Страница 6 из 9
..... Как-то пришлось ехать по вызову в частный сектор на окраине города. Шофер подъехал как можно ближе, но дом был внизу оврага. В доме сидел один мужчина, весом килограмм сто двадцать.
- Противопоказания на лекарства у Вас есть?
- Нет.
- Сейчас я Вам поставлю укол, поспите, и все пройдет.
Не успев ввести все лекарство, он увидел, что человек медленно сползает со стула. Делать было нечего - Андрей кое-как взвалил его на себя и полез вверх по склону оврага к машине.....
Через какое-то время он уволился и уехал работать судовым врачом на танкере. Исходил по морям-океанам весь свет. Его рассказы об этом отдельная история.
- Я однажды читал Бабеля, и в рассказе "Погоня" обнаружил до боли знакомую фразу: "Погибаем, - крикнул я кучеру с гибельным восторгом." Да это же Высоцкий! Рассказал знакомым об этом. А через какое-то время мне рассказали, что в Москве проходил семинар, посвященный творчеству Высоцкого, и ведущий, кандидат филологических наук, сказал, что один новосибирский ученый обнаружил связь в творчестве Бабеля и Высоцкого. Вот такая вот петрушка, Игорь. Что самое интересное, Бабеля одинаково не любят евреи и коммунисты. Когда прочитаешь - поймешь, почему.
Интересно еще вот что. Я долго и много рассказывал Андрею о системе Иванова. Он соглашался с моими доводами, но сам обливаться не хотел. Но однажды в сорокаградусный мороз он решил проверить на себе эту систему-методику. Что бы понять написанное, попробуйте метров за двести от дома снять сапоги в сорокаградусный мороз и дойти до дома босиком, без тренировки.
Он сможет все, он нужен Великой России. Но у руля не те, кто надо.
ПОСЛЕСЛОВИЕ.
Люди, о которых я рассказал, действительно уникальны. Каждый по-своему. Живые легенды. Я благодарен судьбе, что она меня свела с этими синклитариями. Их объединяет одно свойство: эти люди обладают большим интеллектуальным потенциалом, но взамен они не берут ничего: ни льгот, ни привилегий, ни больших должностей, ни высоких окладов. Приоритет ценностей этих людей намного выше. Просто в наше время культивируется беспредел, обман и жлобство. Они - люди от Бога. А богу, как известно, деньги и власть не нужны.
Готовя эту книгу, я поймал себя на мысли, что мои герои никогда не говорят о Боге. Для них это вполне естественно, как ежедневная чистка зубов. Вам же не приходит в голову каждый день хвастаться тем, что вы утром почистили зубы. Но зато за эти годы мне уже пять человек совершенно серьезно и доверительно говорили, что они - ангелы. Бог им судья. Поэтому я написал о тех, кто не говорит, а делает, не оборачиваясь на авторитеты и атрибуты власти. Именно это и является признаком Вечной Истины.
Я вполне допускаю, что у нас в городе такого типа людей немало. Мы гордимся Кондратюком (по некоторым данным, американские астронавты, когда были в нашем городе, то целовали асфальт на том месте, где был барак, в котором жил Сибирский Циолковский), мы гордимся нашим Академгородком, мы гордимся нашим Оперным, нашей Галереей, мы гордимся нашими уникальными заводами. Если у кого есть желание - продолжайте эту маленькую повесть, все дороги перед Вами открыты.
Кстати, у нас в городе столько праправнуков всемирно известных Русских, что тут уже попахивает какой-то мистикой. Но это другая история.
Приложение 1.
Эту статью мы писали в журнал "Воздухоплаватель", но Захаров, будучи в Москве, забыл привезти ее в редакцию. А по почте так и не отправили.
Игорь Зенин, Яков Курчман.
Фейерверк по случаю
дня независимости.
12 июня 1996 года. Сегодня мы должны работать на пристани по случаю дня независимости, который устраивает известный у нас в городе бизнесмен. Я подхожу к окну и смотрю на небо, как Гагарин 12 апреля перед своим полетом. Небо выражает полное безразличие к празднику России. Нижняя кромка пятьсот-шестьсот, рваные облака, порывистый ветер десять-пятнадцать метров. И в этих условиях мы должны отработать три часа "на веревке".
Я собираюсь, и в назначенное время появляюсь на пристани в полной экипировке. Никого. Жду час. "Ну, естественно, в такую погоду могу приехать только я," - с этими мыслями я добираюсь до дома и делаю контрольный звонок Якову Курчману, владельцу шара. Но мне говорят, что он уехал на пристань совсем недавно из-за вынужденной задержки. Тут же вылетаю из дома, забыв ключи. Возвращаюсь, подумав при этом про известную примету. И вот я опять на пристани. Ветер рвет в клочья все, что можно. Я уверен на все сто, что работать сегодня не будем. Говорю свои мысли Якову.
