Мусульманин

Коля поднялся, и неизвестный крепко обнял вдруг его, прижимая к себе, - и замер так.

- Значит, по новой все начинать, - продолжил неизвестный, глядя в костер. - Только теперь тяжелее будет. Ровно в семь раз. А тебе... Тебе в сто раз тяжелее будет.

Коля смотрел удивленно, не понимая, о чем говорит неизвестный. Тот понял это и усмехнулся:

- А ты и вправду поверил, что ты теперь Абдалла? Нет, брат, Колька Иванов ты, наш, почаще в зеркало на себя смотри. И между прочим, ты сначала крещен был. А первое слово дороже второго. И никуда тебе не деться, все равно в свою веру возвращаться придется! В нашу веру. Не сразу, конечно, не сразу. - Он помолчал, вздохнул. - Ладно, уезжать мне надо, завтра с утра на работу.

Неизвестный повернулся, протянул для прощального пожатия руку, но вдруг опустил.

- Знаешь, что, перекрестись на прощание... - попросил он. - Перекрестись, и я пойду.

- Как? - не понял Коля.

- Ну, как все нормальные люди крестятся. Вот так! - Неизвестный быстро и решительно перекрестился.

- Вы левой рукой, - сказал Коля.

- А, это... - смутился неизвестный. - Я же от рождения левша, когда волнуюсь... Вот! - и так же быстро и решительно перекрестился правой. - Ну? Я понимаю, трудно, но начинать-то надо!

- Я не могу, - тихо сказал Коля.

- Почему?

- Потому что мне нельзя.

- Потому что нет Бога, кроме Аллаха, и Мохаммед пророк его?

- Да.

Неизвестный катнул по скулам желваки, стукнул друг о друга кулаками, резко сел, думая, с силой потирая лоб.

- Хорошо! - выкрикнул он. - Оставался бы в таком случае там - зачем ты сюда приехал?

- Я не знаю.

- Хорошо, почему ты сюда приехал?

- Потому что я слышал голос.

- Голос? И что он тебе сказал?

- Он сказал: "Возвращайся в свой дом".

- Ну! - закричал неизвестный. - И после этого ты...

- Он сказал мне это на фарси, - тихо объяснил Коля. - Я рассказал это дедушке Амриддину, и он стал собирать меня в дорогу.

Неизвестный засмеялся:

- Так, может, ты приехал сюда, чтобы народ в веру свою затягивать?

- Я не знаю, - тихо сказал Коля.

- А я знаю! - закричал неизвестный. - Знаю, что ты сейчас перекрестишься!

Коля помотал головой, виновато улыбаясь.

- Но ты хотя бы просто перекрестись, для меня! Просто, понимаешь?

Он схватил Колину ладонь, с силой свел пальцы в щепоть, но тот вдруг вырвал руку и оттолкнул его.

И мгновенно неизвестный выхватил из-под мышки пистолет и навел в Колину грудь.

- А так? Так - перекрестишься?

Коля попятился, испуганно глядя на оружие.

- Теперь я понимаю, что Леха имел в виду, когда предателем тебя назвал. Ты не только Родину, ты веру нашу предал... Коля Иванов, Коля Иванов... Коля Иванов, родной, я умоляю тебя, я на колени готов стать, только... - заговорил неизвестный со слезами на глазах, наступая и не сводя дула с Колиной груди. Я не хочу убивать тебя, клянусь, но, если ты...

Коля остановился, и неизвестный остановился.

- Если ты...

- Нет...

Из ствола вылетело пламя, и только потом громыхнул выстрел. Пуля отбросила Колю к стволу ветлы, и он вцепился в ее корявую кору. Пуля пробила рубаху и проломила грудную кость, в отверстой груди что-то глубоко и редко вздыхало, успокаиваясь. Ноги отказывались держать его, и он держался руками, обламывая кору и оседая. Он улыбался, глядя прямо перед собой. Оставляя на дереве широкий кровавый след, Коля опустился на колени и ткнулся головой вперед, как делал это в своих мусульманских молитвах, и застыл так, умер.

- Коля-я! - послышался от деревни голос тетки Сони.

Неизвестный оглянулся, побежал к реке и на ходу бросил пистолет в воду.

- Колян! - закричал от деревни Федька.

Туман был непроглядно густым.

Неизвестный вбежал в реку, окунул руки, плеснул пригоршню воды в лицо и побежал прочь вдоль берега. Но, споткнувшись обо что-то, упал, быстро поднялся и остановился...

- Ко-оля-я! - звала тетка Соня.

- Коля-ян! - звал Федька.

- Колю-юня! - звал крестный.

- Абдалла! - звала Верка.

- Абдула! - звали аржановские.

И никого не было видно в этом тумане.

Обхватив голову руками, сидел у погасшего костра неизвестный и, раскачиваясь из стороны в сторону, то ли выл, то ли стонал.

Вязнущие в густом тумане голоса, короткое гулкое эхо, вой неизвестного и шум близкой реки - все это перемешивалось и звучало едино, словно первая молитва Богу, о существовании которого аржановские только теперь и узнали, Богу суровому и милосердному.