Страница 12 из 23
- Вы наш гость? Кажется, это вы только что выступали на конференции?
Спорить было бесполезно, даже если бы я мог еще в то время спорить.
- Точно. Я был там.
- Мне понравился ваш доклад.
- Вы мне тоже нравитесь, - забыв всякую осторожность, признался я.
Девушка внимательно посмотрела на меня и, улыбнувшись, сказала:
- Что ж, зато честно.
- Меня предупреждали, что я чересчур прямолинеен. Вот и сейчас не могу совладать с собой и говорю то, что думаю, - закинул крючок я.
Она еще раз улыбнулась - зубы у нее - класс, и протянула мне руку:
- Рада познакомиться, Мила Дэ.
И пока я соображал, что делать с ее рукой - то ли целовать на манер графьев, то ли потрясти и бросить, она выдала:
- Вы всегда так неумело кокетничаете?
Тут уж я не выбирал, нагнулся, как положено, дотронулся кончиком носа до бархатной ручки - запах столичных духов (Аристократия!) - и все это время смекал: хитрая бестия, хитрей меня. Теперь она мне по-настоящему понравилась, аж сердцем прикипел. Разогнувшись и ханжески вздохнув, я сказал:
- Вы единственная, с кем я так откровенен.
Она рассмеялась и взяла меня под руку.
Таких девушек теперь не сыскать. Нужно ее держаться. Город незнакомый, глухой, и если уж сливки здесь такие, то представляю, каково тут дно. И я, гордо вскинув голову, предложил:
- А не рвануть ли нам, ваша милость, в ближайший кабак?
- Не стоит, - сказала она, приноравливаясь к моим шагам. - Денег у студентов мало, а мне платить неудобно, даже на паях. Лучше поболтаем и побродим по городу.
- Вы мне действительно нравитесь, я не шучу. Это серьезно. И если я приглашаю, то за свой счет.
- Мы гуляем, верно? На свежем воздухе?
Я согласно кивнул головой, довольный, что не придется раскошеливаться на курево и вино. Перспектива прошвырнуться по старому городу с красивой девушкой на зависть всем меня устраивала. Купив в киоске плитку шоколада, я галантно угостил свою возлюбленную. Эгоистическое начало брало верх, я уже называл эту темную лошадку своей: как бы не промахнуться. Главное, чтоб она поскорее привыкла к моему эгоизму, а уж я с собой управлюсь. Мы чинно шагали рядом, она прикорнула к моей левой руке - прямо лубочная картинка с голубками - и болтали о милых пустячках: о политике, деньгах, счастье, дружбе и любви. В общем, сверяли свои взгляды на жизнь. Прохожие умиленно провожали нас взглядом этакие производители. Мы перебрасывались словами, легкими, как мыльные пузыри, ничего незначащими, но как-то сближавшими нас. Любовь омолаживает, и мы, совсем став детьми, взялись за руки, спели весенний гимн о зеленых кузнечиках, зловредных жабах, а значит о предусмотрительности, необходимой всем нам. Незаметно мы забрались в такой тупик, из которого мне одному уже было не выбраться. Из разноцветных витрин магазинов на тротуар ложились смешанные тени фруктов, овощей и гастрономии. В темных, и потому, похоже, огромных подворотнях шевелились свои подозрительные и зловещие тени. На всякий случай я храбро смекал, в какую сторону бежать, чуть что. Но понял, что без милой мне отсюда не выбраться, и от отчаяния обнял ее за плечи. Она остановилась, кротко посмотрела на меня, и как-то само собой получилось, что мы уже нежно целовались под защитой ее золотистого зонтика... Через полчаса мы выбрались на широкую, освещенную рекламными прожекторами улицу, в гам и суету ночного города. Напоследок я обернулся: в звездной дымке старых кварталов осталось гораздо большее, чем пустые разговоры о счастье. И я понял, что скорее всего мне там больше не бывать, а если и приведется, то я ничего не узнаю и не повторю. И все же, покрепче прижав к себе подружку, я уверовал, что еще ничего не достиг, и что впереди меня ждет ворох всяких воспоминаний. Минуя один перекресток за другим, мы, наконец, вышли на площадь Победы, окруженную кольцом сияющих фонарей. Возле пушистого каштана прикорнул похожий на эсминец черный "Родстер". Мила уверенно открыла дверцу и села за руль. Я струхнул, и на всякий случай огляделся: а вдруг откуда ни возьмись выскочит хозяин? Машина уже дергалась и пела, грозя укатить без меня. По инерции, готовый на все, я залез в хромированное брюхо и сел рядом с Милой. Будь что будет, может и обойдется. Все еще плохо соображая, я недоверчиво присматривался сам к себе. Мог ли увлечь эту родовитую красавицу случайный студент, без роду, без племени, без папиного благословения? Мог. Ненадолго. Хотел бы я знать, что меня ждет впереди?
