Страница 26 из 31
"Нигде его нет. Ужель за тыном лежит? Ужель загубили сокола?" закручинилась Агата.
У подножия башни бранился казак Емоха. Ухо его воспалилось и так стреляло, что бедный донец не находил себе места.
- Трезубец в ханское брюхо! Смолы - на плешь!..
- Худо, родимый? - участливо коснулась его плеча Агата.
- Турецкому султану худо, - огрызнулся Емоха. - Че тут бродите?
- Ивана Болотникова ищем. Не ведаешь ли, что с ним? - спросила Агата, и вся невольно насторожилась.
- Пошто те батька?.. У-ух, пику хану в глотку!.. Пошто, грю, батька? закричал, закрутившись волчком, Емоха.
- Глянуть хочу. Уж ты поведай, родимый, - еще мягче молвила Агата. Жив ли, Иван?
- Жив. Еще не хватало, чтоб батьку сразили. Жив Болотников! На стрельню ступайте.
Агата и Любава поднялась на башню. Дозорный молча глянул на обеих, но не забранился, пустил.
Болотников спал рядом с Васютой, спал крепко и отрешенно. Белая рубаха его была в клочья изодрана и окровавлена; и весь он пропах порохом, дымом и гарью. Курчавая борода свалялась, черные волосы слиплись, упав прядями на загорелый лоб.
Агата слегка коснулась его головы, подумала:
"Добрый казак... Сильный, удалый".
Она все смотрела и смотрела на Болотникова, и ей вдруг невольно захотелось приласкать этого отважного казака, прижать к своей груди. И от этих грешных мыслей она еще больше зарделась.
Любава взглянула на подругу. Глаза Агаты излучали теплоту и нежность.
"Мать-богородица! - охнула она. - Любит Агата этого казака, ой, любит!"
Васюта Шестак, лежавший обок с Болотниковым, неожиданно проснулся и, увидя перед собой синеокую дивчину с темными густыми ресницами, улыбнулся.
- И привидится же такая, - пробормотал он и перевернулся на другой бок.
Любава рассмеялась, и ее звонкий смех окончательно разбудил Шестака. Он поднял голову и удивленно захлопал на Любаву глазами.
- Откуда такая свалилась, любушка?
- Она и есть Любушка, Любавой ее кличут, - сказала Агата.
- Вот те на!.. А меня Васютой.
Сон с Шестака начисто слетел; он во все глаза разглядывал пригожую дивчину и простодушно приговаривал:
- Вот так, Любушка, вот так ангел... Чья ж ты будешь?
- А ничья, - с лукавинкой ответила Любава и потупила очи: уж больно пристально разглядывал ее этот сероглазый казак.
- Так уж и ничья. Хитришь, Любушка. Ужель такую красу казаки не приметили? Да я б тебя давно выкрал, из-под земли достал.
- А вот и не достанешь, - вновь рассмеялась Любава и сбежала со стрельни на землю. - Я в курень, Агатушка! - крикнула она.
- Погоди меня, - оторвалась от Болотникова Агата и пошла к узкой витой лесенке. Но ее придержал Васюта.
- Так чья ж все-таки Любава?
- Аль понравилась? - улыбнулась краешками губ Агата.
- Дюже понравилась. Не таи. Где ее сыскать? - затормошился Васюта.
- А коль дюже понравилась, сам сыщешь. Удачи ратной вам с Иваном.
Агата шагнула было вниз, но вдруг передумала и вновь подошла к спящему Болотникову. Расстегнула застежки зеленого сарафана, сняла с себя маленький золотой нательный крестик на голубой тесьме и продела его через голову Ивана.
- Храни тебя господь, - тихо молвила она и, не смущаясь Васюты и дозорных казаков, склонилась над Иваном и поцеловала в губы.
До полудня было тихо. Орда готовилась к новому штурму. Янычары и крымчаки оттаскивали от стен трупы и кидали их в водяной ров. Такая же участь постигла и тяжелораненых. Так повелели Ахмет-паша и мурза Джанибек.
- Мы заполним ров джигитами и по их телам перейдем водную преграду. Аллах простит нас, он хочет нашей победы, - сказали военачальники.
Казаки плевались.
- Погань и есть погань. Хуже зверей.
- Будто дохлых собак швыряют, нехристи!
- Пальнуть бы по бритым башкам!
Однако по ордынцам не стреляли: берегли дробь, пули, порох, да и не хотелось мешать басурманам убирать трупы.
Сами же раздорцы рыли вдоль стен братскую могилу. Туда положили всех павших казаков. Беглый поп-расстрига Никодим отслужил панихиду.
- Со святыми упокой! - голосисто пропел он и размашисто осенил могилу большим медным крестом.
