Я - истребитель

Через два часа после артподготовки началась моя работа. Было нетрудно представить, что делалось в траншеях, потому что в эфире я слышал выкрики, ругань, рычание, просьбы и требования прислать штурмовиков, охотников, бомбардировщиков. Надрывались, надсаживались, рвали горло. В ушах стоял грохот грандиозной битвы. В памяти от первого дня наступления остались этот грохот, крики по радио, трескотня пулеметов...

16 января, как обычно в эти дни, я был на своем наблюдательном посту, когда появился незнакомый лейтенант и крикнул, чтобы я спустился. Вскоре в джипе вместе с генералом Захаровым мы выехали во 2-й танковый Тацинский корпус. Начальник штаба полковник Караван представил меня командиру корпуса генералу Бурдейному. "Я полагаю, - сказал Бурдейный, - вы знаете, свое дело. Радиосвязь с первой линии - вот чего от вас ждут. Вопросы?" Я ответил,. что проделал три наступления, но ни разу не был с танкистами. "У вас есть тридцать минут для того, чтобы войти в курс дела, - заметил командир корпуса. - В семнадцать часов танки, не сворачивая и не останавливаясь, пойдут на Кенигсберг. Еще вопросы?"

У меня вопросов не было..."

Так начался рейд танкового корпуса. Севернее тацинцев действовали другие танковые соединения, но то направление было вспомогательным. Танки корпуса не могли широко маневрировать и развивали наступление в очень узкой полосе. Это был пролом, в который вслед за корпусом устремлялись , пехотные части. Со всех сторон - спереди, с флангов, иногда с тыла - немцы обрушивали на корпус удары. Всюду у них было много артиллерии. С авиацией противника, которая пыталась парализовать движение корпуса, боролись наши истребительные полки.

Я непрерывно держал связь со штабом 1-й воздушной армии и штабом дивизии. Так же непрерывно управлял своими гвардейскими штурмовыми полками полковник Прутков. Авиация расчищала танковому корпусу путь вперед. Над головой у нас то и дело разыгрывались сильные воздушные бои. Как выяснилось впоследствии, в январских боях мы перемололи в воздухе большую часть истребителей, которыми противник располагал в Восточной Пруссии. После января таких массовых боев уже не было вплоть до конца войны.

Кроме известных читателю полков во время Восточно-Прусской операции в составе 303-й истребительной авиационной дивизии в боевых действиях участвовал еще один полк - 9-й гвардейский.

...Пройдет много лет. Однажды мой путь проляжет в столицу Белоруссии. От Москвы до Минска всего-то ночь пути.

Одна ночь в теплом, уютном вагоне. Незаметно отошли в прошлое и лязг буферов, и стук колес на стыках рельсов, и резкие толчки, от которых, бывало, падали пассажиры с верхних полок. Движение теперь начинается бесшумно, плавно, за разговором и не заметишь, что поехали. Всего восемь часов пути, но и эти восемь часов тебе сохраняют уют, сохраняют каждую минуту, чтобы ты не думал о дороге, о неудобствах, чтобы самого этого переезда из города в город не ощущал. Будто и нет его. Просыпаешься утром и ты в столице Белоруссии. Мое настроение, с которым я пустился в путь по этой дороге, ввело меня в разлад со временем. Когда-то его маршрут занял три года. Потому и поныне кажется, что он - самый долгий маршрут в моей жизни. Среди дорожных попутчиков мне трудно найти собеседника; большинство из них родились и выросли после войны, в их ощущениях эти километры не оставляют следа. Я же ехал в поисках прошлого...

В центре города отыскиваю теперь уже ничем не выделяющееся здание. Это мой первый, самый надежный ориентир. 23 июня 1941 года с небольшой площадки на крыше этого здания я пытался управлять "чайками" и "ишаками", которые расчищали небо над Минском. Здесь, в этой части города, многое сохранилось от тех лет. Может быть, думалось мне, я найду какие-то документы, которые подтолкнут мою память. За этим и приехал, хотя надежд маловато: документы в ту пору мы должны были составлять сами, но, откровенно говоря, было не до того.

Однако сделал запрос и жду. Сейчас, думаю, вернется вежливый старший лейтенант и сочувственно скажет, что в здешних архивах интересующих меня документов не сохранилось. Так уже бывало, но это вовсе не означает, что я предпринял поездку напрасно. Каждый памятный мне дом, даже новый микрорайон, под которым навечно исчезла некогда окраинная грунтовая площадка - наш боевой аэродром, - и это нужные для меня документы...

