Страница 3 из 12
Сейчас воины отдыхали. Рассевшись кругами возле костров, варили в больших медных котлах рисовую похлебку из жеребятины с поджаренным просом, приправленную бараньим салом и кобыльим молоком.
Рядом паслись приземистые, толстоногие и длинногривые ратные кони. Здесь же находились и запасные лошади, навьюченные копченым салом, ячменем, пшеном, с рисом и бурдюками14 с кумысом.
Возле нарядного ханского шатра торчит высокое, украшенное китайской резьбой, бамбуковое древко с черным девятихвостым знаменем. На стяге вышит золотыми нитями свирепый покровитель всех монгольских набегов - бог войны Сульдэ.
У входа в шатер, скрестив копья, стоят два темнолицых тургадура. Неподвижно застыли, словно степные каменные истуканы. За кожаными поясами длинные острые ножи.
Ордынцы знали - тургадуры жестоки. Любого, кто без ханского дозволения приблизится к шатру на десять шагов, поджидала неминуемая гибель. Свистел нож, метко выпущенный из рук тургадура, и дерзнувший воин замертво падал наземь.
Хан хитер, как лисица, и осторожен, как всякий степной хищник. Днем и ночью, не смыкая глаз, охраняет его золотистый шатер триста отборных нукеров15, готовых перерезать горло любому коварному врагу, посягнувшему на ханский престол.
Совершив утреннее моление солнцу и богу Сульдэ, крымский повелитель собрал мурз и военачальников на курлутай16.
Казы-Гирей восседал на походном троне, сверкающем золотом и изумрудами. Положив правую руку на рукоять кривого меча, а левую на подлокотник мягкого трона, хан пытливо вглядывался в каждого входящего, почтительно приветствующего своего повелителя:
- Салям алейкум, великий хан!
Усевшись полукругом на ярких коврах и подобрав под себя ноги, мурзы и военачальники молча ждали ханского слова.
Внутри шатра, на высоких металлических подставках чадили девять светильников, окутывая сизой дымкой парчовой занавеси.
У входа, по углам шатра, и позади трона стояли, скрестив смуглые руки на груди, телохранители, не спуская зорких глаз со знатных гостей. Всякое может случиться по воле аллаха.
Наконец Казы-Гирей повернул свое каменное лицо в сторону ближнего мурзы, мотнул белой чалмой.
- Говори, Бахты.
Приложившись правой рукой ко лбу, мурза произнес:
- О, великий и мудрейший! Благословен твой путь. Мои пять туменов рвутся в бой. И никакая сила не остановит моих верных джигитов. Полки урусов останутся под копытами наших быстрых коней! - воинственно прокричал Бахты-Гирей.
Затем крымский хан обратил свой взор на следующего мурзу. Сафа-Гирей в малиновом чекмене17 и красных сафьяновых сапожках, расшитых жемчужными нитями, был хмур и озабочен.
- Велик аллах и велики помыслы твои, повелитель. Прямо скажу - бой будет труден. Урусы соорудили военный городок, поставили великое множество пушек. В их рати сто пятьдесят тысяч храбрых и сильных воинов.
- Уж не предлагаешь ли ты, бесстрашный мурза, повернуть тумены в Бахчисарай? - язвительно проговорил Казы-Гирей, качнувшись в кресле.
- Правоверные! Сафа поджимает хвост, как трусливая собака. Он гневит бога Сульдэ! - визгливо прокричал Бахты-Гирей.
Коренастый и широкоплечий Сафа вскочил с ковра. К лицу его прилила кровь, в глазах блеснули злые молнии. Выхватив из ножен изогнутый меч, он замахнулся на Бахты.
- Презренный шакал! Тебе ли говорить о моей трусости. Вот этим мечом я разбил в степях ногаев, а ты отсиживался на шелковых подушках в Бахчисарае и забавлялся с наложницами.
Тогда с ковра вскочил, словно ужаленный, Бахты-Гирей. Он тоже выхватил саблю.
- Уймите мурз, мои верные тургадуры, - подал знак телохранителям Казы-Гирей.
Тургадуры метнулись к разгоряченным военачальникам и оттолкнули их друг от друга. Вытащив кинжалы, глянули на повелителя, ожидая нового приказания.
