Я - истребитель

В то время мы уже много летали. Инструктор Климов, допустив нас к учебе после двух десятков пробных полетов, нами больше не занимался. Работать с группой стал инструктор Николай Домнин. Это уже он выпустил нас летать самостоятельно, и вскоре мы отрабатывали маршрутные полеты "по треугольнику". Хотя местность в радиусе трехсот километров все знали назубок, сдали даже специальный экзамен по ведению ориентировки с помощью карт, все это, как оказалось, еще не гарантировало спокойных маршрутов - в воздухе систему ориентиров приходилось познавать заново.

В самом деле, человек привык ходить по земле. Для летчика-истребителя возможность перемещения в пространстве многократно увеличивается, и к этому надо привыкнуть. Меняется положение тела в пространстве, способ перемещения, одни лишь ориентиры остаются прежними. А ориентиры эти - все та же плоскость, земля, и только точка наблюдения выносится за привычные пределы. Этого, однако, достаточно, чтобы земля поначалу изменилась до неузнаваемости, а тезис о том, что Волга впадает в Каспийское море, уже не казался бесспорной истиной.

Тревожное это время для наставников, незабываемое - для курсантов.

В роте у нас появились свои лидеры. С. Черных, П. Акуленко, П. Путивко, некоторые другие ребята летали так же уверенно, как старшекурсники. Впрочем, и вся наша группа шла ровно. Закончив полеты на У-2, мы принялись осваивать боевой самолет Р-1. Машина эта мне очень понравилась, и незаметно из середняков я стал выбиваться на "призовые" места.

А Р-1 машина была строгая. Своим поведением в воздухе она как бы отвергала все излишества, но при этом оставалась послушной летчику, У нас говорили: кто хорошо освоит Р-1, тот долго будет летать.

Запомнился мне с той поры один контрольный полет в зону. Лететь предстояло с командиром звена Ширяевым. Летчик этот нам нравился своей общительностью, веселым нравом. И вот, помню, занимаем с ним пилотажную зону, набираем там высоту тысяча восемьсот метров, и первые две фигуры - правый и левый штопор выполняю с помощью командира звена. Точнее, он выполняет, а я - дублирую. Машина откручивает четыре-пять витков - и снова набираем высоту.

Но вот слышу команду Ширяева ввести машину в штопор еще раз. Убавляю обороты, теряю скорость и сваливаю самолет в беспорядочное падение. Откручиваем витки. "Четыре, пять, шесть... Однако, кажется, пора и выводить машину, - прикидываю про себя. -Семь, восемь, девять... Почему же Ширяев тянет? Или так надо? Командиру видней!.. - решаю про себя. - Десять, одиннадцать..."

- Ты что же не выводишь? - кричит мне Ширяев. - Скоро начнем ковырять землю!

Об атом я и сам догадываюсь. Но вот почему решил, что выводить машину из штопора будет Ширяев, - на этот вопрос времени отвечать у меня уже не оставалось. На двенадцатом или тринадцатом витке вывожу Р-1 из штопора и делаю это, к слову сказать, очень своевременно...

На земле наш показательный штопор был расценен, как беспрецедентный вызов всем существующим нормам. Объяснять, однако, что мы понадеялись друг на друга, было бессмысленно - это мы поняли сразу. И уж не знаю, что сказал тогда Ширяеву командир отряда, но дидактическое наставление веселого нравом командира звена мне запомнилось надолго...

Наконец мы заканчиваем летную школу. Нас пьянит легкий ветерок уходящего лета. Бредем всей группой по вечерним улицам, и - странное ощущение - кажется, будто город стал тесноват для нас. Над степью, над Волгой густеет сумеречное небо. Теперь оно доступно мне. Может, поэтому и город кажется тесноватым?

Потихоньку, как бы между прочим, дотрагиваюсь до нарукавной эмблемы. Прикосновение мгновенное, но я успеваю ощутить шероховатость крыльев. "Курица"... Эмблема командира военно-воздушных сил.

- Боишься, что улетит? - внимательный Петя Ледяев подмечает мой жест и хохочет.

Я тоже начинаю смеяться: хочется откровенно пощупать и "курицу", и кубики на петлицах, хочется посмотреть на себя со стороны. Но мы удовлетворяемся тем, что нескрываемо счастливо смотрим друг на друга.

