Страница 4 из 50
- Неспокойный наш край, - говорил лесник, - от самураев покоя нет.
Мирон уже слышал от дедушки, что японская военщина не раз устраивала конфликты на границе, засылала диверсантов и шпионов на советскую территорию.
Иногда поезда останавливались на разъезде Безымянном. Вагоны загонялись в тупики, и солдаты выгружали ящики, выводили лошадей, выкатывали пушки... Мирон пристально всматривался в лица офицеров и солдат: не появится ли кто-нибудь из знакомых, чтобы узнать об отце. А быть может, и отец приедет с каким-нибудь эшелоном... Он еще не знал, что отца уже нет в живых. Дед Василий не решался сказать ему об этом. Ведь сколько было разговоров, "если с отцом что случится, подамся на фронт".
Трудно было старику держать в тайне от внука страшную весть. А Мирон словно чувствовал беду. С разъезда приходил угрюмый, говорил с тоской:
- И на этот раз нет. А писал, что скоро увидимся...
Дед тихо вздыхал, прятал глаза, он боялся расспросов внука. "Сколько ни скрывай, - думал он, - а когда-то надо сказать Мирону о гибели отца".
МАЛЬЧИШКИ ЕХАЛИ В ЧИТУ
На рассвете послышался страшный грохот. Словно на крышу дома посыпались камни. Мирон вскочил и, глянув в окно, сразу подумал: нет, это не гром. В ту же секунду рядом с домом, где они жили, разорвался снаряд. Отец выбежал из спальни, застегивая на ходу портупею...
- Я в штаб! - крикнул он.
Сначала Мирон не осознал, что произошло, и ему было не страшно. "Ну, а если война?" - вдруг пронеслось в голове.
Прошло несколько минут, грохот взрывов не только не смолк, но стал еще сильнее. С дребезгом вылетели стекла, осыпалась штукатурка, в окна повалил едкий дым. Дом горел, пламя охватило сарай, крышу погреба и хлев. Хозяйка дома, молдаванка, у которой Ефимовы снимали флигель, бросилась вместе со взрослыми дочерьми во двор - спасать скот.
Мирон и его мама Лидия Петровна, учительница начальных классов, через сад, спотыкаясь о комья земли, вывороченные взрывами, побежали наискосок к шоссейной дороге. В спешке выскочили кто в чем: мать в цветастом сарафане, сын в коротких брючках и в майке. Даже сандалии не надел.
В небе появились самолеты с черными крестами на крыльях. Теперь уже не было сомнений: война! Над военным городком, где стояли танки и размещался в одноэтажном кирпичном доме штаб полка, поднялся столб черного дыма. Земля под ногами вздрагивала от взрывов бомб. За туповерхими лесистыми холмами что-то горело.
По винограднику бежали женщины и дети. Бежали и Ефимовы - мать и сын. Лишь бы подальше от грохота и пламени, от смерти.
Потом над головами бегущих людей стала рваться шрапнель, кто-то упал, послышались крики детей...
По шоссе один за другим мчались к границе грузовики с прицепленными пушками. Красноармейцы в касках, в руках винтовки. На пригорке автомашины стали сворачивать - одни вправо, другие влево. Артиллеристы проворно отцепляли орудия и тут же занимали позиции, изготавливались к стрельбе. В освободившиеся грузовики карабкались женщины, бойцы подсаживали детей.
Пока Мирон со своей мамой прибежали к шоссе, грузовики уже скрылись из виду. Вдруг возле них остановилась легковая "эмка". Из нее вышел генерал Малиновский: лицо суровое, широкие брови сдвинуты, но, как всегда, он спокоен и нетороплив.
- Как же теперь быть? Что делать? - Лидия Петровна плакала.
- Здесь оставаться нельзя. Уезжайте. - Родион Яковлевич запнулся. Ну, хотя бы в Харьков. Вам помогут в штабе округа.
Пока генерал писал записку, подошла еще одна грузовая автомашина с автоматчиками.
- Вот и прекрасно, - сказал генерал и приказал лейтенанту: - Срочно со своим взводом к берегу! Не дать противнику навести переправу через реку!
Потом подозвал водителя и, обращаясь к красноармейцу, сказал:
- Я прошу вас отвезти их за Днестр.
- Есть, товарищ генерал-лейтенант! - ответил водитель.
- Помогите им переправиться через реку. Мост разрушен, действуйте по обстановке.
Когда Мирон уже забрался в кузов, Родион Яковлевич достал из легковой автомашины серый плащ и кинул Мирону:
- Укутайся плащом! Продует!
Лидия Петровна села в кабину грузовика рядом с водителем.
- Спасибо! - сказала она.
...Ехали быстро. Машину на ухабах подбрасывало. Мирон сначала стоял, держась за кабину, а потом даже в плаще стало холодно от встречного ветра, и он сел на подвесную скамейку. Грохот боя на границе удалялся. Но еще долго был виден дым, уходящий в безоблачное небо.
За грузовиками шли танки и конная артиллерия. Потом дорога опустела. Полуторка с прямоугольной, как ящик, кабиной то катилась вниз с холма, то с трудом поднималась в гору, проезжала мимо небольших молдавских селений, кое-где вклиниваясь в непослушное стадо овец. Было раннее утро. Солнце едва поднялось над горизонтом и слепило глаза.
Мирон сначала услышал противно воющий гул моторов, потом нарастающий свист и, обернувшись, увидал два самолета. Они пролетели над машиной и взмыли в небо. И в это мгновение впереди взметнулся остроконечный фонтан земли и огня... Когда, оказавшись на земле, Мирон очнулся, он не сразу сообразил, что произошло: машина в кювете, кабина иссечена осколками бомб, и обе дверцы открыты. Никого нет. Он поднялся, дышать ему было тяжело. Обхватив запыленный куст, Мирон едва удержался на ногах и стукнулся лицом о сучок. Кровь из носа потекла на полы плаща. Пошатываясь и спотыкаясь, он подошел ближе к машине. У заднего колеса неподвижно лежала мать. Мирон шарахнулся в сторону и едва не упал, споткнувшись о ноги мертвого водителя. Перед глазами у Мирона все завертелось, земля ушла из-под ног, и он снова потерял сознание...
Наступила ночь. Мирон лежал на брезенте, пропахшем соляркой. Его куда-то долго-долго везли в кузове грузовика.
- Помогите снять парнишку, - сказал кто-то, - контужен. Одному неудобно, а надо осторожно...
- А ты откинь задний борт.
- Не надо. Справлюсь.
- Врачам покажите его - он под бомбежкой был, - послышалось из кабины грузовика. - Бедняга. Мать его погибла.
- Не беспокойтесь, товарищ капитан, все сделаем, - ответил скороговоркой звонкий голос. - Отправим завтра. А как там, на границе?
- Идут бои. Сдерживаем.