Но я ошибался. Дело в том, что к Якову подходил конферансье праздника и очень просил поработать. Это объяснялось тем, что вчера вышеупомянутый бизнесмен был очень зол и урезал смету, выделенную для проведения гуляний, в три раза. Многим артистам пришлось отказать.
- Вы хоть не подведите. Наш договор остается в силе.
- Мы не сможем шар поднять, это невозможно.
- Черт с ним, не поднимайте, а только делайте вид, что поднимаете. Привлеките людей на себя, устройте борьбу со стихией.
С этим и начали. С первой попытки ничего не удалось. Оболочку рвало и швыряло на ветру, как платок любимой девушки, "мелькающий за кормой". Ветер усилился, нижняя кромка облаков опустилась метров на двести, и вдали хорошо обозначился грозовой фронт. Решили переждать дождь. Минут двадцать щедрые капли дождя заливали беззащитный, полностью в сборе шар. Ветер чуть стих, порывы стали примерно семь-десять метров. В общем, у нас забрезжила надежда. Пошли на вторую попытку. Поднималась оболочка с трудом, став тяжелее раза в три после дождя. Но, с другой стороны, за счет этой инерционности она меньше колыхалась на ветру. Наконец, уже почти отчаявшись, я поднял оболочку. От нее валил густой пар. Шар, трепеща на ветру оболочкой, качался, как карапуз в рекламном ролике. Чтобы уменьшить выдавливание горячего воздуха из оболочки шара, я посадил в корзину двух ребят: сыновьев Якова Курчмана, Володю, и Виктора Костюкова, Валентина. Случайных прохожих не посадишь, тем более, что в последнее время вообще никого не катаем, так как надо менять газовые шланги, эти уже износились. Корзина стала тяжелее с двумя пассажирами, оболочка натянулась туже за счет более сильного давления нагретого воздуха, и прогибаться под напором ветра стала значительно меньше.
Шар нехотя пошел вверх. Поднимаю его на максимальную высоту, насколько позволяет длина трех фалов, растянутых треугольником. Высота получается примерно пятнадцать метров. Ребята хорошо "постарались", оставили маленький запас. Во время очередного касания о землю прошу их отпустить длину фалов. Не дают. Говорят, что и так запредельные режимы. Я с ними соглашаюсь. Шутка ли: ось оболочки ходит из стороны в сторону градусов на сорок пять, во время касания несколько раз даже бороздила траву. Постоянно перед глазами картина Айвазовского "Девятый вал". Поворачивать горелками приходится до упора, чтобы пламенем попасть в горловину оболочки. Дело усложняется еще и тем, что потоки воздушных масс движутся слоями, толщина которых около десяти метров: когда корзина находится в слое умеренных порывов, оболочку рвет на части, а в тот момент, когда в корзине дует так, что ветер свистит, оболочка ведет себя относительно спокойно. Поэтому "поймать" достаточно устойчивое положение, при котором можно зафиксировать шар, не получается. После очередного подскока подходит Яков Курчман и спрашивает, не пора ли заканчивать этот кардибалет. Я уже отработал около часа, что для такой погоды вполне достаточно. Решили еще немного поработать.
Включаю горелку для подогрева оболочки. Ветер резко, даже в этих условиях, усилился. Поднимаю метров на пять, но тут же падаю. (Как потом оказалось, нас это и спасло.) Пытаюсь еще раз. Открываю форсунки, пламя колыхающимся потоком уходит в каплеобразную сферу секунды три-четыре, и потом выключаю газ. И тут, во время выключения, слышу какой-то хлопок за спиной, откуда-то сверху. Отчетливо помню, что щеку обдало сильным жаром, это при том, что и так "морда красная, словно после бани". Тут же снова передергиваю клапан горелки, решив, что он заел. Но огонь откуда-то сверху не прекращается. Мой пассажир, Володя Курчман, который сидел на корточках в кабине из-за этой болтанки, мне потом сказал, что в первый момент у меня рука автоматически потянулась к крану на газовом баллоне. Но я этого не помню. В следующий момент я задираю голову вверх, и вижу, что над моей головой, на расстоянии примерно полуметра от горелки, в месте максимального перегиба из толстого шланга жидкой фазы газа бьет голубая струйка синей жидкости, которая превращается в неестественно красное гудящее пламя. У меня на глазах этот шланг под давлением газа оборвался полностью и стал поливать огнем куда-то в сторону.