Страница 37 из 96
- Слушаю, - недовольно сказал он в трубку, уверенный, что звонит субподрядчик, еще до его отъезда в отпуск повадившийся изводить его звонками по самым ничтожным поводам. То у него лопалась какая-нибудь труба, то в очередной партии панелей обнаруживался брак, то ломался бульдозер - новенький, черт бы его побрал, с иголочки, мощнейший и надежнейший японский "камацу"... Бекешин десять раз объяснял ему, что он не сантехник и не автослесарь, что занимается он совсем другими вопросами - например, решает, с кем из субподрядчиков стоит сотрудничать, а кого следует гнать пинком в известное место, - но проклятому недотыкомке все было как с гуся вода: он благодарил, извинялся, а на следующий день звонил опять, чтобы сообщить о возникших трениях с экологической полицией. Причем время для звонков выбирал, как нарочно, самое неудобное. Однажды он позвонил ночью и сообщил, что неизвестные злоумышленники взломали инструментальную кладовую на строящемся объекте и унесли два электрорубанка, отбойный молоток и пневматический пистолет для забивания дюбелей в бетонные стены. Бекешин, у которого в тот момент гостила женщина и который как раз возился с мудреной застежкой ее бюстгальтера, извинившись перед дамой, покрыл субподрядчика семиэтажным матом, чем привел свою гостью в благоговейный восторг. С тех пор этот идиот не звонил до самого отъезда Бекешина, и вот теперь, похоже, все начиналось с начала. "Гнать, подумал Бекешин. - Плевать, что берет недорого и строит на уровне мировых стандартов. Гнать взашей, чтобы духу его не было на пушечный выстрел от меня и моей фирмы..."
Впрочем, звонил вовсе не субподрядчик, а Андрей Михайлович. Услышав знакомый голос, Бекешин быстро вспомнил, какое нынче число, и понял, что этого звонка следовало ожидать: настало время вплотную заняться всеми этими проводами, опорами и трансформаторами. В основном, конечно, проводами, поскольку спрос на цветные металлы падать пока не собирался, а где спрос, там, как известно, и предложение-Андрей Михайлович в свойственной ему дружеской и одновременно покровительственной манере осведомился, как Жорик провел отпуск, выразил надежду, что теперь тот полон сил и желания работать, и намекнул, что было бы недурно встретиться по интересующему их обоих делу. Георгий понял, что его мясо по-бургундски сегодня придется есть кому-то другому, и выразил свою готовность встретиться со старшим партнером в удобное для него время в любом названном им месте.
Встреча была назначена в ресторане гостиницы "Украина". По мнению Бекешина, это была чертова дыра - слишком большая, слишком старая, многолюдная и напрочь лишенная не только шика, но и какого бы то ни было уюта. У Андрея Михайловича, однако, были свои понятия о красоте, уюте и шике, сформировавшиеся, судя по всему, еще в те времена, когда по берегам Москвы-реки прогуливались динозавры. Перевоспитывать его было уже поздно, а спорить, во-первых, не совсем удобно, а во-вторых, попросту лень. В конце концов, встретятся они вовсе не для того, чтобы слиться в гастрономическом экстазе...
Разумеется, припарковаться возле "Украины" оказалось практически невозможно. "Трах-тарарах, - бормотал Бекешин, высматривая свободный пятачок асфальта в сплошном ряду стоявших у обочины машин, - сколько в этом городе бездомных и голодающих!"
Он увидел плоский черный багажник, далеко выступавший из ряда припаркованных машин, и узнал его с первого взгляда. Перед гостиницей стоял правительственный "ЗИЛ" образца середины восьмидесятых. Смотреть на номерной знак не было нужды: в Москве осталось не так уж много этих древних монстров, и на одном из них ездил Андрей Михайлович. Бекешин по этому поводу не раз думал, что старик купил эту машину неспроста: в свое время он, по всей видимости, просто не успел дослужиться до персонального лимузина и вот теперь наверстывал упущенное, причем приобрел не какой-нибудь "кадиллак" или "крайслер", а именно "ЗИЛ", по которому сох всю свою сознательную жизнь...
Андрей Михайлович уже сидел за столиком и даже успел, оказывается, сделать заказ. Бекешин издалека разглядел стоявшие на столе блюда и незаметно поморщился: старик был в своем репертуаре. Столичный салат - две порции, котлеты по-киевски - опять же две порции и, конечно же, графинчик водки. "Черт возьми, - подумал Бекешин. - Опять придется жрать это дерьмо. Как на Седьмое ноября, честное слово... В следующий раз в лепешку расшибусь, а приеду раньше его. Он у меня будет жрать лягушачьи лапки и улыбаться, старый кнур..."
Заметив его, Андрей Михайлович улыбнулся краешками губ и тут же подчеркнуто посмотрел на часы. Георгий издали развел руками, одновременно отвесив шутовской полупоклон.
- Виноват, виноват, - нараспев проговорил он, подсаживаясь к столику. Проклятые пробки, по городу положительно невозможно передвигаться... Да пока припарковался... Вы ведь пол-улицы заняли своим бронепоездом, так что не обессудьте. Ммм, какая прелесть! - восторженно воскликнул он, озирая заставленный тарелками стол и плотоядно потирая ладони.
- Налегай, - с улыбкой сказал Андрей Михайлович, - Твой организм нуждается в усиленном питании. А здесь единственное место в городе, где можно поесть по-человечески.
Бекешин замаскировал почтительной улыбкой рвотный позыв и наполнил рюмки сначала Андрея Михайловича, потом свою.
- Пробки, - задумчиво продолжал Андрей Михайлович. - Пробки, загазованность, проблемы с парковкой, бандиты, демократы, люмпены... Ты заметил, что в Москве постепенно становится невозможно жить? Работать, делать деньги - да. А жить невозможно.
Бекешин вежливо и неопределенно подвигал бровями и разрезал котлету, привычно стараясь уберечь манжеты от брызнувшего из нее масла.
Андрей Михайлович хлопнул рюмочку водки. Глаза у него замаслились, голос сделался низким и бархатным.
- Настало время поработать, Жорик, - заявил он. - Тем более что ты, как я понял, хорошо отдохнул и просто рвешься в бой.
Бекешин снова промолчал, ограничившись неопределенной гримаской и сделав вид, что увлечен салатом. Он был согласен работать на старого упыря, но танцевать вокруг него не собирался, хотя и видел, что его поведение порой коробит Андрея Михайловича.