Страница 32 из 44
Она привстала, чтобы надеть платье. Брюнетка с соседней полки улыбнулась ей. Актриса уже оделась, рядом стоял ее чемодан. Бэмби сбросила мешавшее ей одеяло - ведь мужчины спали. Все время, пока она надевала платье, потом чулки, поочередно вытягивая ноги, она ощущала на себе взгляд Жоржетты Тома. И перехватила этот взгляд - тот же, что и накануне, ускользающий, непонятный ей взгляд.
Она пошла почистить зубы и освежить лицо лосьоном. В проходе было много народу. И тут увидела того человека, о котором Малыш потом кое-что ей расскажет. Она только помнила, что на нем был серый плащ, как у ее дяди Шарля, слишком длинный и немного потертый, а в руках он держал пляжную сумку из синей материи с гербом Прованса.
Она больше не думала о Малыше. Или думала, как о чем-то смутном, неважном Он ушел, как-нибудь сам выпутается.
Когда она вернулась в купе, поезд уже подходил к перрону. Мужчина с нижней полки в кожаной зеленой куртке, пыхтя зашнуровывал огромные ботинки. Кабур ушел первым, ее попрощавшись, ни на кого не глядя, вероятно, потому, что ему было стыдно за ссору накануне. В тот момент, когда поезд остановился, человек в кожанке взял свой потрепанный чемоданчик, попрощался и вышел.
Вэмби укладывала туалетные принадлежности. Она видела, как актриса кивком, без улыбки попрощалась с нею. Элиана Даррэс ушла, оставив в купе терпкий запах духов. Несмотря на тяжелый чемодан, держалась она очень прямо.
Проход стал освобождаться. Жоржетта стояла перед окном с задернутыми занавесками.
- Мадемуазель...
Они были одни. Бэмби надевала свое синее пальто. Она чувствовала себя свежей, отдохнувшей, потому что умылась, не спеша причесалась, хотя другие пассажиры барабанили в дверь.
Вблизи Жоржетте Тома можно было дать лет тридцать: бледное лицо, обрамленное черными волосами, огромные синие, как у Бэмби, глаза. Взгляд ее был по-прежнему неспокойным. Но когда Бэмби перехватывала его, та отворачивалась.
Жоржетта, видимо, хотела с ней поговорить. Ей нужно было поговорить. Очень нужно.
А сказать было нечего. Бэмби это поняла сразу. Но та все же произнесла: "Видели вы того типа вчера, это ужасно, да?" Не очень уверенным голосом, будто предвидя уклончивый ответ.
- Встречаются такие,- ответила Бэмби.- Не расстраивайтесь.
И взяла чемодан, чтобы выйти. Но Жоржетта Тома встала между нею и дверью, чтобы удержать, говоря: "Как ужасно, что встречаются такие люди, нет, мадемуазель Бомба, не уходите ".
Бэмби сначала подумала1 "Откуда ей известно мое имя?" И одновременно: "Этот кретин попытается выйти, наверное, через буфет или через служебный ход, надо его поймать".
В конце концов она отстранила женщину, говоря: "Уж извините, дайте выйти, меня ждут". И, как ни странно, почувствовала, что им обеим страшно.
- Что вам в конце концов надо? Пропустите меня!
"Что она от меня хотела?" - думала Бэмби, идя через рынок и ощущая запах, от которого ее тошнило. Теперь он уже в Дижоне или еще дальше. В Дижоне в субботу утром я спала, ничего еще не произошло, он был как раз надо мной и что-то говорил
Ноги сами привели ее на улицу Реомюр. Она убежала из конторы днем без всяких объяснений, в первый же рабочий день. Завтра ее выставят за дверь. Бывают вечера, когда кажется, что сам боженька против вас, этот безжалостный боженька, который хочет вас наказать.
Ее взяли на работу по письму и приложенному диплому на ставку в 88 тысяч франков в месяц за вычетом налогов, с тринадцатой зарплатой, с надбавкой на транспорт и комнатой под самой крышей на улице Бак с водопроводом и газовой плиткой.
Завтра, увольняя ее, господин Пикар отберет у нее комнату. Боженька ничего ей не оставит. Останутся, как говорила мама, "только глаза, чтобы плакать".
Она может однако зайти в контору сегодня вечером. Повидает господина Пикара, который засиживается допоздна. Все объяснит ему. Он милый человек, возможно, у него дочь ее лет. Она ему скажет: если бы ваша дочь увидела Малыша перед выходом с Лионского вокзала, как я в то утро, она бы тоже над ним сжалилась.
Потом уж придется объяснить про комнату, про первую ночь, вторую, назвать вещи, которые трудно объяснить.
Но господин Пикар вряд ли теперь в конторе. Ведь уже ночь на дворе. Ей стало холодно и грустно. Господин Пикар наверняка вернулся домой. Все, что она могла сделать на улице Реомюр,- это побеспокоить консьержа и забрать свою сумочку.
В 8 часов в субботу, в то злополучное утро, он стоял около выхода с перрона, засунув руки в карманы плаща с женским шарфом на шее. Пассажиры, толкая его со всех сторон, проходили мимо, но он не двигался с места, ну настоящий кретин!
Бэмби поставила чемодан на землю, спросила:
- И долго вы еще будете так стоять, что вы собираетесь делать?
Он вздохнул:
- Господи, где вы были столько времени?
- То есть как это где?
- Вы не взяли мой чемодан?
- Какой чемодан?
- Мы же договорились...
- Как это договорились?
Он покачал головой, ничего не понимая. Она покачала головой, тоже ничего не понимая. Они поняли друг друга, лишь сев рядышком на скамейку. Багаж Бэмби стоял между ними. Парень все время поправлял свой шарф. На шарфе была нарисована бухта Ниццы.
- Это женский шарф.
- Мамин. Не знаю, почему я взял его, уезжая. Когда я был маленьким, я очень любил маму, любил надевать ее вещи. Почему я теперь так поступил, сам не знаю.
Это он придумал, как выйти из вокзала. Говорил, что объяснял ей ночью. Говорил, что целых полчаса объяснял, свесившись к ней со своей полки, что делать. Она не услышала: видимо, в ту минуту она и уснула.
- Вы должны были взять мой чемодан и выйти со своим билетом. Оставив чемоданы в зале, вы вернулись бы назад с двумя перронными билетами. После этого мы бы вышли вместе.
- Я не поняла. Я не расслышала. Ловко вы придумали! Он смотрел на нее разочарованно и подозрительно.
Взрослым нельзя доверять. Они тебя никогда не слушают. Она уверенно положила ладонь на его руку. Сказала себе: "Теперь я наверняка делаю глупость, а зря, ведь ему необходимо посоветовать поскорее вернуться домой. В худшем случае его оставят без сладкого".
- Идите и заберите свой чемодан. Где вы его поставили?