Страница 15 из 94
В эти дни городищенцы забыли, как отдыхают. Даже ребятишкам некогда было поплескаться в реке. Сбегают, проплывут разок - да обратно. А без купанья не выдержишь - жарко, платье прилипает, сенинки, забившись за ворот, колются и щекочут.
Ребят часто посылали уминать стог. Стог сначала низкий, широкий, а потом он делается все уже, все выше... Становится опасно - того и гляди, сорвешься. А когда кто-нибудь - и чаще всего Женька - срывался и летел со стога вверх ногами, то и луг и лес гремели от смеха.
А Трофим по-прежнему один оставался в деревне. Он купался в пруду, выходил иногда на скошенную усадьбу, где Федя пас коз, сидел с ним на бугорке. Бегал на ближнюю стройку - строились Звонковы, Ромашкина семья. Бегал он туда за чурками для игры, за стружками на растопку. Иногда успевал поссориться или даже подраться с маленькой Анютой, которая все хвасталась, что у нее уже настоящий дом есть, а Трофим так и будет всегда жить в соломе.
Далеко от дома Трофим никогда не убегал. Чуть отец позовет его, а уж он тут, уж он слышит и бежит к нему.
Но случился и с Трофимом грех. Убежал он от отца да и забыл о нем до самого вечера.
Это было в полдень. Тихо и безлюдно было в деревне. Даже топоры не стучали - плотники отдыхали в жаркие часы. Плотно лежала пыль на дороге, неподвижно дремали старые березы. Отец уснул в холодке, свесив на руки свою поседевшую голову, а Трофим, разморенный жарой, сидел у пруда, болтал ногами в воде и смотрел, как от его ног бросаются врассыпную круглые черные головастики.
"А что, рыбы головастиков берут или нет? - лениво думал он. Наверно, берут. Только как его на крючок наткнуть? Наткнешь, а он, пожалуй, лопнет..."
И вдруг в этой жаркой неподвижной тишине Трофиму послышалось, что где-то промычала корова.
"Что это? - насторожился Трофим. - Откуда-то корова забрела..."
Он прислушался. Но в деревне по-прежнему лежала глубокая тишина. Только жужжал шмель да невидимый жаворонок пел в небе.
"Показалось!" - решил Трофим. И снова начал приглядываться к головастикам: "Вишь, как они тепло любят, так и жмутся к берегу, где сильнее греет. Большие стали, вон и лапочки чуть-чуть показываются".
Тут опять промычала корова, но уже громко, отчетливо, протяжно. А вот и еще одна!.. Трофим встал, оглянулся. Улицу было не видно за шалашом, но Трофим ясно услышал какой-то шум, шелест травы, мягкий топот копыт по заросшей дороге. Трофим выбежал на улицу - и увидел, что в деревню входит стадо.
Впереди шла, покачивая головой, черная корова - рога ухватом, на ребрах клоки бурой, невылинявшей шерсти. За ней, теснясь и толкаясь боками, медленно и тяжело шли коровы и телки - желтые, пестрые, темно-рыжие... Безрогая телочка в белых чулках, пожелтевших и запачканных, все оглядывалась по сторонам, отставала, а потом, словно пугаясь, забивалась в самую середину стада... И вместе с пылью, поднятой копытами, вместе с ревом и мычаньем поплыл над деревней теплый коровий запах...
Трофим не сразу сообразил, чьи это такие исхудалые и запыленные коровы вошли в деревню, и замычали, и заревели на все голоса.
- Дом почуяли, - сказал какой-то мужик, почерневший от загара и заросший бородой. Он шел мимо Трофима, рубаха его была шибко потрепана, одежонка перекинута через плечо, а через другое плечо и через грудь был намотан у него длинный кнут.
"Пастух... - догадался Трофим. - Чей это?"
Но тут перед шалашом остановилась рыжая с белой головой корова и промычала нежно, негромко и каким-то очень знакомым голосом.
- Рыжонка! - вдруг закричал Трофим. - Ой, наша Рыжонка пришла! Наше стадо пришло!
И, не помня себя, Трофим помчался на луг, где бабы ворошили сено.
Он бежал по лугу и кричал:
- Дядя Ефим стадо пригнал! Коровы домой пришли! Наши коровы домой пришли!..
Побросав грабли, бабы сбежались к Трофиму. Все они были красные от загара, осунувшиеся от усталости, но оживленные, обрадованные, с заблестевшими глазами.
Нетерпеливые вопросы со всех сторон посыпались на Трофима:
- Сынок, а моя черная пришла?
- Все пришли или немного?
- А мою комолую не видел, пеструю, безрогую такую?
- А симменталки наши вернулись?
- А телочка там белоногая не бежала?
- А Буян пришел?
Трофим ничего не мог сказать. Он не разглядывал коров. Он и дядю Ефима-то не узнал - такой он стал черный да бородатый.
Молоденькая доярка Паня, Федина сестра, всплескивала руками и все повторяла:
- А я слышу - вроде коровы ревут! Ой, батюшки! Я слышу - вроде коровы! Да так сама себе не верю! Посмотреть бы, моих пригнал или нет!
А подруга ее, Шурка Донцова, дергала за рукав тетю Настасью:
- Пусти сбегать, а? Пусти сбегать!
Трофим оглядывался кругом, отыскивая мать.
- Она в лесу сено стогует, - сказала ему тетка Федосья. - Не бегай, это далеко, в Сече!
Но Трофим знал дорогу в Сечу. Да и как это он не побежит к матери и не скажет ей, что белоголовая Рыжонка домой пришла, что она остановилась возле шалаша и замычала - свое место почуяла, а что дядю Ефима он не узнал, думал: чей это мужик оборванный, обтрепанный да почернелый такой идет по деревне?
Трофим бежал по лесной тропочке, мимо скошенных и убранных полянок. Эти полянки были словно светлые зеленые горенки, окруженные молодым ельником, березками и высокими пушистыми цветами таволги, от которой пахнет медом.
Еще издали услышал Трофим голоса ребят. Что-то кричали, спорили. А потом вдруг засмеялись все сразу, да так дружно, что и Трофима смех пробрал. Он прибавил ходу и выскочил на широкую, затопленную солнцем поляну.
В зеленой тени, под большими елками, на высоком стогу гнездились двое - Ромашка и Стенька; они, видно, укладывали стог, вершили его. А внизу, под стогом, барахтались Женька и Козлик. Смех одолевал их, и они не могли встать. Груня и Раиса стояли, подпираясь граблями, и тоже смеялись.
- Он хотел Козлика спихнуть! - кричала сверху Стенька. - Он хотел Козлика!.. А сам оступился! Ногами по воздуху, как мельница, завертел!..
Женька встал, отряхнулся и увидел Трофима:
- Вот и Белый Гриб пришел!
- Ты зачем пришел? - крикнула Стенька. - А дома кто?
- Стадо пригнали, - сказал Трофим.
Сразу забыли и про Женьку и про Козлика. Стадо пригнали! Коровы домой пришли!