Казаки склонили головы. Атаман Васильев скорбно и скупо молвил, комкая черную баранью трухменку.
- Вечная вам память, донцы! Вечная слава вам!
- Вечная слава! - хором пронеслось по казачьим рядам.
Атаманы первыми бросили в могилу по три горсти земли и отошли в сторону, уступая место повольнице. Последними к могиле подошли казачки. Запричитали.
Васильев позвал станичных атаманов и раздорских есаулов на совет. Поначалу расспросил каждого, сколько осталось у казаков дроби и зелья, да много ли людей в сотнях, а затем сказал:
- Туго будет, атаманы-молодцы. Ядер и зелья у нас - самую малость. Пушкам и на час не хватит пороху. А без пушек станет худо. Турки вконец закидают нас зажигательными ядрами. Понесем урон великий, да и Раздорам в огне пылать. Как быть, атаманы-молодцы? Как оборону держать?
- Выдюжим, атаман. Нас еще четыре тыщи. Не притупились казачьи сабли! - воскликнул есаул Григорий Солома.
- Не бывать поганым в Раздорах! - поддержал его атаман из Монастырского городка.
- Не бывать-то не бывать, - осторожно начал Федька Берсень. - Но как бы нам войско не ополовинить. Ордынцев - тьма, и прут они свирепо. Тут надо крепко покумекать. На одну саблю уповать - худо.
- Дело гутаришь, - кивнул раздорский писарь Устин Неверков. - Надо нам, братья-атаманы, головой поразмыслить. Ордынец хитер, но и казак не лыком шит.
- Добро, донцы. Давайте покумекаем, - молвил Богдан Васильев.
В курене воцарилась тишина, атаманы призадумались; чуть погодя поднялся с лавки Федька Берсень.
- Надо поболе колодцев нарыть, атаманы. Многие завалены и засыпаны, а вода нам - позарез. На стенах кипятку только давай, да и на пожары уйму воды надобно. А еще скажу, атаманы, землянок надо немедля нарыть. Женки и ребятишки гибнут, пущай под землей сидят. Да и раненых туда поховать.
- Дело, - вновь кивнул Устин Неверков. - Землянок у нас токмо что на раздорцев. Прибылые же казаки по куреням и базам теснятся. Рыть немедля!
- А ты что молвишь, Рязанец? - бросил суровый взгляд на пушкаря Васильев.
Тереха повел глазами по казакам, нахохлился.
- Никак сердце на меня держите, атаманы? Но моей вины нет. Я вам зелья из-за пазухи не достану,
- А где достать?
- Где?.. Зелье надо у янычар добыть.
- Любо, Тереха! - оживился Берсень. - Пошто же мы подкопов нарыли? Сделаем вылазку и добудем. Я сам на то дело пойду.
- Любо! - воскликнули атаманы.
- Любо! - сказал Васильев.
Поднялся молчавший дотоле Болотников.
- Зелье добыть - беду избыть. Но дело то тяжкое. Никто из нас не ведает, где у янычар пороховые возы. Да и ведали бы, к ним не подступились. Янычары не так уж глупы, чтоб оставить зелье без присмотра. Вылазкой ничего не добьемся. Казаков загубим и пороха не возьмем.
- Так что ж, турка будем терпеть? - съязвил Васильев. - Пусть крепость разбивает, войско наше изводит, а мы в норы? Нет, Болотников, не туда гнешь. Без зелья нам не выстоять. Вылазка - единственное спасенье. Пошлем тыщу казаков, но зелье добудем.
- Не добудем, атаман, - уперся Болотников. - Зелье наверняка в самой середке войска. Ни один казак в крепость не вернется. То добрый подарок орде. Аль тебе донцов не жаль?
Васильев насупился, глаза его холодно блеснули.
- Тебе легко гутарить, Болотников. Ты всего-навсего атаман станичный. А мне вот круг поручил Раздоры отстоять. Костьми лечь, но отстоять! И нет у меня иного выхода, как послать во вражий стан казаков. Нет!
- Есть выход, атаман, - спокойно и веско сказал Болотников.
- А ну, гутарь.
- Есть выход, братья-атаманы, - повторил Иван и почему-то глянул на Тереху Рязанца. - Орда сильна пушками, на них-то и уповают враги. И уповают не зря. Еще день-другой - и от Раздор ничего не останется. Янычары готовятся праздновать победу. Но ликовать им не придется. Они переволокли пушки на галеры, и то нам на руку. Устин Неверков верно сказал: и казаки не лыком шиты. Надо собрать оставшийся порох, ночью пробраться к галерам и взорвать их. Лишим орду пушек! А стрелами да ятаганами нас не взять.