Страница 12 из 118
… Диссе, гордая и спокойная, появилась на пороге. Ивик бросилась к ней, вместе с остальными.
— Ну что? Что?
Диссе с достоинством поправила желтую ленту на плече. Произнесла.
— Шари-Пал, Академия. Исторический факультет.
— О-о! - пронесся тихий стон. Вот это да! Впрочем, от Диссе стоило ожидать. Все же лучшая ученица… Но столичная Академия! Это очень, очень здорово для девчонки из Шим-Варта, как ни крути, далекой провинции. И вот, однако - сочли достойной! Диссе блаженно улыбалась. Она любила выигрывать.
— Поздравляю, молодец! - искренне сказала Ивик, взяла подругу за руку.
— Ивик, да ты иди, твоя же очередь уже!
Чьи-то руки буквально втолкнули ее в дверь. Ивик почувствовала мгновенную дурноту. Общий мандраж подействовал - теперь и она начала бояться. Не бояться - волноваться. Хотя вроде бы все ясно… Синюю ей ленту дадут или желтую? Почему-то сейчас волновал этот глупый вопрос.
— Подойди ближе, - велела хета Альва.
Стол, накрытый серой скатертью. За столом - вся комиссия, и добрый пожилой психолог, и педагоги из разных академий, и учителя тоорсена. Человек шесть или восемь. Наставница группы Ивик Ванши иль Неко - на стуле сбоку от стола. А на столе графин с водой, стаканы, распечатки и поперек серого полотна одна-единственная лента. Красная.
— Мы поздравляем тебя, Ивенна, - улыбаясь, сказала хета Альва, - комиссия пришла к единогласному решению. По результатам педагогических наблюдений и тестов мы зачисляем тебя в касту гэйн.
Ванши встала, взяла алую ленту. Подошла к девочке, перекинула ленту ей через плечо.
Ивик замерла.
— Твое будущее учебное заведение - квенсен Мари-Арс, специальность… - хета Альва помолчала и улыбнулась, - специальность у гэйн определяется позже.
Наверное, надо было что-то сказать. Ивик не знала - что. И что теперь делать - тоже не знала.
— Ну, Ивенна? - спросила начальница тоорсена, - ты рада назначению?
Ивик вдруг подумала, что наверное, не рада. Не должна быть рада. Ведь она же хотела стать врачом или биологом. А вдруг они вспомнят об этом? И она изо всех сил вцепилась в красную ленту.
— Да, - сказала она сдавленным голосом и зачем-то добавила, - спасибо.
— Ну иди. Пусть следующий заходит.
Ивик повернулась и, не чувствуя под собой ног, вышла из кабинета, к весело галдящей толпе одноклассников. И сквозь ватную пелену в ушах все же смогла понять и услышать, что вокруг нее все затихает. Что все больше ребят замолкают и с удивлением, нет, с недоумением и вопросом в глазах поворачиваются к ней. Самой слабой, неловкой, неспособной ни на что серьезное…
"Ты просто любишь выделяться".
Ивик так и стояла, вцепившись обеими руками в алую ленту, медленно, как венозная кровь, стекающую с плеча.
— Это невозможно! - мама была вне себя. Гнев ее направлялся не на дочь, но Ивик от этого было не легче.
— Я напишу им! Да, я напишу в Педагогический Совет Края. Это же полная нелепость, это ошибка!
— Мам… но почему? - тихо спросила Ивик, - ведь они же психологи… они знают…
— Что? Что они знают? Они тебя хоть в глаза видели? Им же все равно, просто все равно! Взяли и засунули ребенка в квенсен, подумаешь, кому-то же надо! А ты и рада! - мама перекинулась, кажется, на Ивик, - ты и довольна, как же, романтика, приключения! А ты понимаешь, что тебя через два года убьют?
— Там же четыре года учиться…
— Там через два года начинается участие в боевых действиях. Реальных. И тебя убьют сразу, ты это понимаешь, идиотка? Ты посмотри на себя! Ладно, если бы ты была как твоя Диссе - я бы согласилась. Да, кому-то надо. Хорошо. Но почему тебе? Ты же через забор перелезть не можешь, чтобы ногу не вывихнуть! Там же, дорогая, воевать придется! Ты знаешь, сколько автомат весит, у вас же была начальная подготовка? Так вот с ним бегать придется! И по вертикальной стене лазить! Там же не только в Медиану ходить, это ты умеешь, конечно же, это я знаю уже! Там придется мордой в грязь и задницей в снег, и под пули… Шендак! А если ты в плен попадешь, ты об этом подумала?! А ты ведь ничего не можешь, ни-че-го! Ты же замечтаешься и не заметишь, как тебя убьют. Ты от дома до базы дойти не можешь, чтобы не заблудиться! Господи! Да вы просто не представляете себе, что это такое! Ты родилась уже здесь! А вот я выросла в Лайсе, и я знаю, что такое война! А ты живешь, как у Христа за пазухой, и думаешь, что это все так просто, даже весело, ах, подумаешь, стреляют, как в кино!
Мама уже почти визжала. У Ивик перехватило дыхание от обиды. Она хотела сказать, что все это не так, что ведь в комиссии тоже не дураки сидят, и они видели, какая она неспортивная, и сколько у нее было разных травм, видели, но однако все равно ее берут, значит, думают, что она справится… Но ничего сказать она не могла, ей хотелось только плакать. И она, конечно, заплакала, зарыдала, размазывая слезы по щекам.
— Во, во, давай поплачь! Гэйна! Курам на смех! Нашлась воительница! Защитница наша, - издевательским тоном продолжала мать.
Ивик хлюпала носом. Ей было уже все равно.
— Быстро бегать ты не можешь. Прятаться ты не можешь - обязательно задницу свою толстую выставишь, и в тебя попадут! Прыгать и лазать ты не можешь - надо будет откуда-то прыгать, ты подвернешь ногу и еще попадешь в плен, а там знаешь, что с тобой сделают? Стрелять ты не сможешь, у тебя руки будут дрожать. Вообще, как ты собираешься стрелять в людей, ты, кажется, паука боялась убить? Идиотка! Ты же практически инвалид. Ты хуже всех! Всех! Кого угодно возьми, Ричи, и тот бы лучше тебя справился. Тебя убьют первой! Понимаешь - первой! Первый же дараец, которого ты встретишь…
— Ну и пусть, - буркнула Ивик.
Чем так жить, и все время вот это слушать - что живешь как у Христа за пазухой, что ничего не можешь, что ты хуже всех, что у тебя толстая задница - лучше пусть именно убьют. Через два года. Или хоть прямо сейчас.
Мать расписывала, что с ней сделают, если она попадет в плен. Во всех живописных подробностях. Или в лапы гнусков.
— Не пущу! Ты поняла? Просто возьму и не пущу. Буду писать жалобы, пока они не отменят решение. И ты же хотела стать врачом! Ты же хотела людей лечить! И что теперь - уже не хочешь?