Страница 22 из 180
... Живя в Петербурге, Каннегисеры приезжали в Одессу. Лева становился все более изломанным и изысканным, петербургским перенасыщенным и утомленным снобом. Он старался походить на героев Оскара Уайльда, на рисунки Бердслея... Он любил ходить с тростью, что у молодого человека выглядело манерно, на ходу вертел бедрами. Вера Инбер говорила, что у нее от его походки делается морская болезнь...
... Его брат, Сережа, какя уже сказала, учился на юридическом, считался очень умным и способным. Типичный белоподкладочник, он вращался среди так называемой "золотой молодежи" (Леву больше тянуло к богеме). Все считали, что Сережа никогда не влюбится, не женится. Он ни за кем не ухаживал, был очень сдержанным человеком. В свои 22 года рассуждал, как старик. И вот Наташа Цесарская... Сергей Каннегисер женился на Наташе и увез ее в Петербург... В Одессе потом ходили разные слухи насчет Наташиного петербургского житья-бытья. Кто-то говорил - Сережа, оказывается, такой же гомосексуалист, как его брат, а красавицу жену взял "для вывески"...
... Март 1917-го. Известие о Февральской революции, красные банты, улыбающиеся лица. Все мы были веселы, ждали только роз впереди, с восторгом бегали на митинги.
На светлом фоне особенно выделилось одно черное событие. Вернулась в Одессу Наташа Каннегисер - неожиданно, без телеграммы. Худая, бледная, необычайно красивая, волосы затянуты в высокий узел на темени, вся в черном. Она сказала только два слова: "Сережа застрелился". И ничего не стала объяснять.
Никто в Одессе не мог понять, что стряслось с Сережей, таким самоуверенным, победительным, эгоистичным. Неужели так подействовала революция? Потом приехал из Петербурга информированный человек и объяснил: "Был в списках осведомителей полиции. Боялся, что про это узнают". Оказывается, Сережа, заигрывая с революционным подпольем, в то же время доносил на революционеров - кажется, главным образом, на эсеров. Денег ему не требовалось, богатые родители ничего не жалели для детей. Думаю, что при своей испорченной натуре он просто находил удовольствие в такой двойной игре...
... После Октябрьской революции связь с Петербургом прервалась. Но один общий знакомый рассказал о Каннегисерах: отца сняли с должности, никаких лакеев и балов, самоубийство Сережи подкосило стариков. Лулу рвет и мечет, хочет уехать за границу, старикам трудно решиться; живет у них Савинков, имеет большое влияние на Леву.
Потом дошла до нас весть - убит Урицкий. К индивидуальному террору в нашей среде относились как к глупости. Эсеры? Да, убийство приписывали им. Ну, убит какой-то комиссар, я эту фамилию слышала впервые. И вдруг выясняется - убил Лева Каннегисер. В Одессе, где его хорошо знали, все ахнули. Мальчишка, далекий от - всякой политики, элегантный эстетствующий сноб, поэт не без способностей, что его могло на это толкнуть? Кто-то его настроил? Не Савинков ли? Существовала версия, что Лева считал своим долгом в глазах лидеров эсеровской партии искупить преступление брата, спасти честь семьи.
Старики Каннегисеры пустили, говорят, в ход все свои связи, но тщетно. Держался их сын, по слухам, до последней минуты спокойно и твердо.
Лева с тростью денди, с похабщиной на сардонически изогнутых губах - и террор... Лева - и политическое убийство... Неужели так далеко могли завести кривляние, привычка к позе? От игры в порочность в духе Дориана Грея - к убийству?..
После расстрела Левы Каннегисера старики были совершенно убиты. Такие мальчики, выдающиеся, блестящие, столько возлагалось на них надежд, такие рисовались радужные перспективы... Через некоторое время старики уехали за границу вместе с Лулу. Счастье, благополучие, почет - все осталось позади.
Знакомый работник советского торгпредства видел потом Лулу в эмиграции, толстую, грубую. Родители умерли, она неудачно вышла замуж и разошлась, очень нуждалась. Все пошло прахом. Таким был конец династии Каннегисеров.
(Журнал "Столица", 1992, N 92)
Глава 3
КРОВОПРОЛИТИЕ У ЧАСОВНИ
Это был самый первый террористический акт против представителя власти большевиков, устроивших переворот и арестовавших Временное правительство. Исполнителя с полным основанием можно назвать террористом номер один советской эпохи.
Покушение готовилось по классическим правилам - в то время еще живы были многие мастера этого дела, в совершенстве владевшие искусством неотступно выслеживать свои жертвы, терпеливо дожидаясь минуты, когда можно бросить бомбу или выхватить револьвер. Конец девятнадцатого - начало двадцатого века в России ознаменовался невиданным всплеском политического террора. От рук народовольцев пали сотни ненавистных царских жандармов и чиновников.
Но все рекорды побили социалисты-революционеры. На их счету - два министра, тридцать три губернатора и вице-губернатора, шестнадцать градоначальников и двадцать четыре начальника тюрьмы, семь генералов и пятнадцать полковников. В списке их жертв - прокуроры и начальники сыскных отделений, приставы и околоточные, присяжные поверенные и провокаторы.
Когда большевики разогнали Учредительное собрание и узурпировали власть, эсеры, разумеется, не могли смириться с такой наглостью.
Боевые отряды социалистов-революционеров начали выбирать новые объекты своего внимания, поскольку были убеждены, что никакая борьба против большевиков, кроме террористической, не принесет результатов.
ДУШИТЕЛЬ СВОБОДЫ
Мало кто знает, что до большевистского переворота в октябре семнадцатого года только в одной Москве, которая, заметим, тогда не была столицей, выходило около шестисот газет.
Нечто подобное наблюдается и сейчас, после того как рухнула монополия на печать правившей более семидесяти лет коммунистической партии. Ныне газет в первопрестольной - что грибов после дождя, на все вкусы, от чисто развлекательных до чисто политических.
Февральская революция семнадцатого года тоже породила невиданный прежде газетный бум. Каждая политическая партия, каждое общественное движение считало делом чести иметь свой печатный орган. Если в сонной купеческой Москве выходило около шестисот изданий, то можно представить, сколько их было в клокочущем ежедневными митингами и манифестациями столичном революционном Петрограде!