Разорванный мир

... Был уже поздний вечер, когда Дали и Чена почти незамеченными проскользнули в шумную, веселую столовую, и день рождения Литты подходил к концу. Сама Литта сидела в уголке, в круге, где пели под гитару, именинница по специальному разрешению начальства надела нарядную, в рюшечках белую блузку, но зеленая пилотская куртка была наброшена девушке на плечи вечерняя прохлада давала о себе знать. Дали протолкалась к Литте через толпу подруг. Чена последовала за начальницей, но забинтованной рукой задела кого-то, сморщилась от боли и отстала.

- Литта! - Дали протянула девушке сверток через плечо, - Держи. Это от седьмого звена.

Литта подняла смеющиеся огромные глаза в черных ресницах.

- Спасибо, Дали.

Чена тем временем нашла два свободных стула и издали махала начальнице рукой. Все затихли. Гитара была в руках Ирмы. Поплыли медленные, негромкие переборы. Голос у Ирмы был глуховатый, как бы уходящий в себя, но чистый и своеобразно мягкий.

Моей души надломленный изгиб

В глубоком обмороке, Боже, как он дышит!

Разорванные где-то струны встреч

Разлукой корчатся, ты знаешь, вышит

Рукой судьбы неяркий сарафан.

Я в прошлом, как в надежности, купаюсь...

Свет уже погасили из экономии, лишь несколько коптилок на столах освещали мрак, выхватывали из тьмы лица женщин, ставшие таинственными, глубокие глаза с пляшущими отражениями огней. Чена оглянулась - окна исчезли под светомаскировочными шторами, и казалось, что вся столовая превратилась в некий корабль... ковчег, плывущий в неведомой тьме. Или в подводную лодку. "Мы все живем на желтой подводной лодке", - вспомнила Чена слова какой-то бодрой древней песенки. Что-то в этом было... Но не было страшно. Здесь было хорошо - рядом с Дали, с Эйлин, со всеми подругами. Только рука тихо ныла, эта боль стала уже почти привычной.

Гитару взяла Люси. Голос у нее был густой, сильный. И песни она сочиняла потрясающие. Мурашки по коже бегали от ее песен.

А на небе один был приют,

Для тех, кто был убит на войне.

А для тех, кого скоро убьют,

Строились города в стороне...

Потом настала очередь Мирейи. Смуглое лицо ее в смутном свете казалось бронзовым, жесткие кольца волос временами падали на лоб, мешая смотреть, и Мирейя, коротко прерывая игру, поправляла правой рукой волосы. Она пела песню древней какой-то поэтессы (вот ведь и в те времена женщины сочиняли что-то), которая очень нравилась Чене. Даже под сердцем холодело как-то, и по коже бежали мурашки.

Мне нравится,что вы больны не мной,

Мне нравится, что я больна не вами,

Что никогда тяжелый шар земной

Не уплывет под нашими ногами.

Мне нравится, что можно быть смешной,

Распущенной, и не играть словами,

И не краснеть удушливой волной,

Едва соприкоснувшись рукавами...

"А ведь это о мужчине", - кольнуло в сердце. Чена зажмурилась. Это о Них. Только с Ним можно быть вдвоем. Я люблю маму, люблю Дали, Мирейю... Да всех люблю. Но только с Ним можно быть вдвоем. Почему это так? И почему это поет так хорошо Мирейя, не знавшая мужчины?

Мирейя закончила петь.

- Теперь ты, Чена.

- Она не может, - закричали несколько голосов сразу.

- А можно я стихи прочитаю? - сдавленным голосом спросила Чена.

Вот опять ты уходишь в ночь, не сказав

Самого главного слова.

Бьется полночь о поручень, и на часах

Час забвенья людского.

И проходят минуты, проходят года

В ожиданьи великого "Здравствуй".

Нам с тобой на Земле не сойтись никогда.

Нам с тобой невозможно расстаться.

Полуправда меж нами стоит испокон,

Полуискренность бродит по кругу.

Но опять нас сбивает Великий Закон,

С неизбежностью гонит друг к другу.

И вот так мы живем, и рождаемся вновь,

Продлевая людское мученье...

И вот это они называют - любовь?

Или, может - предназначенье?

Этой ночью я буду спокойнее спать.

