Страница 131 из 136
Уголки его губ, казалось, слегка дернулись вверх, но потребовался бы микрометр, чтобы подтвердить это. Когда Антонович улыбался, если только это можно так назвать, его глаза становились еще более мертвыми.
- В самом деле? А у меня создалось впечатление, что "Икар" теперь мой по праву владения.
- Согласен, - уступил я, решив не заострять внимание на том факте, что, если бы я не привел добровольно корабль прямо в руки Антоновича, старик вовсе не сумел бы заявить на "Икар" свои права. Габариты и численность мордоворотов вокруг очень способствовали тому, чтобы не выдавать в эфир подобных комментариев. - Но я имел в виду кое-что другое. Точнее, кое-кого.
- А ну, прекрати! - взревел Эверет, делая шаг в мою сторону. - Только попробуй воспользоваться ею, и я тебе всю морду разобью.
- Риланд? - окликнул Антонович.
- Эверет утверждает, что это дочь Арно Камерона, - сказал братец Джон. Он по-прежнему говорил с наигранной веселостью, но теперь она несколько поблекла. Все хорошее, подумал я, даже веселье гаснет и вянет в присутствии Антоновича. - Камерон - это человек, который...
- Я знаю, кто это такой, - перебил Антонович. - Лучше скажи, почему Эверет считает, что ею можно воспользоваться ?
- Позвольте напомнить, что я не приз в лотерее, - встряла Тера.
Она попыталась испепелить взглядом и меня, и Антоновича сотоварищи, причем наиболее обжигающего взора удостоился я. Вообще-то ее вполне можно было понять, ведь если бы я несколько минут назад не обнародовал ее имя в своем блестящем выступлении, барышня сейчас была бы одним из безвестных пленников в гостинице.
Я откашлялся.
Если позволите объяснить...
- Молчать, - оборвал меня Антонович.
Он не повысил голоса, даже не взглянул на меня - его взгляд был прикован к Тере. Но мне будто кляп в рот сунули, моя попытка вмешаться пресеклась в зародыше. Само присутствие этого человека, сила и злоба, которые таились под его бесстрастным обличьем, подавляли почти физически, точно так же как его голос, лицо или дорогой костюм. Впервые в жизни я по-настоящему понял, как Антоновичу удалось создать такую огромную, всеохватывающую преступную империю.
Но Теру оказалось не так просто задавить авторитетом.
- Послушайте, я не знаю, кто вы такой, - продолжала она, когда все благоговейно заткнулись, - но если вы думаете, что я представляю для вас какую-то ценность, вы глубоко заблуждаетесь.
- Вряд ли, - спокойно возразил Антонович. - Твой отец - единственный оставшийся на свободе из тех, кто работал с этим кораблем и изучал его. Ты приманка, которая заставит его вылезти из норы.
- Если вы так думаете, вы еще глупее, чем кажетесь, - хмыкнула Тера без малейшего уважения к чувствам собеседника.
Я увидел, как с другой стороны нашего маленького кружка поморщились братец Джон и Эверет, а Пакс и Пикс на плечах Иксиля слегка вздрогнули. Просто никто не смеет так разговаривать с Антоновичем.
- Мой отец прекрасно знает, какое значение имеет этот корабль для человечества, - продолжала барышня. - И он никогда не позволяет, чтобы его личные интересы препятствовали важным делам. Он ни за что не станет делиться информацией об "Икаре" с таким человеком, как вы. Тем более - если вы станете угрожать ему.
- Даже чтобы спасти жизнь своей дочери? - спросил Антонович тоном "позвольте усомниться".
- Даже в этом случае, - безразлично ответила Тера. Она величественно, даже надменно выпрямилась, и горделивая поза помогла ей на мгновение скрыть боязнь и неуверенность. Наверное, вот так же презрительно, без капли страха настоящие монархи древности взирали на восставших крестьян. И с тем же результатом.
- Жаль, - с легким сожалением сказал Антонович. - В таком случае ты для меня вообще ничего не стоишь.
Он взглянул на охранника, стоящего позади и справа от меня, и махнул дряблой, старческой рукой.
И внезапно ствол, что упирался мне в спину, исчез, краем глаза я заметил, как громила поднимает пистолет и целится прямо в лицо Тере.
Не знаю, почему я сделал то, что сделал. Антонович блефовал, и я знал, что он блефует. Он бы никогда не стал убивать потенциального заложника, бесполезность которого еще не доказана, даже если бы жертва осмелилась плюнуть ему в лицо, как это сделала Тера. Я знал, что это лишь красочное представление, и, если бы у меня была хоть доля секунды на раздумья, я бы сообразил, что своими действиями лишь играю на руку преступникам.
Но я обещал Камерону, что присмотрю за его дочерью, и мои рефлексы сработали сами по себе. Я толкнул стрелка под руку, развернулся на правом каблуке и правым же локтем ударил его в солнечное сплетение, одновременно стараясь левой ухватить пистолет.
В этот миг я был как никогда близок к провалу. Локоть мой врезался в непрошибаемую пластину бронежилета противника, попытка выхватить оружие окончилась полной неудачей - громила успел отдернуть пистолет. Пока я пытался восстановить равновесие, он сделал широкий шаг назад и уставился на меня с брезгливым интересом, как на новый подвид насекомых. Хорошо еще, что в результате всех этих манипуляций я не шмякнулся носом в пол - тогда бы действительно был полный провал.
Я внутренне сжался, ожидая, что сейчас меня накроет град выстрелов и страшная боль. И опять мои рефлексы оказались неуместны.
- Интересно, - раздался в напряженной тишине равнодушный голос Антоновича. - Ты был прав, Риланд. Он действительно рвется в герои, верно?
- И к тому же, по-видимому, питает теплые чувства к мисс Камерон, поддакнул братец Джон.
Он откровенно торжествовал, хотя оставалось только догадываться, чему ж он так радуется - моему провалу или своей проницательности.
- Чувства, которые я к ней питаю, вам все равно не понять, - проворчал я, не сдержавшись. Все-таки я только что публично опростоволосился. Например, верность. Или простое человеческое сопереживание. Вы похожи на людей меньше, чем большинство знакомых мне представителей иных разумных рас.
Братец Джон разом перестал сиять, как сверхновая, лицо его обезобразила злоба.
- Слушай, Маккелл...
- Довольно, - перебил его Антонович, разглядывая меня с тем же брезгливым интересом, что и его телохранитель. - Несмотря на недостатки воспитания, ясно одно: Маккелл не хочет, чтобы леди причинили вред. - Он слегка приподнял брови. - Это ведь ясно, правда?