Я - истребитель

Командир полка пробыл в том полете около часа и приземлился последним Сморчков и Толкачев уже совершили посадку. Им не удалось проникнуть в глубь вражеской территории на такое расстояние, как Пильщикову, однако и они разведали немало характерных примет, говорящих о том, где противник готовится контратаковать.

Командование фронта осталось довольно сведениями, добытыми воздушной разведкой. Командарм Хрюкин объявил разведчикам благодарность.

Чтобы успешно развивать наступление дальше, в глубь Восточной Пруссии, требовалась основательная всестороняя подготовка. Октябрьские бои показали, сколь сложна эта задача. И разведчики 523-го полка продолжали летать над вражеской территорией, ежедневно пробиваясь сквозь заградительный огонь к самым мощным узлам обороны гитлеровцев. В этой чрезвычайно трудной будничной работе происходило своеобразное разделение труда, понятное , только командиру и самим летчикам, ибо все они очень хорошо изучили друг друга и потому знали, кого на какое задание целесообразнее посылать. Фотографирование передних линий вражеской обороны обычно поручалось Ануфриеву, Сычеву, Суслову, Затоне. Эти летчики были хладнокровны при любых обстоятельствах, спокойны, уравновешенны. Когда надо было фотографировать труднодоступные объекты - крупные железнодорожные станции во вражеском тылу, большие аэродромы, - самые лучшие летчики полка ходили на такие задания по одному. И здесь, пожалуй, никто не мог соперничать с Николаем Свитченком.

Удивительно много значит в жизни каждого человека умение найти свое место. И во сто крат больше это значит на войне.

Свитченок был неплохим летчиком-истребителем, но, как говорится, "в ряду со многими". Попав в 523-й полк, этот летчик как будто родился заново: воздушная разведка оказалась его стихией. Здесь от него требовалось в каждом полете куда больше инициативы и изобретательности, чем в его прежней боевой работе по охране бомбардировщиков и штурмовиков. И в 139-м полку Свитченок воевал смело. Но одной смелости, как потом выяснилось, было недостаточно для того, чтобы полностью выявились незаурядные качества этого летчика. Ему нужна была почти неограниченная самостоятельность и инициатива в воздухе, и как только он занялся работой воздушного разведчика, у него ярко выразился свой особый почерк.

Свитченок в воздухе творил. Он был смел и хитер. Его изобретательность проявлялась самым неожиданным образом, и даже многоопытные его товарищи, которые не раз лазили "на рога" смерти, зачастую удивлялись умению этого разведчика проникать в самые труднодоступные районы. Свитченок почти никогда не повторял один прием дважды, умел постигать нюансы каждой отдельной ситуации, обладал поразительным чутьем на вражеские зенитки, которых обычно бывало слишком много вокруг объектов, подлежащих фотосъемке. И так же как Митрофан Ануфриев, Валентин Сычев, Александр Сморчков и другие наиболее сильные разведчики полка, Свитченок иногда вынужден был вести воздушный бой над глубоким тылом противника. В этих боях он добивался победы, добавляя к своей репутации славного разведчика репутацию умелого летчика-истребителя.

Однажды Свитченок отправился фотографировать крупный вражеский аэродром вдвоем с напарником. Ведомым у него был Александр Рыжов. Они подошли к аэродрому на большой высоте, и Рыжов понял, что им не повезло - под ними над аэродромом ходили парами "мессершмитты", а для того чтобы произвести фотосъемку, разведчикам необходимо было снизиться. В такой обстановке даже везучий Свитченок вряд ли смог бы что-либо сделать. Принимать бой с "мессершмиттами" над аэродромом, с которого моментально могут подняться еще несколько пар, - дело заведомо проигранное. Так показалось Рыжову, но тут же, к великому своему удивлению, он увидел, что Свитченок открыл фонарь, высунул руку с ракетницей - и вот две ракеты повисли над аэродромом. Если до поры до времени разведчики еще могли остаться незамеченными, то теперь об этом и говорить не приходилось - Свитченок сделал все, чтобы немцы, сколько бы их ни было на аэродроме и в воздухе, заинтересовались двумя "лавочкиными".