Я - истребитель!.. Мы все получили квалификацию летчиков-истребителей. Вся группа. Это - своеобразный рекорд школы;

Зачетные полеты стоили нам немало труда. Любая неточность, небрежность, нерасчетливость-и путь в истребительную авиацию заказан. Чтобы получить квалификацию истребителя, надо было летать едва ли не лучше самих инструкторов. Но все уже позади. Нам выдали командирскую форму, ремни, оружие. Зачитали приказ. Пятеро из нашей группы - Петр Ледяев, Яков Марков, Николай Петрухин, Вениамин Андреев и я - направляются на полугодичные курсы командиров звеньев. Путивко, Штыркин, Черных, Салаутин, Акуленко едут служить в строевые части. Я им завидую: они получат машины и сразу же начнут летать, а мне еще полгода учиться.

Грустно расставаться с друзьями. Кто знает, когда встретимся, где? Никто ничего не знает...

Мы кружим и кружим не городу. Завтра нам отбывать.

Лучший в бригаде

Полгода на курсах командиров звеньев прошли очень быстро. У меня появились новые друзья - летчики-истребители Николай Артемьев, Николай Руденко, Леонид Иванов, Костя Ковтун, Николай Мирошниченко. В петлицах у нас добавилось кубиков - теперь мы стали командирами звеньев. Всем, понятно, не терпится попасть в летные части, и на прощание Мирошниченко произносит тост, суть которого в том, "чтоб нам теперь побольше бы летать и поменьше бы сидеть в учебных классах". К этому пожеланию все мы присоединяемся с великой радостью.

Артемьев, Иванов, Ковтун, Руденко и я получаем назначение в киевскую бригаду, в 109-ю истребительную авиационную эскадрилью.

- Спасибо, удружил...

- Это не я удружил...

- Конечно, не ты. Ты-то здесь при чем? Он сам перелетел через изгородь...

Наш новый командир отряда Павел Рычагов кивает в сторону моего самолета. Вид у самолета оскорбительный для глаз летчика. Вроде бы самой малости не хватает, а вот, поди ж ты, смотреть на него просто невозможно...

И, глянув на машину, Рычагов распаляется с новой силой. Как не понять командира: происшествие грозит отряду потерей первого места в эскадрилье. Но я, честное слово, здесь ни при чем. Был бы винт где-то поблизости - сразу бы это доказал. Однако Павел Рычагов ничего не желает слушать. Когда дело касается репутации отряда, он неукротим. - Ты это Астахову объясняй! - наконец заключает он.

А комбриг Астахов уже приехал - о происшествии доложили.

Как объясняться с Астаховым?.. "Своеобразен наш комбриг - лучшим педагогическим воздействием считает сутки ареста. Мне, исходя из опыта, в сложившейся ситуации надо рассчитывать суток на десять, не меньше...

Во дворе ремонтных мастерских собрались ремонтники, летчики, командир эскадрильи. Тут же и сам комбриг. Начальник мастерских что-то объясняет Астахову, и лицо его меняет оттенки от малинового до серого. Гамма богатая. Я тоже собираюсь докладывать, хочу выразить мысль обстоятельно и по-деловому, но неожиданно для себя говорю коротко:

- Все произошло, товарищ комдив, потому, что в мастерских на самолет поставили гнилой винт. И больше мне сказать совершенно нечего.

- Вы видели, куда упал винт?

- Так точно, видел.

Я указываю направление, в котором улетел чертов винт, и предположительное место его падения.

- Хорошо, - произносит Астахов и обращается к ремонтникам: Потрудитесь-ка, голубчики, доставить винт сюда. Мы подождем...

А случилось с этим винтом вот что.

Приказом по бригаде комбриг Астахов установил порядок облета машин после ремонта. В каждой эскадрилье назначалось несколько летчиков, которым и вменялось в обязанность испытывать самолеты после выхода их из мастерских. Обычно к концу месяца или квартала, когда во дворе ремонтных мастерских накапливалось несколько истребителей, подготовленных к облету, я принимался за работу. Пилотировал, как правило, над аэродромом, авиагородком - над улицей Соломенкой. Местные жители привыкли к рокоту наших моторов, а так как группа летчиков, занимавшихся облетом, была немногочисленна, то вскоре с земли, даже научились различать, кто именно пилотирует - по почерку.