- Садитесь, мурзы. Говори, Сафа, - строго сказал повелитель. Шумно сопя носом, Сафа опустился на ковер и продолжал:
- Я видел много походов, хан. Еще при великом Девлет-Гирее я брал столицу урусов. Это была славная победа. Мы не потеряли ни одного багатура. Урусы укрылись под защиту стен московских. Здесь ждала их погибель. Мы подожгли столицу огненными стрелами. Московиты задохнулись в дыму. Их трупы запрудили Москву-реку. Аллах наказал неверных. Теперь наши тумены вновь подошли к Москве. Но враги стали изворотливей. Сейчас они отошли на три версты от столицы и ожидают нас великой ратью. Я предлагаю не бросать сразу все тумены на урусские полки, а выманить их из укрепленного стана, отрезать от городка и крепости, окружить нашими храбрыми багатурами и разбить строптивых московитян. Таков мой совет. Так завещал нам биться великий и искусный каган Чингиз.
- А что думает мой юный Валди? - после недолгого молчания ткнув пальцем в сторону племянника, спросил хан.
Молодой царевич поднялся с ковра, короткими шажками подбежал к трону и, поцеловав подол парчового чапана повелителя, молвил:
- О, светлейший хан! Столп правоверия и гроза язычников! Твои уста всегда изрекают мудрость. Я сделаю так, как прикажет мне мой повелитель. Мои воины рвутся в бой с русобородыми.
Казы-Гирей ласково кивнул юному военачальнику, а затем обратился к паше18 турецких янычар:
- Скажи мне, славный Резван, о своих помыслах.
Рыжебородый и статный паша в высокой белой чалме и шелковом халате с рубиновыми пуговицами, глянул на притихший диван, тронул себя за золотую серьгу, вдетую в левое ухо и высказал степенно:
- Твой враг - наш враг, почтенный хан. Великий султан Амурах, защитник ислама, повелел наказать мне неверных московитов. Он недоволен дерзкими урусами. Их казаки беспрестанно ходят под Азов, осаждают крепость и берут в полон славных янычар. Донцы на своих разбойных стругах спускаются в Черное море и топят наши корабли. Царь Иван вошел в родственный союз с нечестивыми черкесами и вопреки султанской воле поставил крепость на Тереке, затворив нам торговый путь в Дербент и Шемаху. Персидский шах Аббас посылает теперь своих тайных послов к царю Федору и, уступая урусам Кахетию, ищет союза против великого султана. Не бывать тому! Мои янычары вместе с твоими, почтенный хан, джигитами разобьют московские рати. И тогда мы заставим Федора вернуть Казанское и Астраханское ханство, свести подлых казаков с Дона и разрушить московскую крепость на Тереке. Такова воля аллаха.
Казы-Гирей, внимательно выслушав турецкого пашу, вновь задал ему вопрос:
- Как думаешь нападать на врагов ислама, мой верный Резван?
Паша, посапывая носом, долго молчал, поглаживая пальцами мягкий ковер и наконец обмолвился:
- Сафа-Гирей прав. Надо выманить урусов из укрепленного городка, а затем ударить по ним всем войском.
Крымский повелитель нахмурился. На диване нет единства. Дурной признак. Поднялся с трона и сказал свое слово:
- Правоверные! Я слушал ваши советы. Мои отважные мурзы Бахты и Валди хотят единым ударом смять урусов. А мудрые Сафа и Резван предлагают иной путь. С нами аллах. Он предсказывает нам славную победу над иноверцами. Он говорит мне - веди Казы-Гирей своих воинов на рати русобородых и опрокинь их всеми туменами. Такова воля всевышнего, такова моя воля. И тот, кто посмеет нарушить ее - того покарает аллах и мой острый меч. Вы слышите меня, багатуры?
- Слышим, хан. Мы с тобой, наш несравненный! Мы с тобой, наш повелитель! - хором отозвались военачальники.
- Близится битва. Сейчас всех приглашаю на малый достархан19, а потом на коней. Пусть закипит наша кровь от айрана20 и кумыса! - проговорил хан.
В шатре появились черные рабы-невольники с серебряными кольцами в носах. Накрыли шелковую скатерть посреди ковра, положили на нее серебряные и золотые блюда с жареным мясом молодой кобылицы, с тонкими румяными лепешками на сале и различными сладостями.
Перед ханом, пашой, мурзами и темниками поставили рабы золотые чаши с кумысом, айраном, хорзой21 и красным персидским вином.
Приглашенные на курлутай, дождавшись, когда повелитель первым положит в рот кусок мяса и запьет его кумысом, шумно принялись уничтожать обильное угощение. Чавкая, обтирая жирные пальцы о замшевые сапоги, гости пили пенящийся холодноватый кислый напиток и хмельные красные вина.