Страница 87 из 103
- Вытри, Рыжий, - негромко сказал Аверкин, затягиваясь сигаретой. - Не нужны вам сейчас особые приметы. Кто-нибудь посмотрит на твое художество, улыбнется, и в памяти у него останется зарубочка: проезжал, дескать, мимо зеленый "черкан" - грязный, и ребятишки на корме голую бабу намалевали... Да еще, не дай бог, номер запомнит. Зачем это надо? Кстати, - спохватившись, повернулся он к Серому, - ты номера сменил?
- А то! - гордо произнес Серый. - Как-никак, на дно ложимся.
Аверкин одобрительно кивнул, но все-таки посмотрел на задний номерной знак джипа. Номер был, если ему не изменяла память, иркутский; документы, лежавшие у Серого в бумажнике, надо полагать, соответствовали этому номеру. "Нормально, - подумал Саныч, усиленно дымя сигаретой. - Сибирь - это как раз то, что надо. Там сейчас идет активный передел собственности, и концы оттуда тянутся в Москву и еще дальше - такие концы, что потянуть за них ни одна сволочь не рискнет. Да и то сказать: дернешь за веревочку в Иркутске или Хабаровске, а повалится кто-то в Москве, в правительстве... Вот и получается, что приехали братки из далекой Сибири в столицу решать какие-то свои вопросы, да что-то у них не срослось - завернули их обратно, да не просто завернули, а..."
"...А надо ли? - усомнился Саныч, наблюдая за тем, как Рыжий, открыв заднюю дверь "черкана", роется в багажнике в поисках тряпки. При этом он дважды переставил с места на место новенькую алюминиевую канистру с бензином, и оба раза Аверкин вздрагивал - разумеется, незаметно для постороннего глаза, внутри собственной кожи, но вздрагивал. - Надо ли брать так круто? Все-таки ребята свои, почти родные... Да нет, - решил он, - надо. Сантименты хороши в мирное время, а у нас теперь война. Черт, как же это вышло, что я помимо собственной воли оказался втянутым в войну на полное взаимное уничтожение? Чтоб он сдох, этот Ремизов!"
Рыжий поставил на место канистру, кое-как затер свое художество куском промасленной ветоши, бросил тряпку в багажник и с лязгом захлопнул дверь. Теперь вместо рисунка и надписи на корме джипа свежо зеленела неровная полоса блестящей краски, резко контрастировавшая с окружавшей ее грязью.
- Можем ехать, Саныч, - сообщил Серый.
Аверкин растер окурок ботинком, задрал ногу, осмотрел подошву - не прилип ли бычок, вздохнул и хлопнул Серого по плечу.
- Аккуратнее там, - сказал он. - Стволов при вас точно нет?
- Да нет, нет, - ответил Серый. - Что это ты сегодня прямо не в себе? Суетишься чего-то, квохчешь, как наседка...
- А что, заметно?
- А ты думал!
- Беспокойно мне как-то, - искренне признался Аверкин. - Как-то мне не по себе...
- Оно и видно, - сказал Серый. - Стареешь, командир? Шутка, шутка! Ты не беспокойся, мы, как прибудем на место, сразу тебе позвоним.
"Туда еще телефон не провели, откуда ты звонить собрался", - подумал Аверкин, но вслух, разумеется, сказал совсем другое.
- Звонить не надо, - сказал он. - Этот Инкассатор - темная лошадка. Я до сих пор не знаю, на кого он работает и какими техническими возможностями располагает. Поэтому звонить можете только в самом крайнем случае, но и тогда представляться не надо - береженого Бог бережет.
- Бога нет! - весело заявил неугомонный Рыжий, стоя одной ногой на подножке джипа. Закатное солнце превращало его медные кудри в огненный нимб, а лица против света не было видно - только по голосу чувствовалось, что Рыжий улыбается. Все ему было трын-трава, и в плохом настроении он мог оставаться не более пятнадцати минут подряд.
- Знаешь, я в последнее время начал в этом сомневаться, - сообщил ему Аверкин. Он снова вынул из кармана сине-белую пачку "Голуа", повертел ее в пальцах, но передумал курить и убрал сигареты обратно в карман. - Откуда нам знать, что там, за чертой? Оттуда ведь еще никто не возвращался.
- Саныч, если что, я тебе обязательно дам знать, - смеясь, пообещал Рыжий. - Отпрошусь у тамошнего начальства, смотаюсь к тебе на часок и все подробно доложу, как там и что.
- Трепло ты рыжее, - сказал Аверкин. - Ну, давайте, давайте. Долгие проводы - лишние слезы.
У него возникло желание пожать им на прощание руки и, может быть, даже обнять, но он поймал на себе испытующий взгляд Серого и не стал этого делать. Серый был чересчур умен для роли, отведенной ему в этом спектакле, он и без того уже насторожился, так что не стоило, пожалуй, нарушать при нем раз и навсегда установившийся порядок.
Солнце уже коснулось нижним краем черных макушек леса, и тень деревьев, накрыв поле, дотянулась наконец до дороги. Огненные блики на капоте "Хаммера" погасли, и "Чероки" Серого снова сделался не огненно-бронзовым, а просто грязным и потрепанным - таким, каким он был на самом деле. Кивнув Аверкину на прощание, Серый сел за руль, завел двигатель и включил габаритные огни. Саныч увидел, как внутри салона мягко и уютно засветилась приборная панель; потом Серый с лязгом захлопнул дверь, "черкан" коротко прошуршал покрышками по гравию обочины, выбрался на асфальт, рыкнул, и вскоре красные точки его задних фонарей затерялись вдалеке.
Аверкин подошел к своей машине и сел за руль. Двигатель все еще продолжал работать, потихонечку превращая дорогой бензин в вонючий дымок; в салоне "Хаммера" приятно пахло натуральной кожей, табаком и одеколоном.
Саныч посмотрел на светящийся дисплей вмонтированных в приборную панель часов, сверил их с наручным хронометром и перевел автомобильные часы на минуту вперед - в них был какой-то дефект, и они все время норовили отстать, а бывший майор спецназа во всем любил точность.
Точность, да... До назначенного времени оставалось чуть меньше часа, но это была такая встреча, на которую не следовало торопиться. На эту встречу можно и должно было немного опоздать, зато ни в коем случае нельзя было являться раньше времени - мало ли что...
Он захлопнул дверцу, вынул из кармана сигареты, одну сунул в зубы, а пачку с криво надорванным клапаном небрежно бросил на панель. Огонек зажигалки отразился в ветровом стекле вместе с его подсвеченным трепещущими оранжевыми бликами лицом, и Аверкин понял, что на улице совсем стемнело. Тогда он включил фары, дал газ, резко развернул машину посреди шоссе и погнал ее в город.