Первомост

- Светляна! - крикнул он, выбегая на дорогу. - Светляна, это я!

И хотя не был похож этот ободранный, черноглазый, чуточку усатый и бородатый уже юноша на того давнишнего Маркерия, который исчез бесследно, забрав у нее на память зеленую ленту, Светляна мгновенно узнала его, узнала его голос, его горящие глаза, она скатилась с коня стремглав, она должна была бы так же быстро, как и Маркерий когда-то, бежать навстречу парню, а он должен был бы торопиться к ней, но как только девушка коснулась ногами земли, так и приковало ее что-то на месте, она встала, беспомощно смотрела, как медленно отходит от нее конь, как, вытягивая мягкие губы, хватает траву на обочине дороги, быть может, она ждала, что Маркерий первым бросится к ней, но он тоже стоял на месте, и только тогда они поняли внезапно, что пора их беззаботного детства безвозвратно ушла в прошлое, что они выросли, что все изменилось и вокруг них и в них самих, хотя они еще и не умели этого заметить, а тем более назвать.

Протянули издалека друг другу руки. Потом тихо сошли с дороги.

Им никто не мешал, и это тоже принадлежало к явлениям непостижимым. Потому что еще вчера валом валил по этой дороге люд, катились возы, ревел скот, плакали дети, торопилось все на мост, на ту сторону, потому что люди почему-то считали, будто Река сдержит насильников, хотя никто еще и не ведал, по какому берегу пойдет Батый на Киев.

А сегодня дорога словно бы вымерла. Никого и ничего. Вот так перекатятся через мост еще те, которые заночевали возле него, а тогда и все. Не нужен он будет больше ни для чего, станет лишним после многих десятков лет верного служения людям, и что тогда? Тогда он должен быть уничтоженным.

Еще одна преграда могла бы встать на пути встречи Маркерия со Светляной. Преграда эта - Немой. Светляна могла обмануть стражу, ей помог туман, помогла смелость, но все это произошло благодаря отсутствию Немого. Потому что он днем и ночью был теперь на мосту. Был бы он дома - не ускользнула бы Светляна незамеченной.

Но уж если случилось такое непредвиденное и если обнаружит Мостовик исчезновение девушки, то, наверное, все сделает для того, чтобы удержать Немого на мосту как можно дольше, дабы не узнал тот про Светляну, потому что не поверит в ее добровольное бегство, а заподозрит в злом намерении Воеводиху или самого Воеводу и тогда успокоить его вряд ли удастся кому-либо.

Тем временем Немой стоял рядом с Мытником на мосту и присматривался к тому, как неуклонно уменьшается толпище, которое еще вчера угрожало смести все на своем пути. Движение замирало, а одновременно вроде бы умирал также и мост, еще вчера охранники проклинали всех нетерпеливых, рвавшихся на мост, слепых и глухих ко всему, кроме своего стремления во что бы то ни стало перебраться на тот берег, а сегодня сторожа готовы были вылавливать людей вокруг и тащить их на мост силком, потому что невмоготу было им созерцать, как становится мост никому и ни для чего не нужным.

Вот тогда и пришла проведать Мытника его жена, а вместе с нею была ее сестра Первица. Жена Мытника держалась заискивающе, пугливо, она догадывалась, что муж будет шуметь на нее, так оно и случилось: как только Мытник увидел свою жену, глаза его налились кровью и он тоненьким жирным голоском закричал ей навстречу, будто хотел оттолкнуть ее, не дать ей и приблизиться:

- Ты почто сюда прибрела?

- Да проведать же тебя и перекусить принесла. Думала, не вырвешься на трапезу...

- Не вырвусь? - еще сильнее налился кровью Мытник от такой откровенной насмешки: почему бы это он не мог отсюда вырваться, ежели движение по мосту уже умирало без надежды на возрождение. - Думала бы ты своей башкой, прежде чем болтать глупости!..

Тут Первица не выдержала такого надругательства над сестрой, выступила наперед Первославы и сердито обратилась к Мытнику:

- Чего кричишь на сестру?

- А не твое дело, - огрызнулся Мытник. - Жена моя - потому и кричу.