- Ты что, Фомич? Совсем?.. - с изумлением брякнул в эфир Рыжов.

- Так надо! - недовольно отрубил в ответ Свитченок, и Рыжов, спохватившись, замолк.

- Снижаемся, - спокойно передал Свитченок и пошел вниз так, словно все "мессершмитты" были его закадычными друзьями...

Рыжов ожидал чего угодно, но только не того, что произошло. Немцы почему-то не кинулись на них. Свитченок спокойно прошел на нужной высоте, сфотографировал весь аэродром и так же спокойно начал удаляться от аэродрома, постепенно прибавляя газ.

- Теперь не тяни! - бросил он Рыжову, и оба разведчика на максимальной скорости пошли к востоку.

Что в это время происходило на аэродроме, они не видели. Свитченку было ровным счетом наплевать на одураченных врагов - даже если они и кинулись в погоню, то слишком поздно: догнать "лавочкин", идущий со скоростью около шестисот километров в час, уже не могли.

Боевое задание летчики выполнили превосходно.

На фронте установилось затишье. Обе стороны готовились к предстоящим боям, и в начале декабря боевых вылетов у нас было сравнительно немного. Но война как война, и то, что произошло под занавес года, осталось у многих летчиков дивизии в памяти.

Примерно в полдень над полевым аэродромом Значки, где в ту пору базировались 139-й гвардейский полк и разведчики 523-го, четыре "яка" из эскадрильи 139-го полка отрабатывали групповую слетанность. Чуть в стороне с востока на запад на большой высоте шел в это время немецкий разведчик Хе-111. Так же, как и Ю-88, эти тяжелые бомбардировщики противник использовал для ведения разведки глубоких тылов. С земли звено "яков" было наведено на "хейнкель", и началось преследование. Однако догнать Хе-111 было трудно. Где-то в районе Каунаса три "яка" прекратили погоню, казавшуюся бесплодной, и вернулись на аэродром. Но один истребитель упорно продолжал преследование. Не быстро, но все же сокращал он расстояние - с земли было видно, как на большой высоте сближались два самолета. Казалось, еще секунда-другая - и наш истребитель откроет огонь. Многие потом говорили, что будто даже слышали отрывистый стук пушечной очереди. Так или не так это было, утверждать сложно, поскольку оба самолета почти одновременно вошли в облако и в тот же момент по "хейнкелю" ударили с земли зенитки.

Через несколько секунд из облака выпал штопорящий самолет. Сомнений быть не могло - падал "як". То ли в облаках его настигла пущенная наугад очередь стрелка с бомбардировщика, то ли в него угодил снаряд зенитки. Но падал он так, как падает самолет, у которого отбита плоскость.

Упал истребитель под Каунасом, возле деревни Поташане. Летчик из поврежденного самолета не выпрыгнул.

В этой машине был командир эскадрильи Иван Троян...

А 24 декабря во время разведывательного полета был сбит командир 523-го полка К. Пильщиков.

Константин Пильщиков в паре с майором Кривохижем искал немецкие танки. Полет проходил нормально - бывали сложнее.

Как опытный разведчик К. Пильщиков осмотрел весьма обширный район и ничего подозрительного не обнаружил. Однако чутье разведчика заставляло его снова и снова приглядываться внимательно к пустынной местности, покрытой кустарником и пересеченной оврагами. В конце концов он заметил гусеничный след, который уходил в глубокий овраг. Танков в овраге могло и не быть, возможно, находились они в другом районе, а этот след мог оказаться старым. Но когда летчик снизился, то понял - вышел точно. Решив проверить свое предположение, он ударил по оврагу из пушек. Тогда немцы не выдержали: из замаскированных в густых кустах танков они открыли интенсивный ответный огонь, и один снаряд попал в машину Пильщикова.

С боевого задания ведомый командира полка вернулся один...

Командовать 523-м разведывательным стал Иван Заморин.

Прорыв

Накануне решающего наступления в Восточной Пруссии - оно началось 13 января 1945 года - в штабе командующего 3-м Белорусским фронтом генерала армии И. Д. Черняховского состоялось совещание командиров соединений и частей.