Пашка Огонь

Пашка велел развязать "генерала", и, когда ребята освободили деду затекшие руки и вынули изо рта кляп, старик, заикаясь и картавя, сказал, что нужно поскорее закрыть двери и окна, что это наверняка едут сельские кулаки грабить имение - они уже не первый раз пытаются это сделать. Главарем у них какой-то Микола Чнрва, лютый человек.

Некоторое время Пашка молчал, озадаченный словами старика. Потом вспомнил, как брат Петр рассказывал, что кулаки нередко опустошали отобранные у богачей дома, убивая тех, кто охранял добро.

Пашка, а за ним Володька Дед мигом влезли на чердак и, увидев деревенские брички в балке, поняли, что старик был прав.

Вандиты приближались к дому.

Когда ребята спустились вниз, старик уже запер на крючки все двери в доме, закрыл ставни в окнах. Но Пашка понимал: окна без стекол, хотя и со ставнями, - плохая защита. Он приказал забросать окна подушками, матрацами, завалить мебелью.

Закипела работа, и едва успели подпереть ставни стульями, за

громоздить подоконники коврами, одеялами и матрацам, как во

дворе послышались чужие голоса, топот ног и в дверь грубо застучали.

Пашкa притаился зa дверью рядом cо стариком, который принес свое ружье и передал Пашке. На стук никто не отзывался. В дверь загрохотали громче.

- Чего надо? - спросил Пашка, стараясь придать голосу грубоватость для устрашения.

- Открывай! Кто в доме есть? И тогда Пашка oтветил зa всех:

- Уходите отсюда, тут проживают международные дети!

- Открывай, паскуда!

Пашку задела столь грубая форма обращения. Он ответил: - Постучи, постучи, а мы не откроем, - и велел ребятам снoсить к двери столы, скамейки, креслa. Ребата приволокли даже зеркало и свалили его на баррикаду.

А со двора барабанили сильнее;

- Открывай, а то будем двери рубать!

- Только сунься, гад, - сказал Пашка и клацнул ружьем, переломив стволы, чтобы зарядить их.

Пашка понимал, что с бандитами, вооруженными топорами, шутки плохи. Надо было направить посланцев на рудник, и он велел Mишкe Аршину, как самому маленькому, выскочить незаметно из дома и мчаться во весь опор в ревком.

После yгpoз и окриков за дверью притихли, должно быть, готовились к штурму, позванивало лезвие топора, и вдруг раздался треск: бандиты принялись рубить створки дверей.

- Руби веселей! - закричал кто то из бандитов.

Мадмазель Таранка, услышав шум и треск, тотчас догадалась: в дом пришли настоящие грабители, те, что пугали ее в темные осенние ночи. Опасность была гораздо серьезнее той, что произошла утром, когда в дом ворвались какие-то мальчишки. Поняли это и маленькие жители детского приюта. Тут-то и поднялся истинно горький плач: Мадмазель Таранка в отчаянии металась по комнате, ломая руки, не зная, что делать. Она проклинала судьбу, что забросила ее в эту варварскую страну и нет ей, несчастной женщине, ни минуты покоя и не у кого просить защиты.

Все же она взяла себя в руки, поняв, что сидеть взаперти в столь опасную минуту нельзя. Она решила выйти из своего укрытия, сначала приоткрыла дверь и высунула голову, потом вышла сама. Ребятишки потянулись за ней, вцепившись со всех сторон в ее длинное строгое платье

Пашка тотчас увидел их. Он продолжал командовать, а сам искоса глядел на перепуганных чужеземных ребятишек, которые ужe не со страхом, а с мольбой и надеждой взглядывали на него, cвoeгo спасителя. Пашке стало жаль малышей, и он почувствовал ответственность за их маленькие жизни.

Мадмазель Таранка, встревоженная, испуганная, подбежала к Пашке. Она поняла, что он и есть старший.

- Мсье, мсье, говорила она и трогала Пашку за рукав. Виновато улыбаясь, она поглядывала на ребят, как бы спрашивая, как зовут этого отважного юношу.

Кто-то догадался и подсказал:

- Пашкой его зовут.

Мадмазель Таранка коснулась тонком рукой Пашкиного плеча:

- Мсье Пашка, мсье Пашка...

Она силилась что-то подсказать, сыпала непонятной французской речью, и Пашке надоело.

