Страница 32 из 84
В городе очень многое изменилось. Появились чужие сильные птицы.
Наша колония поредела - остались всего лишь несколько семей, гнездящихся в щелях башни.
Наевшись, я сажусь высоко между камнями и вспоминаю мрачную зиму, вой голодных волков, землетрясение и распадающуюся на глазах каменную колоннаду, вспоминаю пожар и сметавшее птиц с неба пламя, вспоминаю шторм, который чуть не унес меня в море, и врывавшихся по ночам в наши гнезда белых сов. Я вспоминаю все - начиная с того момента, как я открыл глаза высоко под куполом, до смерти Ми под темной стеной зеленых зарослей.
Я нервно вытягиваю шею, оглядываюсь по сторонам, щурю глаза под яркими лучами солнца, высматривая мою белокрылую Кею.
Она - моя главная забота, моя самая беззаветная любовь. Я не могу жить без нее с тех пор, как впервые помог ей долететь обратно в гнездо, и до сегодняшнего дня, до настоящего момента моя любовь ничуть не ослабела.
Белизна крыльев, светлый пух и серебристые перышки.
Она летит ко мне, широко взмахивая крыльями.
- Я здесь. - Она садится рядом и нежно целует мои глаза и клюв.
- Это чудесно. - Я склоняю нахохленную голову. - Это так чудесно.
Она ласкает взъерошенные перышки, выбирает лишний пух, нежно касается моего крыла.
- Я люблю тебя, люблю, - повторяет эхо.
На башне воркуют голуби, надувают зобы, трясут головами, переступая с ноги на ногу, подпрыгивают, сталкивают друг друга с карниза.
- Это мое! - защищают они свою территорию.
Я не обращаю внимания на их крики. Меня больше пугают крупные, массивные галки с далекого севера, стаи больших сорок и ястребы, которые могут высмотреть Кею с высоты.
Пригревает солнце. Мы раскладываем крылья пошире на каменном карнизе, разводим перышки так, чтобы теплые лучи проникали поглубже.
На солнце мы делаемся ленивыми - закрываем глаза, застываем неподвижно. Кея с наслаждением потягивается. Я ныряю в тень вслед за ней. Мы устраиваемся в нише за треснувшей статуей, где часто дремлем после утреннего наполнения желудков. Я закрываю глаза, прижимаюсь к Кее, вдыхаю ее запах. Мы прячем головы в пух и засыпаем.
Нас будят громкие, пронзительные крики. Из ниши нам видны лишь скачущие по стенам тени, которые гоняются за перепуганными воробьями.
Это сороки. Они врываются в воробьиные гнезда в поисках яиц и птенцов. Воробьи испуганно чирикают. Самый слабый из них бьется в когтях Кривоклювой предводительницы стаи. Все его попытки вырваться тщетны.
Мы сидим тихо, оставаясь невидимыми. Кривоклювая, заметив, что рядом нет других галок, напала бы и на нас, изгоняя с территории, которую она считает своей.
- Убить! Убить! Убить! - кричит она, сжимая в когтях воробья.
- Убить! Убить! Убить! - повторяют сороки, разбивая клювами и сбрасывая вниз спрятанное в углу гнездо ласточки.
Наступает тишина. Затихают переполошившиеся воробьи, стихают и крики сорок. Похоже, опасность миновала.
Мы ждем, не зная, то ли сороки просто затаились, то ли улетели прочь.
- Летим? - спрашивает Кея, расправляя крылья.
- Летим.
Я осторожно перелетаю в следующую нишу. Кея летит за мной. Сбоку я вижу, как солнце освещает ее крылья, радугой рассыпается на спинке, высвечивает голубизну глаз. Мы останавливаемся у едва заметной щели в стене.
- Быстрее в гнездо! - кричит Кея, цепляясь коготками за края камней.
С ветки старого каштана на нас смотрит Кривоклювая, придерживая окровавленным когтем маленький серый комочек.
Она видит меня, но молчит. Лишь когда Кея пододвигается поближе ко входу и солнце серебристыми бликами расцвечивает ее перышки, сороки начинают орать, наклоняются с веток, вытягивая вперед раскрытые клювы.
- Убить! - кричит Кривоклювая.
- Убить! Изгнать!
Они летят. Злобно машут крыльями. Я принимаю угрожающую стойку, зная, что, в сущности, они ужасно трусливы и боятся ударов.
Кея прижимается к стене. Ей страшно. Она растеряна.
- Иди сюда! Иди сюда! - зову я. - Здесь мы будем в безопасности!
Но Кея не слышит моего зова. Она забывает обо всем, кроме своего страха, отрывается от стены и взмывает ввысь, прямо в синеющее над нами небо. Сороки несутся за ней.
Кея садится на верхушку башни. Я стараюсь приободрить ее своими криками.
Сороки поворачивают обратно и несутся вниз. Я сажусь рядом с перепуганной Кеей.
Разозленные крупные галки с серыми глазами кидаются в погоню за сороками. Те спасаются бегством, зная, что в столкновении с этой серо-черной тучей у них нет никаких шансов на победу. Мы сидим на башне и смотрим на удаляющуюся трусливую стаю. Кея с опаской поглядывает на незнакомых галок.
- Спасаться? - Она открывает клюв и склоняет головку набок.
- Но ты ведь тоже галка, - отвечаю я, взъерошивая перышки.
Крупные, массивные птицы возвращаются, криками извещая о своей победе. Они кружат над башней, как будто утверждая свое право на владение этой территорией.
И вдруг я слышу крик - крик, призывающий к нападению. Серо-черная туча несется прямо на нас.
- Убирайся отсюда! Убирайся отсюда! - кричат галки. Кея взмывает вверх, а я отшвыриваю клювом напавшую на нее птицу. Мы, кувыркаясь, падаем вниз, выдирая друг у друга перья. А Кея летит прямо к солнцу, ослепленная ярким светом.
- Убирайся отсюда! Убирайся вон! - кричат ей вслед разъяренные галки.
Они вот-вот перестанут преследовать Кею. Им нужно было лишь прогнать ее.
- Я лечу за тобой! Подожди меня! - кричу я, но мой голос тонет в криках преследователей.
- Я боюсь! - кричит Кея.
Ее белые крылья переливаются, серебрятся, золотятся. Наверное, эти галки приняли ее за сороку. Поэтому они с такой злостью и кинулись на нее.
- Остановись! - кричу я вслед обезумевшей от страха Кее.
Вперед, вперед, к солнцу, куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
Галки больше не преследуют ее, но Кея не оглядывается назад.
Подлетая к реке, она снижается и пролетает под накренившимся стальным скелетом, с которого свисает и болтается на ветру множество оборванных проводов. Кея не замечает опасности. Она летит против солнца, которое слепит ее, налетает на болтающуюся проволоку и с писком падает вниз. Белая галка старается пошире расправить крылья на волнах, но перья пропитываются водой, и каждый взмах, которым она пытается оторваться от поверхности, лишь заставляет ее погружаться все глубже и глубже.