Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 44



- А об Эрике?

- Тоже рассказывала. С ним, кажется, было серьезнее.

- Почему?

- Если бы вы слышали, как она о нем говорила, вы бы не спрашивали, почему. Он молод, почти ребенок, у него детский ум. Как объяснить это тому, кто не знал ее? Она любила маленького Эрика, как себя. Он такой же, как она.

- Не понимаю.

- Это трудно объяснить.

- Вы думаете, он принимал участие в убийстве Жоржетты?

- Я этого не говорил. Это бессмысленное убийство.

А те, что бессмысленно, очень похоже на Жоржетту и маленького Эрика.

- Вы никогда его не видели?

- Она прекрасно мне его описала, поверьте. У него странные взгляды на людей и животных. Мечтает о какой-то лаборатории в деревне, любит разглагольствовать о вещах, в которых не смыслит: о мире, о нищете мира, откуда я знаю... С полгода назад Жоржетта пришла ко мне в "Жерли" по поводу какой-то лаборатории в Южной Африке, что-то в этом духе. Она была абсолютно непрактична. Хотела заинтересовать меня этим делом. Говорила, что я должен помочь ради нее.

- Чем помочь?

- Не знаю, такие уж это люди! Лаборатория в Южной Африке, они едут в Южную Африку, там настоящая жизнь и все такое прочее, таковы уж они. А на другой день обо всем забывают.

- Плохо для него, что она умерла,- сказал Грацци.- У нее хоть были деньги на два билета на самолет.

Теперь уже не понимал Ланж.

- Сейчас объясним,- сказал Грацци.

И немного усталый, неизвестно чем раздраженный, передал его Жоржу Аллуайо, севшему на место Грацци.

Парди нашел следы Кабура около 18 часов. Уже давно стемнело. Теперь все происходило так быстро, и у всех было ощущение такого продвижения вперед, что смерть начальника отдела сбыта в "Прожив" уже никого не удивляла.

В комнате инспекторов Малле подсчитал, во что обходится убийце каждый труп. Он даже высчитал "курс трупа" и приколол его к розовой папке. На этот "курс" все приходили посмотреть. Он лежал на подоконнике позади стола Грацциано. Когда убийство Кабура заняло там свое место, курс упал с 233.333 старых франков за труп (запятая 33) до 175.000. При таком курсе, по мнению инспекторов, убивать уже не имело смысла.

Грацци тупо уставился на розовую папку, когда Габер сообщил ему по телефону очередную новость.

- Кто?

- Кабур. Держись, так будет лучше. Парди проехался по больницам и комиссариатам, но нашел его только у ребят Буало. Это тот самый тип, которого убили в туалете "Центрального". Никаких документов. Никто не знал, кто он такой. Ребята Буало обнаружили отпечатки его пальцев в районном комиссариате на Восточном вокзале. Несколько месяцев назад он получал там удостоверение личности.

Отдел Буало был на том же этаже, где работал Таркэн, почти дверь в дверь.

- Когда его убили?

- В субботу вечером, около 11.

- Подпиленной пулей?



- Да. В затылок.

- Что показал осмотр?

- Ничего. Никаких следов. Подумали было о сведении счетов. Что ты намерен предпринять?

- Ты где?

- В Отделе опознаний. Я получил информацию о девушке из Авиньона.

- От кого?

- От таксиста.

Грацци провел рукой по щеке и обнаружил щетину. Он не знал, как, не обидев Жан-Лупа, передать дело малышки из Авиньона Парди, который работал быстрее.

- Послушай, приезжай сюда поскорее.

- Нехорошо, начальник. Она моя, уверяю тебя, я найду ее.

Грацци кивнул и тотчас подумал: "Я пожалею об этом, ее убьют раньше".

- Она нужна мне, понимаешь? - простонал он в телефон.- Ты должен ее найти! Этот безумец ни перед чем не остановится.

- Ты ее. получишь,- сказал Жан-Луп.- Не беспокойся, начальник.

В тот же момент во все комиссариаты полиции департамента Сены было доставлено для передачи полицейским довольно полное описание девушки: лет 20, блондинка, красивая, в последний раз, когда ее видели, была одета в синее пальто.

Часы показывали 6.05 утра.

СПАЛЬНОЕ МЕСТО № 223

Бенжамин-Бэмби-Бомба стояла на краю тротуара в своем синем пальто с карамелькой во рту, с пустым спичечным коробком в руке, все еще ощущая на губах вкус поцелуя, и слушала свистки поездов. И говорила себе, что ей все обрыдло, обрыдло, обрыдло. Почему именно с ней должно было такое приключиться?

Часы показывали чуть больше шести, она это заметила выходя. Она больше не плакала - хоть это неплохо. Завтра ей придется вволю наплакаться, после того, как господин Пикар скажет ей: вы очень милы, мадемуазель, вы грамотны и расторопны, не сомневаюсь в вашей скромности и честности ваших объяснений, но я вынужден вас уволить.

Господин Пикар не станет, конечно, разговаривать с ней таким тоном, но ее все равно уволит в тот же день, как дуру, как тетерю, как изрядную идиотку.

Даниель любил словечко "тетеря". Он говорил так применительно к первому встречному, шоферу например: мол, встретил сейчас тетерю. Это могло означать - психопата, тупицу, ветрогона, пустомелю.

Она больше не плакала, но глаза словно застилал туман, искажавший очертания вокзала, стоянки машин перед ним, автобусов, направляющихся в сторону площади Бастилии. Этот город, о котором она столько месяцев мечтала, как дуреха, как набитая провинциальная тетеря!..

Завтра ее уволят. И отберут комнату. Все кончится даже не начавшись. А всего три дня назад она мечтала, что будет жить в Париже, аппетитно оскаливая при этом красивые зубки, которые дважды в день чистила "Селином", настоящим медицинским дантифризом. В синем пальто, купленном всего месяц назад, с красивыми волосами и ногами, синими глазами, которые разбивали даже ее собственное сердце, когда она смотрелась в зеркало. Грамотная расторопная девочка с дипломом школы Пижье, тремя платьями и тремя юбками в чемодане и пятьюдесятью тысячами франков в сумочке.

И вот появляется этот Малыш, едва начавший бриться, баловень, считающий себя седьмым чудом света, а всех остальных тетерями, не умеющий сделать двух шагов, не наступив вам на ноги и не разодрав чулок, мой малютка, моя радость, моя любовь, мой Даниель...

Затем она увидела себя в автобусе, который шел в сторону Бастилии, и у нее спрашивали билет. К счастью, оказался один, как раз до Бастилии. Да, ей все обрыдло, она пройдется пешком, неважно куда, со вкусом поцелуя на губах и с карамелькой во рту и поплачет вволю. Никто не увидит ее слез. Он разорвал три пары ее чулок. Я хочу умереть, клянусь всеми святыми, я хочу умереть, если не увижу его снова.