- Твоя жена, а моя сестра. За сестру же - вот!

Первица подошла к Мытнику и отвесила ему одну за другой две пощечины, так что он от неожиданности даже попятился назад.

Немой смеялся громко и открыто. Все-таки эта гордая женщина была родной сестрой его Лепетуньи, да и другая женщина, толстая жена Мытника, тоже была сестрой Лепетуньи, он испытывал к ним теплые чувства в своей мрачной душе, ну а уж о решительности Первицы и говорить нечего - это нравилось Немому безмерно.

А Первица, напугав Мытника чуть не до смерти, повернулась к Немому и, не прячась, на виду у охранников и у Мытника, показала ему жестами, чтобы он пришел к ней вечером.

Немой сначала не поверил, не зная, зачем его зовут, но Первица упрямо показывала, что он должен прийти непременно, и он в конце концов махнул рукой в знак согласия.

- Блудница! - мстительно закричал Мытник. - Немого жеребца захотелось? Блудница!

- Не твоего ума дело! - огрызнулась Первица. - У тебя уже все давно жиром заросло, не к тебе же обращаться... Пошли, сестра!

Такой была первая неожиданность для Немого, если не принимать во внимание неожиданности более тяжелой: прекращения движения по мосту.

Он пришел в дом пастуха сторожко, как всегда привык ходить на женский зов, если бы собственными руками не зарыл когда-то в землю мертвую Лепетунью, мог бы предположить, что она воскресла, и появилась снова в Мостище, и зовет его к себе, и возобновится их прежнее, незабываемое и неповторимое, но, хотя он и не верил в невозможное, все равно охотно пошел по первому зову сестры Лепетуньи, втайне надеясь на какую-то большую и важную неожиданность для себя.

И он не ошибся. Потому что застал в хате пастуха в числе других людей, которых, собственно, он и не рассмотрел как следует, дочь свою Светляну и с нею Маркерия, которого узнал сразу же и обрадовался ему, быть может, не меньше, чем если бы появилась перед ним мать Маркерия - дорогая его сердцу Лепетунья.

Немой не спрашивал Светляну, почему она оказалась здесь, это и так было понятно, не поинтересовался, как сумела выбраться с воеводского двора: ведь это теперь не имело никакого значения. Но когда Светляна принялась объяснять ему, зачем его позвали, Немой не поверил.

Светляне помогал Маркерий, хотя он и не владел таким умением передавать Немому намерения людей, привыкших к речи. Тут Немому было легче: он делал вид, что не может взять в толк, чего от него хочет хлопец, - и дело с концом.

Однако Светляна не отставала от отца, она показывала упрямо и настойчиво, что все здесь и вообще чуть ли не все люди в Мостище пришли к выводу, что нужно сжечь мост, уничтожить, превратить его в дым и пепел, дабы не достался он кровожадным насильникам, врагам смертельным и беспощадным.

Сжечь мост? Немой не мог понять. Не мог представить, чтобы мост не существовал. Он жил среди безмолвных вещей, привык, что они надежно укладываются в его восприятии, утверждаются каждый день заново, давая тем самым доказательства существования и ему самому. Первейшей и высочайшей вещью среди всех других был мост, для Немого он был словно бы отражение его собственного существования, его жизнью, залогом его бессмертия. Как же допустить, чтобы мост исчез, чтобы его не было?

Немой глухо замычал от ярости и отчаяния, бросился, чтобы схватить Светляну, забрать ее отсюда, вырвать от этих безумных людей с их зловещими намерениями, однако Маркерий был ловчее Немого, он заслонил девушку собой, сверкнул его страшный топор перед самым лицом Немого, и тот отступил бессильно, отступил, быть может, впервые в жизни, впервые нашелся человек, превосходивший его ловкостью и смелостью. Правда, при других обстоятельствах Немой не испугался бы и оружия, но теперь он должен был печься не столько о собственной жизни, сколько о мосте. Он должен был спасать мост от этих ошалевших людей.

Быть может, и от собственной дочери, поскольку она с ними заодно. Спасать во что бы то ни стало и любой ценой!

Он выскочил из дома и побежал к воеводскому двору.