Отречение

- Ну и что же тебя смущает? - шепотом спросил Робин, словно их могла услышать Джейн.

- Да то, что под колпаком давление в полтора раза превышает давление саморской атмосферы, к тому же там - почти чистый кислород. Дыхание у нее в норме, пульс тоже.

- Как ты пульс считал, фельдшер? - с иронией спросил Робин.

- Я для этого дела приспособил лазерный измеритель.

- Это ж надо, -усмехнулся Робин, которому и в голову бы не пришло регистрировать пульс по незаметному на глаз вздрагиванию кожи у сонной артерии.

- Я тебя позвал вот зачем. Посмотри внимательно на ходули краба. Ты что-нибудь видишь?

- Нет. А что я должен видеть?

- Когда Краб зашел, мне сразу бросилось в глаза легкое розовое свечение, которое шло от ходуль. И что самое интересное, приборы на него не реагируют. Это свечение видит только человеческий глаз, сейчас свечение уже меньше, но все равно еще заметно. Выключи свет, может, увидишь.

Робин щелкнул выключателем. Загадочные языки еле видимого в полной темноте пламени плясали на концах ходулей краба. Это легкое розовое свечение переходило в голубое облако света, который окутал весь вездеход. Краб словно освещался изнутри, хотя все его системы были отключены. Голубой цвет концентрировался на теле Джейн, ив этой фантастической картине она казалась полубожеством.

Задумчивость Робина нарушил Джон:

- С самого начала я веду запись на видеомагнитофон, но мне кажется, без пользы. Судя по всему, теледатчики реагируют на простое свечение, и не более, хотя у них чувствительность огромная. Но потом посмотрим, может, что и получилось. Пора ее вынимать, а?

- Да, пора. Молодец, что позвал. А я пойду, скоро пристыковка, так что торопись сделать все до маневров.

Робин отправился в обратный путь. Непривычная после долгого перерыва невесомость давала о себе знать. Голову слегка кружило, тело чувствовало не очень приятную легкость. Эта легкость и мешала, движения были черезчур сильные и неуклюжие. Предварительно не закрепленные предметы висели в воздухе, загадочно вращаясь и уплывая куда-нибудь за угол, а вместо них появлялось что-нибудь новое. Можно было видеть дневник дежурного и немытый стакан, фломастер и образец породы, записки и пассатижи, куски провода и засохшие листья цветов. Все пять роботов, которые имели свои собственные имена, неподвижно стояли в специа8льно отведенных нишах на время старта корабля. Проплывая мимо них, Робин вдруг затормозил, ухватившись за первый попавшийся выступ, глядя на роботов, которые, как послушные дворняжки, повернули в его сторону рупоры своих микрофонов и телеприемники объемной ориентации, и сказал:

- Марс, Дик, Хват, Джин, Руна! слушайте мою команду: хватит сачковать, выходите и наводите порядок. Если будут попадаться вещи, которые не знаете куда девать - складывайте в отдельный мешок, я потом приберу. И не забудьте пропылесосить воздух, пока не будет обеспечена требуемая прозрачность. Все.

Вся грязь, которая была незаметна за счет притяжения, теперь висела густым туманом, попадая в рот и нос, забивая глаза. На зубах хрустел песок. Пришлось одеть респиратор.

- Черт знает что. Вот итоги такого молниеносного старта. Улетали, как крысы с тонущего корабля. Слава Богу, что хоть никого не забыли. А вообще-то мало верится, что капитан включил аппаратуру для проверки корабля за три часа до старта, как это требует инструкция. Но с другой стороны, Эпокап ничего не говорил, не делал никаких замечаний. Ведь иначе бы он не разрешил старт. Но, если судить по начальной температуре плазмы в основном двигателе, то разогрев двигателя шел самое большое, минут пятьдесят.