Машина, прижимаясь к шоссе, мчалась вдоль Желтой реки вон из города. Дома наступали и разбегались в стороны, с каменным хохотом провожая мою доверчивую душу. В неверном, меняющемся свете, в ореоле растрепанных волос Мила казалась еще прекрасней и недоступней, словно ведьма с кладбищенского холма. В темноте ее глаза вспыхивали и гасли то ли своим, то ли отраженным светом. На заднем сидении кто-то шипел и ворочался, готовя удавку покрепче. Я держал марку и не оборачивался, просветленно улыбаясь и ни слова не говоря. Мила включила музыку: "Сказки венского леса". Я все еще был жив и, чтобы успокоиться, выбрал блестящую точку на панели перед собой. Вглядевшись в фосфоресцирующий готический шрифт, я прочел: "Мила Дэ. Инвентарный номер 012". Я расслабился и размяк. Жаль, но она не врала, и впрямь аристократка, голубая кровь. Развалившись на необъятном сиденье и вытянув ноги, я облегченно рассмеялся и получил по голове свалившейся невесть откуда тяжелой книжкой, к счастью, в мягком переплете. Тут же кто-то схватил меня за плечо. В ужасе я обернулся назад: меня обдало холодом зеленых немигающих глаз. Черный безухий кот что-то недовольно пробурчал, выгнул спину и растянулся на заднем сиденье. Я все еще завороженно смотрел на него, когда Мила, улыбаясь, погладила меня по щеке.
- Не отвлекайся, - как ни в чем не бывало сказал я, лег, положил ей голову на колени и закрыл глаза, чтобы уже ничего не видеть и не понимать. Под мерный, приглушенный шум мотора я вспомнил, что почти месяц не спал, и решил соснуть, посмотреть прекрасные сны без реализма и чертовщины.
Утро разбудило меня случайным солнечным лучом, осветившим на короткое время наше пристанище на колесах. Мелкий, частый дождь привычно барабанил по крыше, стекал ленивыми струйками по стеклу в надежде когда-нибудь растворить нас и машину. Я лежал, не двигаясь, по уши закутанный в теплый оранжевый плед, ощущая затылком легкое дыхание Милы и ногами - горячий увесистый комок мяукающей плоти. Я осторожно приподнялся на локте и приложил палец к губам:
- Тихо, котик, перестань.
- Убери ноги, на улицу хочу, - хмуро ответил котик, неестественно открывая и закрывая пасть.
От неожиданности я ошалел, но ноги быстро убрал. Черный, мрачный котяра, с золотой цепью на шее, лапой нажал на дверную ручку, распахнул дверцу, нехотя выполз наружу, вздрогнул и коротким страшным ударом захлопнул дверцу за собой. Мила вздрогнула, затрепетали нежные ресницы, легкая тень улыбки тронула девичьи губы, но она не проснулась, оставляя меня один на один с котом. Я вышел из тепла и комфорта машины на утренний холодок лесной лужайки и босиком прошелся по влажной, холодной траве, собирая букет скромных лесных цветов для своей милой. Теплый ветер прогнал дождь, рассеялся по кустам и деревьям, высушивая и согревая каждую веточку, каждый листик, меня и лохматое говорящее чудовище, распластавшееся на крыше "Родстера". Увлекшись, я неожиданно набрел на бетонированную дорожку, ведущую в глубь сумрачной чащи. Пробормотав на всякий случай помогавшие мне в детстве заклинания, скрестив два пальца и плюнув через левое плечо, я двинул по растрескавшемуся бетону, но тут же вспомнив, решил, что после того, что со мной произошло, вряд ли это поможет. Впрочем, суеверия и предрассудки человеку с умом не мешают, а только вырабатывают осторожность. Еловые ветки, пытаясь меня остановить, заставляли сбиваться и лавировать, цветущий папоротник одурманивал и звал в свои объятия, таинственные огоньки мигали в лесной темноте, приглашая меня свернуть с проторенного пути. Я не сдавался. И вот между деревьями появился просвет, путешествие закончилось, и я тихо, мирно вышел на знакомую лужайку, но уже с другой стороны. Зажав в руке цветущий букетик, словно путеводную звезду, я сориентировался в пространстве и на цыпочках подкрался к причесывающейся Миле, по-утреннему юной и прекрасной: голубой мотылек на фоне просыпающегося леса.