- Переведи ребятишек в подпал, - скомандовал он и строго спросил у Мадмазель Таранки: - Подвал у вас есть?

Но та не поняла и опять залопотала по-своему. Пашка махнул рукой.

Бандиты стали ломиться и в другую дверь, со двора.

- Открывай, душу вытрясем! - гремел за дверью голос, и Пашка догадался, что это кричал сам Чирва, главным бандюга.

Потом послышался их разговор:

- Микола, они оттуда двери подперли.

- А ты рубай! - И с новой яростью застучали по дверям топоры.

Приютские ребятишки заплакали еще громче, и Пашка растерялся, не иная, как успокоить малышей.

- А ну, не распускать слюни! прикрикнул он. - Таскайте мебель!

Грозный окрик подействовал на детишек. Они дружно, как муравьи, принялись таскать к дверям кто стул, кто одеяло, кто красивым кувшин, расписанный цветами, и складывали в кучу. Вот уже целая гора вещей выросла у двери, едвa не достигая потолка. На самой верхотуре стоял Володька Дед и принимал, что ему подавали. Пашка тожe взобрался нанерх и оттуда крикнул в прорубленную бандитами щель:

- Эй, уходите, а то стрелять буду!

- Мы из тебя сейчас котлету сделаем. - раздался в ответ сиплый голос.

Пашка выставил дуло стариковсой берданки и выстрелил в темноту. За дверью послышался разговор:

- Микола, они стреляют.

- А ну, подавай солому, мы их зараз поджарим.

Уже была изрублена в щены одна створка двери, трещали петли на второй, но вход надежно преграждала баррикада! Иногда она, сотрясаясь от ударов, начинала шататься. Казалось, вот-вот рухнет героическая Пашкина оборона, бандиты ворвутся в дом, но Пашка держался крепко.

Бандиты были взбешены, а может быть, они чувствовали, что со стороны рудника придет помощь осажденным, поэтому торопились взломать двери и проникнуть в дом.

Ребята стойко оборонялись. Но вдруг затрещала ставня, и в окне показался усатый бандит в капелюхе, может быть, сам Чирва. Володька Дед подхватил медного Иисуса и метнул им в грабителя. Пашка разрядил в бандита второй патрон. Тот упал; зазвенел оброненный топор. Вслед за первым налетчиком показался второй. Он спрыгнул с подоконника и, прежде чем Пашка успел зарядить ружье, рубанул его топором по плечу. Верка закричала, а Володька Дед выхватил у нее кочережку и, крякнув, ударил бандита по затылку. Тот склонился на колено, обхватив голову руками, и медленно свалился на пол.

А Пашка Огонь лежал среди разбросанных обломков мебели, обливаясь кровью. Он зажимал рукой рану, но кровь сочилась сквозь пальцы, текла по разорванному рукаву.

Упал боевой дух защитников. Малыши при виде крови в ужасе разбежались. Мадмазель Таранка сложила руки на груди и приготовилась принять смерть. Но бандиты почему-то молчали, прекратили штурм дома. Вдали послышалась перестрелка. В разбитом окне показался Мишка Аршин и радостно закричал:

- Хлопцы, выходите, наши пришли!

Немало времени и труда потребовалось отряду красногвардейцев, чтобы разобрать баррикаду и войти в дом.

Председатель ревкома стоял над раненым братишкой, окруженным приютскими детьми. Разговаривая каждый на своем языке, малыши плакали, но уже не от страха, а от жалости к благородному и грозному своему защитнику мсье Пашке.

А он, шахтерский сын, лежал бледный от потери крови. Мадмазель Таранка примчалась с пузырьком йода, с бинтом, опустилась перед ним на колени и, осторожно перевязывая рану, лопотала что-то по-французски матерински-ласковое. Может быть, она восхищалась Паншиной волей или выражала удивление, почему этот бедный русский мальчик шел на смерть за них, совсем чужих ему людей? А может быть, она разговаривала с собой и уже не ругала "варварскую страну" Россию, а благодарила ее... Кто знает, что говорила воспитательница детского приюта, только, закончив перевязку, она склонилась над Пашкой и легонько погладила теплой ладонью его высокий бледный лоб.

Пашка лежал, закрыв глаза, а доблестное его воинство, изорвавшее в бою и без того драную одежонку, стояло над своим командиром в молчаливой верности.