(Ты опять надо мною смеешься).

Буду в небо смотреть, и на звездах гадать.

И когда-нибудь ты вернешься.

Воцарилась тишина.

- Хорошо, - сказала Маргарет, вздохнув.

- Перепиши мне, ладно? - попросила Литта, - Я хочу глазами прочитать. Мне показалось, - продолжила она, немного помедлив, - Что это о нас всех вообще... О разделении на два мира. А природа-то нас все равно сталкивает. И вот - война. Нелепость.

- Раньше эта война происходила в кругу каждой семьи, - возразила ей Джанни, - с переменным успехом.

- Каждой?

- Ну, в большинстве семей, - поправилась Джанни, - Так ведь и в Арвилоне есть нормальные мужчины, которые в состоянии жить рядом с женщинами.

- Все равно, - пожилая, седоволосая уже Маргарет говорила тоном, не допускающим возражений, - Война - это не женский метод решения вопросов.

- А что женский?

- А как иначе?

- А что же вы предлагаете? - посыпалось со всех сторон. Маргарет пожала плечами.

- Терпение, любовь, ласка...

- Но ведь это они начали войну...

- Подожди, Маргарет... - вмешалась Дали (по старшинству только она осмеливалась спорить с Маргарет на равных), - Терпение, да. Но до каких пределов должно доходить терпение женщины? Наверное, можно любое унижение вынести. Но если нужно защитить детей? Да и не только детей - хотя бы свое собственное право быть человеком, делать то дело, к которому ты предназначена судьбой - если тебе этого не дают?

- Между прочим, твоя очередь петь, - напомнила Литта, - и вообще, кончайте эту философию. Все ведь уже на двадцать раз обсудили.

Маргарет кивнула.

- Да, Дали, поговорим позже. Да ведь и мои слова относились не к практической жизни. Это так, мир идей... Никто не знает, как прекратить эту войну.

Дали взяла гитару.

- Эту песню я сочинила для моего сына... Когда он был маленьким.

Она запела неожиданно высоким, звонким голосом.

Между небом и землей

Тонкая граница,

Чистый перистый полет

Облачного ситца.

Там, где песенкой звенит

Синева без края,

Самолетик мой летит

И крылом качает.

Самолетик мой летит,

Дальняя дорожка...

Дали вдруг отбросила гитару, почти с гадливостью. В полете, правда, перехватила инструмент рукой и осторожно положила на пол. Но резкость жеста бросилась всем в глаза. Дали прикрыла лицо рукой.

- Простите, - сказала она сдавленным голосом, почти шепотом, - Не могу. Простите.

Чтобы замять неловкость, Джанни, сидевшая рядом, сказала,

- Давайте лучше что-нибудь все вместе споем, - и слегка обняла Дали за плечи.

Литта взяла гитару и начала знакомое всем вступление. Вскоре зазвенел хор высоких и низких, грудных голосов.

Догорает огонь в очаге, и над тихой заставой

Расплетает туманные пряди багряный рассвет,

И ложатся к озябшей земле пожелтевшие травы,

У подножия башен безмолвно смотрящих нам вслед.

Беспокоится конь под седлом, и мерцает тревожно

Алым светом кольчуга, но странно спокойна рука.

И у пояса спит в потемневших от времени ножнах

Серебристое пламя послушного воле клинка...

Содержание песни относилась к законченному недавно и нашумевшему роману Россы Грей "Ты возьми меня с собой", в жанре фэнтези. Пели охотно и дружно, на несколько голосов. Потом Литта сказала.

- И вообще, может, попляшем? А то скоро полночь, разгонят.

- Разгонят! - раздался из мрака грозный голос Мэррит, многие девушки покраснели, смутившись неожиданным появлением начальства, - Так что веселитесь, пока не поздно.

Встали, зашумели, завозились с магнитофоном. Чена поднялась и стала пробираться к выходу. Даже обычная ходьба отдавалась болью в сломанном предплечье.

Когда девушка выскочила на темное крыльцо, за спиной уже гремел вальс. Чена задернула за собой штору, но тут же послышалось вновь шуршание. Чена обернулась - за ней шла Дали.

- Вы... Ты тоже не хочешь танцевать? - несмело спросила ученица.