Страница 15 из 29
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
где Выжига становится жертвой обыкновенной кочки
Когда дела идут хорошо, что-то должно случиться в самом ближайшем будущем.
Ну-ка, ну-ка, а почему этот холст закрыт покрывалом от взгляда истинного ценителя живописи, ядрена вошь, кто посмел?! Эй, любезный, это ты здесь за картинами присматриваешь? Открой-ка мне вот эту, любопытно, что там намалевано. Ныне у меня кое-что звенит в карманах, авось и куплю...
...Степь. Снова бескрайняя степь. Степь — словно невиданно огромный ковер с причудливыми узорами из зеленых метелок чернобыльника, золотистых головок ковыля да редких голубых чашечек блаватки. Степь — словно бескрайний водный простор, где упруго плещутся под порывами легкого ветра травы высотой в четыре ладони — прямо волны океанийские...
Железная Дорога. Железная Дорога от горизонта до горизонта, прочертившая весь домен от одного Бездонья до другого, сквозь почти безлюдный разгул трав да редкие невысокие холмы между густозаселенным центром храмовника и садами-рощами краевых конов Простор-домена, где тоже кипит жизнь. Бегут стальные лезвия рельсов, ослепительно сверкая в дневном свете Небесного Зерцала, так что аж глазам больно. Но от края до края — некому взглянуть, кроме станционных смотрителей да зевак и будущих седунов, ожидающих прибытия Махины на немногочисленных полустанках вдоль всего Пути... Да еще пасущиеся неподалеку конячие табуны мангов бездумно косят влажными зенками на сверкающую стальную лапшу, а присматривающие за ними семряки мирно спят прямо в седле — чего они в той степи не видали?.. Остальные жители домена заняты своими насущными делами: Богоданные Артефакты, существующие столько же, сколько существует Мир Блуждающих Доменов, Универсум, никого не интересуют. К ним, артефактам, просто привыкают с рождения — так, например, как человек привыкает к собственным рукам...
Артефакты. Богоданные Артефакты, такие, как Станции, Железные Дороги и Махины, предназначенные вечно бегать по этим Дорогам в угоду людям, как опоясавшее каждый домен Бездонье и Раздрай-Мосты, по которым — и только по ним — можно это Бездонье преодолеть, как Световые Храмы шести центральных городов-храмовников, испускающие Лучи живительного Света, и Небесные Зерцала, отражающие и распределяющие этот Свет на каждую из девятимирных Граней Универсума, чтобы не пресеклась большая и малая жизнь, как... Да много чего было оставлено Неведомыми Предками в наследство людям под присмотр неустанного бдительного ока Смотрящего Олдя, Двуликого и Великого...
Лениво дремлющий степной пейзаж вдруг оживляется.
Строфокамил. В поле зрения возникает бешено несущийся строфокамил с упряжным мешком на спине, оберегающим ездока от яростного встречного ветра. Длиннющие голенастые лапы мелькают с такой быстротой, что видно лишь размытую рябь под белооперенным телом птицы кажется, что воздух не успевает сомкнуться, образуя позади куцего хвоста вихрящийся коридор, — так велика скорость. Остроклювая голова строфокамила слегка пригнута к земле и целеустремленно вытянута вперед, взгляд темных выпуклых глаз, без единой мысли, целиком сосредоточен на тесно прижавшейся к железнодорожному полотну грунтовой дороге, используемой редко, в основном для таких вот оказий. Сотню вех в час отмахивает неутомимый бегунок, нет никого быстрее его в этом странном мире...
Ездок. Укрытый с головы до ног упряжным мешком, трясущийся лежа на животе ездок, давно проклявший все на свете от умопомрачительной скачки. Густая вонь собственного пота и пота всех предшественников, прошедших сквозь эту каторгу, пропитавшая темное и тесное чрево мешка, не дает дышать, в лязгающих от толчков зубах зажат кожаный ремень, чтобы сохранить эти самые зубы. Судорожно напряженные руки захлестнуты специальными кожаными петлями. Нет, не спасает упругое седло-лежак от жуткой тряски. Волнами накатывает дурнота, болит избитое тело, усталость жжет мышцы. Но ездок терпит — знал, на что шел, когда выбирал подобное средство передвижения, да и деваться просто некуда... Чего не вытерпишь ради любви. Будь проклят этот песий хвост Скалец, предложивший в недобрый час подобное развлечение...
Бежит строфокамил, торопится. Ужин ждет его лишь по окончании пути, и он это знает, не первый день бегает глупая, но хорошо вымуштрованная птица...
Кочка. Случайная кочка. Обыкновенная кочка, невесть как выжившая на дороге, до сих пор не раскатанная вусмерть колесами проезжих телег, не растерзанная лапами строфокамилов... А может, это просто конячья лепеха, окаменевшая от времени? Сие неведомо.
Лапа строфокамила четко входит в соприкосновение с кочкой...
Роща. Небольшая ивовая роща на берегу полузасохшего долголедного озерка, расположившегося рядом с грунтовой дорогой, по которой безоглядно несется строфокамил. Густо теснятся гибкие побеги, расталкивая друг друга, торопятся к живительной влаге, шелестя зелеными, с серебристой изнанкой листочками. Да только нет уже почти водицы, иссяк кусок годового льда, питавшего озеро долгие жаркие монады, и ива разочарованно никнет возле заболоченной лужи...
Треск. Треск разрываемого мешка, не выдержавшего внезапного рывка тела внутри, короткий растерянный вопль — и человеческая фигурка, словно выпущенный из пращи снаряд, врезается головой в ивовые кусты. Плохой все-таки оказался мешок, соврал смотритель-манг, старый хитрозадый сморчок... Споткнувшийся строфокамил тоже кувыркается через голову, тоже слетает с дороги и шумно зарывается в те же кусты — целиком, чуть дальше своего ездока, перья и листья так и летят во все стороны...
Чудо. То самое чудо, в которое, не принято верить, — оба, и человек, и бегунок, остаются живы. Но ежели пустоголовая птица уже ошалело ворочается в изломанных, измочаленных кустах, пытаясь подняться на упрямо подгибаемых контузией лапах, то ездок лежит неподвижно, очевидно потеряв сознание.
Надолго.
...А-а, теперь понятно, ядрена вошь, почему эта картина спрятана под покрывалом — полная бездарность, по-другому не назовешь. Мазня. Что, любезный? Говоришь, закрыта, потому что уже продана и вот-вот за ней заедут? Большие бабки? Очень большие? Да ладно, не вешай лапшу на уши, я б ее и даром не взял... Гм... Куда это ее потащили? В запасник, не иначе... нет, прямо к выходу — значит, прямиком на свалку, ядрена вошь, там ей самое место! Да нет, вон тарантас у крыльца стоит, шикарный, лаком крытый, так и блестит! Прямо в него и грузят... Да осторожнее, елсы вы рогатые, такую красоту спортите! Заноси край повыше! Да не этот, ядрена вошь, а нижний, да не левый, а правый! От меня правый, бестолочь! Что? Куда это ты меня посылаешь, ядрена вошь?! На самый Край? Еще дальше? К Смотрящему?! А вот я тебя сейчас тростью, да по рыжей наглой морде...