Открывается дверь. Вместо старшего лейтенанта я вижу энергичного генерала.

- Алексей? Вот неожиданность! Не знал, что ты здесь.

Дважды Герой Советского Союза летчик-истребитель Алексей Алелюхин в годы войны принадлежал к тому разряду асов, которых гитлеровцы знали поименно. И когда он, в ту пору совсем юный пилот, вел в бой эскадрилью, в эфире раздавалось тревожное; "Ахтунг! Ахтунг! В воздухе - Аль-лье-льюхин! Сколько бы врагов ни было в это время над полем боя, все разговоры в эфире перекрывались тревожным предупреждением: "В воздухе - Аль-лье-льюхин!.."

Видимо, это у всех старых пилотов: когда собираются вместе, вспоминают о воздушных боях. Зная, что у каждого истребителя есть свой памятный бой, в ту нашу встречу, я спросил об этом Алелюхина. И Алексей рассказал мне о боевом вылете в самом начале войны.

Наши войска удерживали одну из днепровских переправ. По ней отходили за реку измотанные в боях части, немцы стремились эту переправу разбомбить. Поэтому полку, в котором тогда служил Алелюхин, в течение нескольких дней ставилась задача прикрывать ее. И вот пришел день, когда на боевое задание из всего полка мог отправиться только Алелюхин с ведомым.

Взлетели. У ведомого забарахлил мотор, и он вынужден был вернуться. Алелюхин пошел один. При этом, рассказывал Алексей, он понимал, что шансы у него ничтожные: бомбардировщики в ту пору ходили большими группами под сильным прикрытием "мессершмиттов". Единственная надежда была на то, что в эти сорок пятьдесят минут, что и были отведены ему на патрулирование, немцы не прилетят. И он полчаса отлетал над переправой спокойно. Даже стал надеяться на свою удачливость - патрулировать оставалось минут восемь. Но они пришли. Девять "юнкерсов" и шесть "мессершмиттов". Чтобы я не подумал, что его смутило количество "мессершмиттов", Алексей ввел существенное пояснение.

- Дело осложнялось тем, - усмехнулся он, - что на моем самолете пушка стреляла только один раз.

- То есть? - удивился я.

- Такая была машина... Очевидно, заводской дефект. Делала выстрел, и ее заклинивало. Иногда можно было надеяться и на повторную очередь. Но чаще всего после первой она отказывала. Механики возились с ней, а причины дефекта не понимали. Да и времени не было разбираться. Так я и летал несколько дней.

..."Юнкерсы" шли плотным строем. Пара Ме-109-впереди. Другая - змейкой над строем, описывая как бы восьмерку: в какой-то точке два "мессершмитта" сходились над Ю-88, потом расходились в стороны и снова сходились. Наконец, замыкающая пара - сзади и чуть выше группы. Алелюхин заметил немцев раньше, пропустил их, пристроился вплотную к задней паре Ме-109 и задумался; что же предпринять? Сбить Ме-109 было нетрудно - Алексей шел следом за ним. Но если после выстрела пушка откажет, то он будет беспомощен, а "юнкерсы" спокойно отбомбятся, задача, следовательно, будет не выполнена. Алелюхин понимал, что бить ему надо только по ведущему Ю-88 и только наверняка.

- И тут мне повезло, - припоминал Алексей. - "Мессершмитты" замыкающей пары заметили, что я у них на хвосте, и шарахнулись в сторону. Центральная пара в это время как раз начала расхождение. Я сверху и нырнул сквозь строй. Дальше все произошло в считанные секунды. Выскочил прямо под брюхо ведущего и всадил ему пушечную очередь в центроплан. Ну, а потом началось...

В общем, дело было сделано: ведущий сбит, строй рассыпался, бомбежка сорвалась.

Алексей Алелюхин был летчиком 9-го гвардейского истребительного авиаполка. За годы войны в 9-м гвардейском полку служили 26 Героев Советского Союза. Четверо летчиков стали дважды Героями - Алексей Васильевич Алелюхин, Амет-Хан Султан, Павел Яковлевич Головачев, Владимир Дмитриевич Лавриненков. Из самолетов, которые были сбиты этими четырьмя летчиками, по нормам военного времени можно было бы сформировать пять полноценных авиаполков.