Страница 26 из 47
Глава 5
Со стороны могло показаться, что отец и сын ведут мирную беседу в окружении старых друзей. Да, в общем-то, так оно в конце концов и вышло. После перебранки, половину слов из которой я не понял, и оскорбительных жестов, понятных на любом конце Вселенной, они перешли к разговору внятному, полному упреков, но не угроз.
Я тихо радовался тому, что не пришлось пускать в ход кулаки и ножи, отбиваясь от настигшей нас погони, потом до меня дошло, что староста заявился по нашу душу один, без своих крепких помощников. Это меня насторожило. Я шепнул пару слов Керби, и на всякий случай мы вдвоем поднялись на холм.
Большой караван все еще был далеко, а на голых отрогах негде было затаиться. Когда мы вернулись обратно, отец и сын продолжали уныло перечислять обиды давних лет. Если они будут продолжать такими темпами, то к делам сегодняшнего дня подберутся разве что завтра утром. Но тут Маас вдруг бросил перечислять задарма съеденное и выпитое Беспалым и его дружками на третьей свадьбе старосты, сел на песок и захныкал, утирая слезы и сопли огромными мозолистыми кулачищами.
Неожиданное зрелище смутило меня, я снова принялся озираться, ожидая подвоха, внезапного нападения, но все тут же встало на свои места.
– Обидел, обидел папу, - бормотал старик, из грозного хозяина деревни внезапно превратившийся в дряхлую развалину. - Обокрал, унес единственное достояние. Не будет тебе моего благословения!
– Подавись своим благословением, - сквозь зубы процедил Саам. - Я взял свое по праву старшего сына.
– И женщин увел, - плаксиво пожаловался староста Чакмару, который стоял рядом и, вытаращив глаза, пытался понять, что происходит. - Увел женщин, ведь увел же. А?
Мальчонка улыбнулся и сплюнул себе под ноги, вроде давая понять - ну, увел, так увел, что же теперь делать!
– Народ взбаламутил, - продолжал ныть старик. - Все решили, что ты новую деревню хочешь основать. За тобой молодые собрались уйти, а когда я запретил, взбунтовались.
Тут он замолчал и, понурившись, уставился в песок.
– Это что же, - сказал Гинтар. - Ты больше не староста, что ли?
– Помолчи, пока мы разговариваем, - нахмурил брови Саам.
– Да ладно… - весело протянул Гинтар. - Я так понимаю, что отца твоего сместили. Вот как оно повернулось!
Беспалый задумчиво посмотрел на Гинтара, но тот встретил его взгляд без робости. Потом глянул на отца и спросил:
– Выгнали из деревни?
– Эх-хе-хе! - только и вздохнул горестно бывший староста.
– Кто выгнал?
– Да эти двое, что остались. Я ведь к ним, как к родным сыновьям, а они! Ну, обменял их стариков на новые сети, так ведь не кому-нибудь отдал, а в хорошие руки, и недалеко, полдня ходьбы. А брата его оставил, хотя добрую цену предлагали, да-да, оставил. Такие неблагодарные чужаки. Сначала они молодых подбивали за тобой идти, а когда я велел запереть всех в сарай, эти двое меня связали, а потом решили, что никуда идти не надо, проще меня выгнать. И выгнали. Пинками, как вьюка паршивого.
Вот тут у меня в голове все сложилось, я схватился за живот и плюхнулся на узел, смеясь так, что эхо отдавалось от скал.
– Так это… так это братья Во… Во… Волковы тебя вышибли из кресла? Ну и дела!
Засмеялся Керби, хохотнул Гинтар, лишь только отец и сын мрачно наблюдали за этим весельем.
– Разве я не был добр ко всем? - сказал наконец староста, когда все отсмеялись. - Разве я не судил как должно и как можно? Но вот появляются два чужака-молокососа, и, что обидно, о, как обидно, почти вся деревня поддерживает их. Ладно бы молодые, они все глупы, но и старшие тоже сошли с ума и решили «жить по справедливости»… - последние слова он выдавил с такой брезгливостью, словно на губу ему вьюк наложил.
– Это как - по справедливости? - удивился Беспалый.
– A я почем знаю?! - огрызнулся старик. - Наобещали всем еды из кладовых, долю от продажи соуса и свободу. А девки-то, девки как перед ними стелились, тьфу!
– Зря мы сбежали, господин Острич, - весело сказал Керби. - Остались бы, сейчас вместе с Волковыми могли бы управлять Райской Рыбалкой. Может, вернемся?
– Управляй своей задницей, - старик злобно высморкался в сторону техника. - Из-за вас у меня все отобрали. Раз сбежали, говорят, значит, слаб, правит плохо, вот народ и разбегается. Так на сходе решили. Вернетесь, может, и простят вас. Побьют, но простят.
– Волковы не дадут в обиду.
– Куда денутся! Слабость покажут - их тоже скинут или разбегутся, вот как вы сбежали.
– Про караван ты им говорил? - спросил Беспалый.
– Нет.
– А кто с тобой шел?
Вместо ответа Маас бросил к его ногам пустую холщовую сумку.
– На последние деньги нанял помощников, чтоб тебя быстрее найти. Все истратил, ничего не осталось. Вот, сынок, нашел я тебя. Пошли домой, забудем обиды. Лучше ты старостой будь, чем эти говнюки.
– Поздно возвращаться, - угрюмо ответил Беспалый. - Не дойдем, без еды-то. Когда обратно пойдет караван, тогда поглядим.
Так закончилась непредвиденная встреча с папашей Маасом. Не роковую и кровопролитную схватку отца и сына мы увидели, а мелкую семейную свару, которая завершилась если и не примирением, то чем-то очень похожим на примирение. Не было ритуальных песен. Вместо высокой трагедии случился фарс, а вместо трупа с колотыми и резаными ранами - еще один попутчик. Джо, наверное, был бы разочарован.
Три дня мы шли сквозь глубокое ущелье, а до выхода из горной теснины было еще далеко. Крутые склоны, ни воды, ни травинки, только камни справа, камни слева и песок под ногами - его нанесло сюда ветрами из пустыни. С каждым днем песка становилось все меньше, идти приходилось по каменным плитам, довольно-таки гладким, выровненным за века ногами и копытами. Шли в тесноте, но быстро. Дорога кое-где расширялась, иногда образуя вполне приличные площадки. Там сразу же располагались самые слабые, чтобы отдохнуть в тенечке. Иначе могли затоптать ненароком.
Керби все же упрекнул Беспалого: послушайся мы его, сейчас изнывали бы от жажды и голода. Рыбак ничего не ответил, только зыркнул сердито на техника и побрел дальше, а следом за ним плелся старина Маас. На привалах, когда караван замирал без движения бесконечной змеей, заполнившей собой дно ущелья, бывший староста уныло, намекал сыну: неплохо, мол, вернуть ему жезл, - на что Беспалый лишь морщил нос и отворачивался.