Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 44

У Тани отлегло от сердца. Она сказала свободнее:

- Честно говоря, я совсем не умею готовить.

- Ну, я думаю, это не так важно,- сказал Виктор.- И дело это нехитрое, главное, не напрягайтесь, чувствуйте себя свободнее. У нас здесь все люди простые.

Говоря это, он ловко нарезал петрушку и ссыпал в блюдечко.

Наконец все было готово. В тарелки разложена вареная картошка, выставлены бутылки с молоком и Танин салат. Виктор взял большую алюминиевую миску, размял в ней несколько картошек, залил молоком и посыпал сверху петрушкой. Баярд, который по собачьему обыкновению во время готовки околачивался на кухне, вылез из-под стола, с вожделением глядя на миску.

Миска была поставлена для собаки на высокую скамеечку. Дан с Кашкой появились из комнаты, ведя совершенно непонятный, но бурный спор. Горячился, правда, в основном, Кашка, Дан только лениво ворчал в ответ. Спорщики уселись за стол, и вся компания принялась за еду. Таня не могла не отметить: еда, хоть и очень простая, была необычайно вкусной.

- Вы еще припомните мои слова, граф, - говорил Кашка, обращаясь к Дану. Западная сторона у нас слабовата.

- Он упрям, друг мой, оставьте его, - вмешался Виктор.

Таня, ничего не понимая, посмотрела на Дана. Внешность его внезапно резко изменилась. Его угловатая некрасивость преобразилась в утонченное изящество, бледность лица показалась благородной, манера держать себя - величественной... Граф! - подумала Таня. Вот уж верно. А ведь он главный среди них!

Но и Виктор с Аркадием изменили обычный свой облик, и они напоминали сейчас королевских мушкетеров, благородством и доблестью романтических времен блистали их лица и осанка. Виктор же выглядел просто красавцем со своим правильным тонким лицом и кудрями цвета воронова крыла. Таня подумала, что Виктор - единственный из них, кто по-настоящему, классически красив. Несколько хрупок, разве что. Впрочем, и другие ей нравились.

- Поверьте, друзья, - медленно сказал Дан,- На западе будет легче. Кроме того, я сам буду там.

- Во время праздника?- воскликнул Аркадий.

- Я думаю, что нам не придется быть на празднике,- сказал Дан.

- Граф, я не перенесу этого разочарования,- предупредил Аркадий.

- Ну полно, Кашка, - возразил Виктор,- Ночь на свежем воздухе...

- Физические упражнения, - добавил Дан.

Кашка пробормотал длинную фразу на языке, который Тане показался немецким.

- Извольте говорить по-русски, барон,- спокойно сказал Дан,- Кроме того, прекратите это нелепое обсуждение. У нас гости.

- Возможно, не совсем обычные гости, - вставил Виктор.





- Тем не менее.

Таня быстро посмотрела на всех троих. В них снова произошла перемена. Это были снова наши, обычные советские ребята, начисто лишенные признаков мелкобуржуазного псевдоромантического благородства. Ничем они не напоминали мушкетеров. Но если Виктор все же сохранил свою утонченную красоту, если Кашка сверкал бы в любой толпе, как рыжее солнышко, то Дан мгновенно утратил все внешнее очарование. Теперь он казался просто бледным, некрасивым недорослем, с торчащим носом и неинтересным выражением лица. Только светлые спокойные глаза по-прежнему придавали ему некоторую привлекательность.

- Вы, Таня, не огорчайтесь,- Виктор налил в свою кружку молока.- Молочка хотите? Экзамен - это всегда лотерея, от ваших личных качеств он практически не зависит.

Незадачливая абитуриентка вздохнула. Истинная причина ее неудач заключалась в следующем. Таня умела врать, и при случае отлично это делала - устно. Но никогда в жизни, ни разу, не могла она хоть слово лжи написать на бумаге. И не только ложь - непродуманную, непрочувствованную чужую мысль не могла она выдавить из себя. Просто физически не получалось: деревенела рука, слова не выходили. Что-то вроде письменного заикания.

- Я никогда не научусь писать сочинения, - сказала Таня.

- А на какую тему писали?- поинтересовался Дан.

- Горе от ума. Мне так нравится эта вещь, и Грибоедов сам - он такой был человек замечательный... Даже стыдно, что я за него банан получила.

- А за что двойка?- спросил Кашка,- на апелляцию надо было подать.

Таня махнула рукой.

- Да я ходила. Ошибок у меня нет, то есть есть одна запятая лишняя, и все... Сказали, что содержание не годится. Она говорит: вы такую чушь написали, еще и на апелляцию идете.

- Да что там можно такого написать?- удивился Кашка.- Там же все ясно: Фамусов с этим... Скалозубом - ретрограды и крепостники, Чацкий - прогрессивная личность, Молчалин...

- Ну, я написала, что... В общем, если я представляю, что оказалась в том месте, среди тех людей, вполне возможно, я бы все восприняла совсем иначе. Это мы знаем, что Фамусов со Скалозубом такие плохие, а там, в той реальности - за ними сила и власть, они - столпы общества. Поэтому Чацкий им и доказывал, метал бисер. А Молчалин тоже... Мне, например, такие люди не нравятся, но вообще-то они многим нравятся и в жизни преуспевают. Это ведь и сейчас так. И наверное, это не так уж плохо, когда человек старается всем угождать. -- А конкурс большой был? - спросил Виктор сочувственно. -- Два с половиной человека на место... -- Тогда неудивительно, - сказал Кашка, - Вы же не из нашего города... Кстати, может, на ты перейдем?

- Конечно, - сказала Таня. По правде говоря, ее еще ни разу в жизни на "вы" и не называли, если не считать института.

- Нам тоже можно?- поинтересовался Виктор. Таня смутилась. Честно говоря, ей было неловко обращаться так фамильярно к новым знакомым. Они были значительно старше ее, по-видимому, да и вообще явно принадлежали к миру взрослых, в котором Таня, покинув детство, чувствовала еще себя совершенно чужой. К миру учителей, родителей, экзаменаторов, а отнюдь не товарищей. Кашка, по крайней мере, держался настолько просто, что, хотя и глядя на него снизу вверх, Таня могла бы назвать его "ты". Но что касается Виктора и, особенно, Дана...

- Конечно, называйте меня на "ты",- чистосердечно сказала Таня.- Но я... я не знаю. Я, честно говоря, боюсь.

Три пары глаз, устремленных на нее, заблестели улыбкой.

- Правда, Кашка в дурном настроении бывает страшен,- сказал Дан,- Как яблоко в компоте. Но в целом мы вовсе не опасны. Так что,- он протянул Тане поверх стола узкую бледную ладонь.- Не бойся, сестренка.