Через несколько минут после возвращения один из вспомогательных терминалов на мгновение потух, стирая информацию о параметрах внутреннего климата, потом засветился голубым цветом и резиновый голос Эпокапа медленно произнес: "Внимание! Внимание! Сейчас будет говорить капитан". На экране появилось изображение капитана. По выражению его лица нельзя было ничего прочитать. Капитан был спокоен, как полная Луна. Он был самый немногословный из числа всех участников экипажа. Смит Филд любил лаконичность в разговоре. Это был коренастый мужчина в возрасте тридцати пяти лет, с короткой стрижкой темно-русых волос, и такой же короткой густой темной бородой. Мгновение помедлив, Смит Филд спросил:

- Как вышли на орбиту? Были ли какие-нибудь ЧП?

- Взлетели нормально, особых ЧП не было, за исключением плохого самочувствия Джейн. Но ей уже лучше. Подробности изложу после.

- Я хочу предупредить, чтобы Джейн не пугалась. Видимо, еще до стыковки, на Саморе произойдет взрыв. Мощный. Так что обеспечь электромагнитную защиту Эпокапа и всей вычислительной системы, иначе в случае отказа будешь пристыковываться вручную. Все. Конец связи.

- Вас понял. Конец связи.

Робин сидел в кресле, поуютнее устроившись и получше притянув себя в ложе кресла с помощью магнитных присосок.

- Джин и Хват, ко мне! - командирским голосом крикнул Робин, - достаньте магнитные чехлы и накройте ими корпуса вычислительных машин. Работайте быстро.

После этого он чуть развернул кресло, чтобы лучше видеть круг иллюминатора, за которым проплывала поверхность Саморы.

ВЗРЫВ

Джон осторожно открыл колпак, стараясь работать как можно аккуратнее, чтобы не потревожить Джейн. Девушка сидела в той же позе, не приходя в себя. Осторожно приподняв ее руку, которая ему мешала, он первым делом застегнул молнию комбинезона. Джон до сих пор чувствовал волнение в груди, это волнение не проходило с той самой минуты, когда Джейн не вышла на связь.

Сигнал первой категории застал Джона и Дэнила в тот самый момент, когда они размечали контуры будущего космодрома. В этой ситуации Джону было проще, потому что рядом был опытный и добрый наставник, Добрый Дядюшка Дэнил. Он бороздил просторы Вселенной без малого тридцать лет, впервые сев в кресло астронавта десятилетним мальчишкой. Поэтому основные трудности у Джона начались, как он сам считал, с пропажей Джейн. И теперь, когда все передряги казались позади, на душе немного полегчало, и Джон в данную минуту думал лишь о самочувствии Джейн. Раньше Джейн была для него всего лишь членом их дружного экипажа, молодая и симпатичная, веселая и понимающая шутки. После какой-то невидимой черты, которую Джон даже не заметил, а лишь только потом почувствовал, что прошел ее, он понял, что любит Джейн. Это открытие в самом себе испугало Джона, и он не знал, как теперь себя вести: по-старому было неприятно, а вести себя как-то по-другому и стыдно, и боязно, а главное - неизвестно как. Джон, издавна занимающийся аутотренингом, свободно давил в себе внешнее волнение, оставляя все внутри. Пожалуй, только Джейн замечала более чуткое и ласковое отношение к ней со стороны Джона, но она в этом не видела ничего удивительного, потому что все члены экспедиции относились к ней с симпатией. И сейчас, повиснув над ней в полной нерешительности, Джон пытался представить ту картину, которая могла произойти там, на Саморе, примерно за два часа до старта спускаемого аппарата "Фаера". В голову лезли сказочные феи, злые волшебники и черти на летающей сковороде. Джон ясно отдавал отчет себе в том, что это - результат его необузданной фантазии, и не более, но ничего другого в голову не лезло. В сотый раз он вспоминал сегодняшнее утро, вспоминая фразы Джейн, ее улыбку, жесты. Это утро ничем не отличалось от других. Как всегда, завтракали примерно в десять часов, через три часа после подъема. Завтрак Джейн подала вовремя, как обычно, это было настоящее чудо кулинарии: ароматно и очень вкусно. После завтрака все разошлись по своим рабочим местам. И, наконец, примерно в час дня, а как потом точно установил Джон, в тринадцать ноль семь, раздался сигнал первой категории, с которого все и началось.