушения социалистической законности. Список наших недоделок регулярно публикуется в официальных докладах, а также в местной и центральной печати, перешедшей на рельсы гласности.

Чего греха таить - много открылось у нас недоделок, мы и сами порой о том не догадывались. То ли это ростки нового - взлелеем же их, то ли распустилась липа. Или проверили на пятом этаже фасад, глянь, а он бумажный.

Недоделки мало найти и обозначить. Их надо устранить из нашей жизни, вот когда пойдет очистительная работа. Всем народом принимаемся за устранение недоделок, чтобы очистить прекрасное здание от лесов и нежелательных пятен, а прилегающую территорию - от мусора. Но вот новая забота - куда мусор девать? Сами понимаете - сколько его скопилось за столько-то лет. И бредет на заднем дворе традиционно русский мужичишка в зипуне, от избы до свинофермы вроде всего ничего, два километра, да все по непролазной грязи, все полем, под дождем и снегом. Автостраду бы сюда, да руки никак не доходят.

Пробредет мужичишка мимо меня, а мы с ним и не узнаем друг друга, а ведь это двоюродный брат мой Толя, он скотник на ферме. Толя, Толя, где ты? Ответь мне, что тебе нужнее - автострада или раздельный санузел с горячей водой? Или ни то ни другое. А нужно тебе слово доброе, честное.

Но Толя меня не слышит, скрылся в пелене дождя.

Хорошо, что мы за недоделки взялись. Но больше всего нам необходимо сейчас социальное обновление. Чтобы социальные недоделки устранить, больших капитальных вложений не потребуется. А справедливость вообще не нуждается в финансировании, как не нуждаются в нем совесть, честь, доброта. Вот с ними давайте и двинемся в путь-дорогу.

Когда это началось? Вопрос все тот же. И он все чаще звучит в нашей душе. Когда мы отодвинули нравственный порог? Когда мы стали отдавать предпочтение материальному в ущерб нравственному? Тут уж не внутрь здания внутрь собственной души надо заглянуть. Вроде бы материальное не всегда обязано вступать в противоречие с нравственным, одно другому может и способствовать. Но вот возникают такие условия, что материальное устремляется вперед, одно начинает жить за счет другого.

Исток наших нынешних нравственных проблем не обозначен какой-либо одной календарной датой. Каждый автор может назвать свой срок - и будет по-своему прав. К этому постепенно шло, а порой и вовсе незаметно для глаза.

После войны мы жили не то чтобы плохо, нет, мы тогда хорошо жили, но бедновато. Москва была во много раз меньше теперешней, но жить в ней было удобней, чем сейчас. В магазинах не было очередей, и мы покупали сто пятьдесят граммов тонко нарезанной ветчины, чтобы завтра купить столько же свежей. А тряпок было совсем мало.

Очень хотелось жить лучше. Разве не заслужили мы того своей победой? Так давайте же постараемся, приблизим этот светлый день.



Миллионы бывших фронтовиков, вернувшись из поверженной Германии, влились в народное хозяйство. Мы старались восстановить разрушенное хозяйство, и если действовали порой как на фронте: взять любой ценой, - то кто нас в этом упрекает? А ведь то были первые легкие ветерки, мы же не для себя старались - для всех.

Жизнь и в самом деле быстро налаживалась, появился первый слой достатка, который мы расстилали на полу или вешали на сцену.

Нельзя ли еще ускорить?

По-настоящему это обозначилось тогда, когда мы стали снимать ботинки, приходя в гости, и начали перед дальней дорогой заворачивать свои чемоданы в серую казенную бумагу. На вокзалах и в аэропортах тут же открылись пункты по завертыванию.

Разумеется, я сознаю, сколь субъективны и зыбки мои оценочные категории. Другой автор увидит свои признаки. Не в том суть.

Иными словами, мы вступили в общество потребления, но вот незадача! при абсолютном дефиците того, что собирались потреблять. Однако тут же оказалось, что в обществе имеются люди, которые заинтересованы в наличии дефицита, ибо он их кормит. Дефицит из ничего не рождается. Чтобы его поддерживать, необходим большой штат - а уходить с работы добровольно никто не собирался.

Так начался перегрев экономики. Ведь сам по себе дефицит ни плох, ни хорош, скорее неизбежен. В сущности, дефицит и движет прогрессом, когда совершается переливание одного дефицита в другой. Но только не такой дефицит, который вызван искусственным путем. Искусственный дефицит хуже беды.

И пошла гулять по домам и душам импортная чума. Покупали на Западе самое дешевое тряпье, все равно оно оказывалось лучше отечественного. Я тоже гонялся за этим ширпотребом, в очередях стоял...

XX век выходит на финишную прямую, и многие земляне, от государственных руководителей до свободных художников, озабочены сейчас тем, чтобы подвести хотя бы предварительные итоги нашему веку. У меня имеется своя версия. Готов ее обнародовать.

XX век доказал свою многогранность и вместе с тем явную неприспособленность ко времени. Задача на выживание ныне поставлена и перед самим веком. Либо XX век сохранит планету, такую малую и хрупкую, либо грянет ядерная вспышка, а за ней ядерная зима - и завершится наше с вами летосчисление на этом самом веке.

Триада XX века гласит:

1. XX век доказал, что очень легко уничтожить богатство и очень трудно, практически невозможно, уничтожить бедность.